Она отвернулась от Лори и тихонько вздохнула. Назвав Чарли Мак-Корри, она фактически дошла до самого конца списка возможных претендентов на руку и сердце своей дочери. Других мужчин поблизости просто не было. И это было печально.

Глядя на свою дочь, она прекрасно понимала, какие чувства та испытывает в этот момент. В её возрасте это было неизбежно. Практически каждая женщина испытывает нечто подобное в период между взрослением и замужеством. Кажется, что либо сейчас, либо уже никогда... И это толкает девушек порой на самые отчаянные поступки. Глядя на миссис Мэтисон, никто не мог бы подумать, что в шестнадцать лет она сбежала из родительского дома с одним бедовым картёжником, которого до этого она видела всего лишь дважды. Она с болезненной чёткостью помнила тот стыд, который испытывала после того, как всё закончилось. Но в тот момент, когда она улизнула с ним из дома, она не испытывала ничего, кроме фантастического счастья. Всё это закончилось только тогда, когда отцу удалось выследить их и насильно увезти дочь домой.

Но она всё-таки убежала из родительского дома. На этот раз — уже вместе с Аароном Мэтисоном. Её отец, почтенный лавочник и ревностный баптист, один из уважаемых столпов местного церковного прихода, считал квакеров типа Мэтисона несчастными заблудшими созданиями, которых следовало жалеть и наставлять на путь истинный. Аарона же он считал совершенно безответственным и способным на самые дикие поступки. В его глазах он был даже хуже того картёжника, с которым его дочь убежала в первый раз. По крайней мере картёжник был осторожен и благоразумно уклонялся от грозящей ему опасности, а Аарон Мэтисон точно сам искал её. После того как его дочь сбежала с Аароном Мэтисоном, отец больше никогда не разговаривал с ней. Сама же она считала этот поступок совершенно разумным и законным и исходила из того, что её родители проявили поразительную слепоту и глупость, отговаривая её от замужества с Аароном. Аарон Мэтисон был для неё словно огромное могучее дерево, к которому она плотно прилепилась, как лишайник. Она не могла представить себе жизни без него — это теперь казалось ей совершенно немыслимым.

Глядя на дочь, миссис Мэтисон сочувственно произнесла:

— Моя бедная девочка, не плачь. Мартин обязательно вернётся к тебе. Он не может не вернуться.

Она нисколько не была уверена в том, что Мартин Паули действительно вернётся к её дочери и что он вообще вернётся. Но она хотела предохранить свою дочь от диких безрассудных поступков, на которые были способны девушки в её возрасте. Она совсем не желала, чтобы её дочь от отчаяния убежала из дома с первым встречным или сделала что-либо подобное, столь же глупое и опрометчивое. Говоря ей успокоительную ложь, она хотела удержать её от сумасбродных поступков, удержать именно сейчас, в этот самый сложный и опасный момент в её молодой жизни.

— Мне всё равно, как он поступит, — сказала Лори. — Дело совсем не в нём.

— Я никогда об этом даже не думала, — протянула мать, пропуская мимо ушей её заявление — слишком уж лживо оно прозвучало. — Вы всегда были похожи на... на парочку сорванцов, а не влюблённых. — Она посмотрела на Лори: — Когда же ты начала думать о Мартине именно в этом смысле?

Лори и сама не знала ответа на этот вопрос. Если честно, это случилось лишь час назад, не больше. Мартина она всегда считала не более, чем другом. Так было с самого детства. Потом, как она сейчас со стыдом припоминала, ей больше понравился Чарли Мак-Корри. Но затем... затем она думала только о Мартине. И теперь, когда он уехал, собственный дом показался ей каким-то постылым и осиротевшим. Но она не знала, как сказать об этом матери. Просто не знала, с чего ей начать...

Так и не дождавшись от неё ответа, мать ласково потрепала её по плечу:

— Пройдёт время, и всё будет выглядеть немного по-другому. Надо только немного подождать. Время всё лечит. И заставляет выглядеть в совсем ином свете. Время — это великий лекарь, доченька.

Мать поцеловала Лори в затылок и пошла к своей кровати.

Пока Мартин мчался по следам Эймоса, он всё время обдумывал те слова, которые собирался бросить ему в лицо, когда они наконец встретятся. Мартин понимал, что ему ни за что нельзя сплоховать. Эймос славился тем, что старался никому не уступить в споре. В любом споре. Особенно, когда это происходило вдали от дома. «Я использовал все слова, которые мог, и, увидев, что это не подействовало, просто свалил его с ног одним хорошим ударом, и все», — примерно в таких выражениях Эймос частенько описывал свои словесные поединки. Что ж, Мартин был теперь готов и к этому.

Однако когда он наконец нагнал Эймоса в верхнем течении реки Солт-Форк, то выяснилось, что он зря так волновался и так нервничал, готовясь к самому худшему. Эймос вовсе не собирался собачиться и спорить с ним.

— Я сделал всё, чтобы ты мог поступать так, как тебе хочется, чтобы ты чувствовал себя свободным человеком, — глядя ему в лицо, сказал Эймос. — Аарон Мэтисон хотел, чтобы ты заменил ему погибшего Брэда и был готов сделать для этого всё. Тебе стоит помнить об этом. И ещё тебя ждала Лори.

— Она никак не дала мне этого понять, — пожал плечами Мартин Паули.

Эймос фыркнул:

— Мне нечего добавить к этому.

— Тебе не стоит ничего добавлять, иначе ты можешь оказаться в неловкой ситуации, — не сводя глаз с Эймоса, процедил Мартин. Эймос всегда казался Мартину очень большим и здоровым мужчиной. Но сейчас, глядя ему прямо в глаза, Мартин вдруг ощутил, что Эймос уже не кажется ему таким большим и здоровенным. Они могли уже разговаривать на равных. Да, миссис Мэтисон, которая как-то заметила, что Мартин незаметно повзрослел, оказалась совершенно права...

Эймос потёр подбородок.

— Мне кажется, я забыл в доме Мзтисонов письмо от Джерема.

— Это точно. Вот оно. — На мгновение Мартином овладело желание смять письмо в комок и швырнуть его прямо в лицо Эймосу, но он всё-таки сдержал себя и просто протянул ему забытое послание.

Эймос покачал головой:

— Я так хотел сделать всё, чтобы не втягивать тебя в это дело. Чёрт побери, Марта потратила пятнадцать лет своей жизни на то, чтобы вырастить и воспитать тебя, как подобает. Я никогда не смогу простить себе, если это предприятие закончится твоей гибелью.

Мартин усмехнулся:

— Я вовсе не стремлюсь к гибели.

Не слушая его, Эймос развернул письмо и впился в него глазами.

— «Привезите мне обещанную награду», — пишет здесь этот прохвост. То, что я знаю о нём, однозначно говорит о том, что никогда не следует спешить передавать ему деньги, пока не убедишься, что он действительно говорит правду.

— Значит, не стоит говорить ему, что ты везёшь с собой тысячу долларов, обещанную за информацию о Дебби?

— А разве это будет иметь какое-то значение, если деньги в любом случае со мной?

— Если он задумал просто ограбить тебя под предлогом передачи сведений о местонахождении Дебби, вряд ли стоит ожидать, что он собирается сказать правду.

— Не знаю. Может быть, он действительно что-то знает. Так что если мы узнаем у него какие-то подлинные сведения и не заплатим ему, он сможет потом призвать нас к ответу.

Мартин криво усмехнулся:

— Ты говоришь так, словно собираешься похитить наживку из капкана.

Эймос пожал плечами:

— Во всём, что касается этой истории, я точно знаю лишь одну только вещь: если он будет один, то наши два ружья против одного его значительно повышают наши шансы уцелеть.

Услышав это, Мартин почувствовал себя польщённым: значит, Эймос всерьёз рассчитывал на него. После этого он уже не мог больше дуться на Эймоса, и они продолжили путь, вполне дружелюбно переговариваясь друг с другом.

Вскоре весь снег стаял, и дорогу развезло. Им приходилось двигаться по непролазной грязи. Но затем вновь ударили морозы, которые сковали всё, словно железом. Мороз ещё больше усилился, когда они подъехали к дому Джерема Фаттермена.