В 1875 году Блаватская стала соучредительницей Теософского общества, а в 1888 году опубликовала свой главный труд: «Тайная доктрина. Синтез науки, религии и философии». Умерла она в Лондоне 8 мая 1891 года от осложнений, вызванных гриппом.

Существуют две версии ее последних слов – говоря условно, житейская и кармическая. Первая основывается на дневниковой заметке Лауры Купер «Как она покинула нас» в теософском журнале «Люцифер».

6 мая, сообщает Лаура Купер, здоровье больной резко ухудшилось. Тем не менее на другой день в 5 часов вечера доктор Меннел, лечивший Блаватскую, застал ее сидящей в кресле. Он похвалил ее мужество; Блаватская ответила:

– Доктор, я делаю все, что в моих силах.

Больше она уже не могла говорить.

Кармическая версия появилась три года спустя в теософском журнале «Путь». Вместе с Лаурой Купер при больной находилась ее сестра Изабель Купер-Оукли, английская соратница Блаватской. Именно ей (как уверяла сама Изабель) Блаватская, умирая, передала свой последний завет:

– Изабель, Изабель, не позволяй оборваться связи; не допусти, чтобы мое последнее воплощение не удалось.

Эта версия официально принята Теософским обществом. Нужно сказать, что толкование этого завета, особенно второй его части, – задача нелегкая даже для теософов, а для нас и подавно.

Блейк был мистиком и фантастом в стихах и гравюрах, еретиком в богословии, творцом новой, невиданной мифологии.

В конце жизни он уже не вставал, однако продолжал работать, сидя в постели. Ухаживала за ним его жена Кэтрин, с которой он не разлучался 45 лет. Блейк научил ее не только писать и читать, но и навыкам гравировального дела.

За три дня до смерти Блейк раскрашивал акварельными красками копию своей гравюры «Ветхий днями» (одно из имен Бога в Ветхом Завете). Копию заказал его молодой друг, художник Фредерик Тейтем, за плату в три с половиной гинеи – очень большие деньги для Блейка.

Закончив работу, он отодвинул лист на расстояние вытянутой руки, посмотрел и отбросил в сторону, торжествующе воскликнув: «Ну что же, готово! Лучше уже не сделаешь». Тут он посмотрел на жену и сказал ей:

– Не двигайся, Кэйт! Сохрани эту позу – я буду рисовать твой портрет, потому что ты всегда была моим ангелом.

Кэтрин послушалась, и портрет оказался прекрасен. (Этот портрет приобрел Тейтем, однако он не сохранился.)

Блейк умер 12 августа 1827 года без видимых страданий: жена даже не заметила, когда он перестал дышать. Художник Джордж Ричмонд в письме, написанном три дня спустя, приводит слова умирающего:

– Я отправляюсь в страну, которую мечтал увидеть всю жизнь.

Он пишет также, что Блейк, умирая, «называл себя счастливым, уповая на спасение через Иисуса Христа. Перед самой кончиной лицо его просветлело. Его глаза сияли, и он, словно одержимый, стал петь обо всем, что видит в раю».

13 февраля 1921 года Блок выступил с речью «О назначении поэта». Он говорил, что Пушкина «убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха», и что «поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл». 18 июня он сделал одну из последних записей в дневнике: «Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди».

Жена поэта Любовь Дмитриевна, услышав шум в комнате Блока, застала его, разбивающего кочергой бюст Аполлона. Он спокойным голосом объяснил: «А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа».

Андрей Белый со слов матери Блока рассказывает, что в забытьи Блок вдруг сказал: «А у нас в доме “столько-то” (не помню цифры) социалистических книг; их – сжечь, сжечь!»

По воспоминаниям Георгия Иванова, Блок в бреду говорил: все ли экземпляры поэмы «Двенадцать» уничтожены? «Люба, хорошенько поищи, и сожги, все сожги». Вспомнив об экземпляре, посланном Брюсову, Блок требовал везти себя в Москву: «Я заставлю его отдать, я убью его…»

1 августа Блок сказал издателю Самуилу Алянскому: «…Болей у меня сейчас нет, вот только, знаете, слышать совсем перестал, будто громадная стена выросла. Я ничего уже не слышу».

А когда Алянский собрался уходить, добавил:

– Простите меня, милый Самуил Миронович, я очень устал.

Это последние записанные слова Блока. 7 августа поэт умер.

В молодости Блуа был ярым врагом католицизма, но потом превратился в столь же ярого поборника католической веры. После смерти Виктора Гюго, которого Блуа считал атеистом, он назвал покойника маразматиком, скрягой и лицемером. Подобные выходки рассорили его чуть ли не со всеми ведущими писателями Франции и сильно подпортили его литературную репутацию.

Тем не менее Хорхе Луис Борхес в предисловии к своему знаменитому сборнику «Вымыслы» включил Блуа в число семи авторов, чьи произведения он не устает перечитывать.

В наследии Блуа центральное место занимает его восьмитомный дневник. Последняя запись сделана 20 октября 1917 года. Далее помещен рассказ Жанны Блуа, жены писателя, о его последних днях:

«Страх смерти был неведом ему, и когда однажды, во время его болезни, я спросила его, что он чувствует перед лицом этого грозного события, он ответил:

– Огромное любопытство».

На исходе последней страдальческой ночи Блуа повторил свои собственные слова из предисловия к книге «Во тьме»:

– Я один знаю, какую силу дал мне Господь для борьбы!

Он скончался 3 ноября 1917 года, после соборования.

В 1809 году Наполеон развелся с Жозефиной, чтобы жениться на австрийской принцессе Марии-Луизе. Жозефине оставили титул императрицы и Мальмезонский дворец под Парижем.

Здесь в апреле 1814 года она принимала победителей Наполеона, в том числе русского императора. Она снова стала первой дамой Франции, но только на месяц.

Уже 10 мая появились первые признаки болезни. Тем не менее 14-го Жозефина приняла Александра I в Сан-Лё, имении ее дочери. 25 мая Александр навестил уже умирающую императрицу, а утром 29-го она скончалась от пневмонии.

В следующем году вышла в свет брошюра «Жизнь и смерть императрицы Жозефины». Здесь говорилось, что перед смертью Жозефина будто бы произнесла:

– Я вытерла много слез и не заставила пролить ни одной.

В 1828 году в мемуарах Жоржетты Дюкре появились другие слова, едва ли более достоверные:

– По крайней мере, когда я умру, обо мне будут сожалеть; я всегда желала счастья Франции; я сделала для него все, что могла; и я могу с уверенностью сказать всем вам, кто присутствует при моих последних часах, что первая жена Наполеона не проронила ни слезинки.

Еще одна версия слов Жозефины появилась в английской печати полвека спустя после ее смерти:

– Бонапарт! Эльба! Мария-Луиза!

Ныне она наиболее популярна.

Богарт начинал как театральный актер, но экономический крах 1929 года заставил его пойти в кино. Вершиной его кинокарьеры стали «Мальтийский сокол» (1941) и «Касабланка» (1942).

Богарт был четырежды женат. Его последняя жена Лорин Бейколл как-то заметила: «Он плакал на всех своих свадьбах – и не напрасно». Однако последний его брак оказался счастливым. На киноэкране Богарт и Бейколл стали одним из легендарных голливудских дуэтов.