— Эй, потише! — крикнул ему отец. — Попридержи пока лошадь!

Услышав его, Брэд перешёл на рысь.

Все остальные уже разворачивали лошадей, проклиная коварство индейцев и кипя желанием встретиться с ними и показать, что жители Техаса тоже умеют постоять за себя.

Чарли Мак-Корри закричал:

— Подождите! Куда мы поскачем в первую очередь? На ранчо Аарона Мэтисона или на ранчо Генри Эдвардса? Ведь между ними расстояние в двадцать миль!

— Ранчо Аарона ближе всего, — процедил сквозь зубы старый Мозес Харпер. — Сначала поскачем туда, посмотрим, как там обстоят дела. Если там всё спокойно, тут же помчимся на ранчо Генри Эдвардса.

Мартину Паули было страшно представить себе то, что они могли увидеть, если бы добрались до дома. И одновременно его снедало беспокойство за Лори Мэтисон. Его сердце разрывалось от тревоги и за свой дом, и за дом Аарона Мэтисона, и он был бы счастлив, если бы смог сразу оказаться в двух этих местах одновременно. Ему не терпелось сорваться с места и поскакать вслед за остальными, однако, глядя на дядю Эймоса, он заставил себя не спешить. Подражая Эймосу, он спрыгнул с лошади, расседлал её и вдоволь накормил. Мартин понимал, что даже если они и потеряют на этом некоторое время, то в конце концов всё равно доберутся до цели гораздо быстрее.

Когда Мартин с Эймосом наконец тронулись в путь и перевалили через верхушку холма, они увидели всех остальных всадников, далеко растянувшихся на просторах прерии. Аарон Мэтисон, отделившись от других, направился прямиком к своему дому. Другие скакали разным аллюром, в зависимости от того, насколько сильны и резвы были их лошади.

Эймос пришпорил лошадь и понёсся вперёд. Он уже решил про себя, что ему придётся загнать лошадь насмерть, чтобы успеть добраться до дома. И увидеть то, что случилось там.

Генри Эдвардс стоял перед окном, которое было наглухо закрыто ставнями, и рассматривал тёмную прерию сквозь маленькую щёлочку, специально оставленную между толстыми досками. Интуиция подсказывала ему, что как только на небе появится месяц, им следует ждать нападения. Месяц ещё не показался, и Генри отсчитывал про себя томительные мгновения.

Все окна и ставни были плотно закрыты, однако в доме всё равно было холодно. Генри опустил глаза. Когда начнётся бой, здесь станет очень жарко, и будет почти невозможно дышать из-за сгоревших пороховых газов.

Для того чтобы сбить индейцев с толку и не дать им возможности прицелиться, они затушили все огни в доме. Все свечи и лампы были погашены, а угли в очаге залиты водой. И теперь люди сидели впотьмах и ждали, что случится.

Сам дом, в котором они находились, был достаточно крепким, чтобы выдержать продолжительную и самую ожесточённую осаду. У дома были очень крепкие стены, которые не могла пробить ни одна пуля, и почти такие же толстые двери и ставни. Находясь внутри такого дома-крепости, они могли легко справиться с превосходящими силами противника. Единственная проблема заключалась в том, что с отъездом Мартина и Эймоса их самих осталось не очень много. Из людей, которые могли держать в руках оружие, Генри Эдвардс мог рассчитывать только на самого себя, на своих двоих сыновей и отчасти на Марту.

Его старший сын Хантер был очень хорошим стрелком. Да и младший Бен, несмотря на то, что ему было всего четырнадцать, также мог дать серьёзный отпор любым нападающим. Что же касалось Марты, то она стреляла не очень метко. Конечно, она бы держала оборону до последнего, но при этом эффективность её стрельбы была бы не слишком велика. Таким образом, по-настоящему дом могли защищать лишь четверо человек. Это было чересчур мало. Люси же, старшую дочь Генри, можно было лишь послать разведать что-нибудь, но подпускать её к оружию было нельзя. Люси так боялась оружия, что ей невозможно было доверить даже перезаряжать ружья. Правда, Генри всё равно заставил её повесить на пояс кобуру с револьвером, но надежды на то, что Люси сможет использовать его, почти не было.

И, наконец, оставалась Дебора — самая младшая из детей Генри Эдвардса. Его сыновья научились стрелять уже в восемь лет. Но Дебора в свои десять лет казалась отцу такой маленькой, что он ни разу не разрешил ей прикоснуться к оружию. Теперь же пытаться что-либо исправить было уже поздно.

Таким образом, для защиты дома имелось всего четыре ружья — или, если быть совсем точным, три с половиной. И с их помощью надо было удерживать в неприкосновенности две двери и восемь окон, через которые могли в любой момент ворваться индейцы.

В эту секунду до слуха Генри донеслось ржание лошади, которая находилась в загоне неподалёку от дома. Через несколько секунд лошадь снова заржала. Все затаили дыхание, прислушиваясь, не раздастся ли в ночи ответное ржание. Но никакого ответного ржания не последовало. Генри провёл рукой по лицу и застыл. Это лошадиное ржание поведало ему уйму разных вещей; правда, новости, которые он узнал благодаря ему, были не слишком хорошими. Где-то рядом находились чужие жеребцы. Именно их и учуяла его кобыла. На этих жеребцах приехали индейцы, задумавшие скрытно напасть на его дом, потому что если бы индейцы прибыли с дружественными намерениями и им было нечего скрывать, то они не стали бы мешать своим жеребцам отзываться на ржание кобылы Генри Эдвардса. Эти индейцы были из племени команчей, потому что именно команчи умели заставлять своих скакунов молчать, когда скрытно подбирались к врагу. Для этого они зажимали их ноздри специальными приспособлениями размером с сосновую шишку, которую прикрепляли к узде. Ловчее всего команчи пользовались этим приёмом, лёжа на земле вместе с лошадью. Это означало, что они решили приблизиться к дому не на лошадях, а по-пластунски. Это было самым опасным видом нападения индейцев.

И ещё... Приближаясь к дому, команчи наверняка постарались бы подойти к нему с подветренной стороны, чтобы их запах относило в сторону и лошади самого Генри Эдвардса не смогли учуять их. Но раз лошади Генри учуяли их запах, это означало, что команчи надвигаются со всех сторон, что они охватили его дом плотным кольцом, и поэтому лошади Генри не могут не почувствовать их запах. Значит, нечего было надеяться на то, что индейцы подбирались к его дому, имея в виду лишь украсть нескольких лошадей и некоторое количество скота. Нет, это было полномасштабное, тщательно подготовленное нападение с целью взять дом штурмом. Последние надежды Генри Эдвардса на то, что всё, быть может, ещё обойдётся, растаяли, как дым.

Из темноты послышался голос Люси, которая звала Дебби.

— Дебби? Где ты? — повторила Люси. В её голосе уже сквозила паника.

— Я здесь, — отозвалась девочка из дальнего угла комнаты.

Все невольно перевели дух.

— Оставайся там, где ты находишься сейчас, — сказал отец. — Никуда не двигайся. Поняла?

Когда-то, когда ему было всего восемнадцать, Генри вместе с парой друзей сумел успешно отбиться от более чем двадцати насевших на них индейцев кайова. При этом их самих отделяла от индейцев лишь грязная лужа, в которой любили плескаться в летнюю жару бизоны. И этого оказалось достаточно, чтобы они выстояли и вышли из этой схватки победителями. Но сейчас Генри не ощущал в себе и сотой доли той храбрости, которую он чувствовал тогда.

Всему виной были маленькие девочки, которые находились в его доме. Он слишком сильно переживал за них — переживал так, точно они уже были захвачены индейцами. Именно это лишало его мужества.

Однако когда он заговорил, его голос звучал спокойно и размеренно:

— Марта, одень Дебби.

Жена Генри Эдвардса замерла.

— Одеть её? Сейчас? — выдохнула она.

— Да, именно сейчас. Ведь очень скоро взойдёт месяц.

Генри прошёл в спальню и тихонько приоткрыл окно.

Марта подвела к нему Дебби. Дочь Генри Эдвардса была уже одета.

Генри подсадил Дебби в окно.

— Сейчас мы поиграем в прятки. Так, как ты любишь. Иди к могиле твоей бабушки и хорошенько спрячься там. Поняла? Только иди очень тихо — тихо, как мышка.