Спустя пару часов в гостиницу вернулся сначала Джанбаттиста Первый, сообщивший, что проводил приятеля Филиппо до дверей его дома, а затем объявился и Джаба Второй, сияющий и довольный.

— Он остановился в остерии в сестьере Санта-Кроче у площади Святого Симеона. Остерия «Бесноватый».

— А, я знаю такую! — отозвался Пьетро. — Грязная ветхая дыра, где управляющим как-то был человек, страдавший болезнью Цезаря". Надо же, она ещё до сих пор не развалилась!

— Почти развалилась. Можно даже сказать, что она уже и не действует. Управляющий сказал — они на ремонте, но на одну ночь впустить согласился. Наш друг снял комнату на ночь. Франческо уговорил сдать ему соседнюю комнату.

— Отлично. Тогда вперёд!

Свои действия они обсудили заранее. Необходимо было пробраться к Филиппо и, воспользовавшись неожиданностью разоблачения и его страхом — ибо он, конечно, принял бы их за агентов Совета Десяти, — вытянуть из него всё, что можно, а затем отпустить на все четыре стороны. Пусть бежит из города.

Ещё было далеко до риальтины — ночного отбоя, когда к берегу у площади Святого Симеона причалили две лодки. Из них на берег сошли четверо. Они запалили два факела, которые принесли с собой.[99]

Джироламо, велев обоим Джанбаттистам караулить гондолы, взял один горящий факел и вместе с Пьетро углубился в улицы. Это была одна из самых запущенных и бедных частей в сестьере Санта-Кроче, полная грязных, обшарпанных и вонючих трущобных домишек, населённых бедными рыбаками, подмастерьями и опустившимся людом, среди которого попадалось множество проходимцев и преступников, скрывавшихся от правосудия. Место это внушало страх. Поселиться здесь даже на ночь можно было либо от ещё большего страха, либо с отчаяния. Они тихо подошли к остерии, в которой не светилось ни одного окна. Ни души вокруг. Не похоже было, что и Франческо ждал их. Джироламо постучал в дверь остерии дверным молотком. Никто ему не отозвался.

Джироламо слегка толкнул входную дверь, дверь поддалась. Они вошли внутрь. На покосившемся прилавке обгорали две большие свечи.

— Есть кто?

Но никто не отозвался.

Даже слабого и тусклого освещения хватало, чтобы сразу понять, что это была за гостиница. Вся скособоченная и разбитая, с полуразваленной лестницей, с потолком чёрным, словно закопчённым от огня в камине. Казалось, главными посетителями здесь были мыши, возившиеся на стойке и не испугавшиеся появления гостей. Никаким ремонтом здесь и не пахло, воняло гнилью и мочой, бедностью и скупостью полной и бесконечной.

— Эй! — снова позвал Джироламо, но в ответ не услышал ни звука. Зловещая тишина, казалось, разлилась по мерзкому дому.

Взяв с прилавка догоравшую свечу, он жестом приказал Пьетро оставаться на месте, а сам осторожно поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж. Посветил свечой в мрачный пустынный коридор. Стены, забывшие, что такое краска, были исписаны сотней мерзостей. Вдруг Джироламо почему-то подумалось, что человек, спрятавшийся в одной из этих комнат, был смертельно напуган. Филиппо вряд ли сюда завела беспечность или паника. Он, конечно, давно приглядел это унылое место для своего отступления. На что он рассчитывал? Здесь неподалёку на окраинах причаливали большие грузовые барки, и на рассвете Филиппо смог бы уже перебраться либо в Кьоджу и спасаться морем, либо в Местре или Фузину и оттуда бежать на материк.

Но где же Франческо? Он ведь должен быть где-то здесь!

Медленно двигаясь по тёмному, зловеще скрипящему коридору, он всматривался в каждую дверь, попадавшуюся ему на пути. Они были такие же грязные и поломанные, покосившиеся, как и вся гостиница. Почти все приоткрыты, с выломанными засовами. Наконец в конце коридора он обнаружил две двери. Они отличались от всех остальных наличием ручек-набалдашников, целых замковых скважин, и они были закрыты.

Джироламо подошёл к первой, прислушался, затем тихо постучал. Снова прислушался. Никто не отозвался. Тогда он толкнул дверь — она оказалась незапертой. Джироламо переложил свечу в левую руку, а правой достал нож и крепко сжал рукоятку. Дверь приотворилась с лёгким скрипом. Он шагнул, скользя, внутрь, приподнял свечу, освещая внутренность комнаты. Это было небольшое помещение, больше похожее на каморку, такое же мерзкое и грязное, как коридор, с такими же отвратительными стенами, со столом, изрезанным и изрубленным больше, чем столы в лавках мясников, и разваливающимся от старости. Убогая кровать подпиралась камнями. В ней не было никаких следов присутствия постояльца. Где же Франческо?

Предчувствуя недоброе, Джироламо выбрался обратно в коридор и подкрался к последней комнате. Если Филиппо здесь, то скорее всего он не спит, а вжался в стену, ожидая самого ужасного. Так он проведёт всю ночь. Однако встреча с ним не вызывала страха. Они хорошо изучили Филиппо, пока наблюдали за ним. Тот не умел пользоваться огнестрельным оружием, не отличался ни воинственностью, ни смелостью. Он мог иметь при себе кинжал или нож, но Джироламо этого не боялся.

Он постучал. Не дождавшись ответа, тихонько толкнул дверь. Та не поддалась. Тогда он осторожно вставил нож в замочную скважину и отжал замок. Дверь с тихим скрипом отворилась вовнутрь. Джироламо сделал шаг вперёд, затем резко выставил нож перед собой и отскочил назад. Комната была больше первой каморки, но имела ещё более жуткий и убогий вид. У стены стояла большая кровать с покосившимся балдахином. Комната была пуста, и все в ней было перевёрнуто вверх дном. На покосившемся столе лежала скатерть, вся в пятнах жира и вина. Джироламо, прикрыв дверь, прошёл к кровати и посветил: грязный, рваный балдахин кишел клопами. Сделав ещё шаг, Джироламо поскользнулся и едва не упал.

Он нашёл обоих за кроватью, под окном. Склонился со свечой, осветил тела. Франческо лежал на животе, с раной на затылке. Судя по тёмному кровавому следу, который тянулся со стороны двери, можно было догадаться, что тело сюда перетащили. Рядом на спине, с неестественно подогнутыми ногами, лежал Филиппо. Из его левой груди торчала рукоятка кинжала. На лице с остекленевшими широко распахнутыми глазами застыло спокойное выражение. Смерть настигла его мгновенно от точного, выверенного удара профессионального убийцы.

Джироламо затравленно оглядел комнату паршивой гостинички. Всё перерыто, даже куртка на Филиппо расстёгнута — значит, копались, искали письма или украшения. Он снова склонился над телами. Кошельки были срезаны с поясов. Тела тёплые. Убийцы побывали здесь недавно, может быть, только что. Он дотронулся до шеи Франческо. Ему показалось, что он чувствует биение пульса.

Боже милосердный! Да ведь он жив! Радость застучала в груди Джироламо.

Он перевернул тело друга. Да! Он жив! Жив! Он выскочил из комнаты, пронёсся по коридору и буквально скатился по шатающейся лестнице.

— Скорей! — выдохнул он Пьетро. — Там Франческо! Ранен!

Вдвоём они бросились обратно наверх. Франческо находился без сознания, нападавшие разбили ему голову, он терял кровь. Они переложили его на плащ, как на носилки, и спустили вниз. В гостинице по-прежнему им не попалось ни души. Она словно вымерла. Но размышлять об этом Джироламо решил позже. Вместе с Пьетро они, поддерживая края плаща, побежали к пристани. Увидев их, Джаба Второй раскудахтался, а Первый соскочил с лодки и бросился помогать. Они переложили Франческо в гондолу.

— Гоните в монастырь на Сан-Поло, в лазарет кармелиток! — приказал Джироламо.

— А ты?

— Пьетро, сторожи лодку.

Он вернулся к остерии, решив все выяснить. Этот странный, неприятный дом притягивал его. В конце концов, где управляющий этой остерии? Где слуги? Где постояльцы? Он вошёл внутрь, держа в руке факел.

И снова пусто. Он поднялся на второй этаж, пробежал по коридору и вошёл в комнату с мёртвым телом. Теперь, уже при более ярком свете факела, он внимательно оглядел её. Искать здесь, казалось, было уже нечего, но он решил провести осмотр, чтобы потом не корить себя, что пропустил что-то важное и не заметил.