— Вчера прибыл из Венеции транспорт с большим отрядом солдат для усиления проведитора Моро. Говорят, где-то далматинцы подняли против него мятеж. Ты видел, сколько по городу ходит стражников и сбиров? — заметил Младен. Он смягчился, в его взгляде светилось теперь мрачное сочувствие.

— Ты можешь вывести нас из города? — спросил Джироламо.

— Куда?

— Не знаю. Нам надо спрятаться хотя бы на время. На остров Хвар? В Сибенико? Мне вообще надо выбраться из Далмации!

Молодой человек задумался. Поджал губы.

— Ситуация там может быть не лучше для вас, — сказал он наконец. — Приказ о розыске, вероятно, разослан по всей Далмации.

— Нам бы даже лучше сесть на корабль и вообще покинуть эти места, — уточнил Джироламо. — Это возможно? На один из ваших кораблей?

— Я понимаю, — Младен задумался. — Но в Спалато сесть на корабль, не привлекая внимания сбиров, немыслимо. Некоторые наши суда выходят из Трогира. Это примерно в десяти милях отсюда. Как бы туда перебраться? Вот что. Можно попытаться воспользоваться помощью контрабандистов. Приходите сегодня вечером за ответом.

— Я дам денег, — сказал Джироламо. — Много денег.

— Они понадобятся, — согласился Младен. — Но я это делаю не ради вас, а ради Йована. Вы должны исчезнуть отсюда.

Джироламо покинул контору Мендереса и вернулся к амбару. Тревожный день заканчивался, наступали не менее тревожные вечер и ночь. Он не сомневался, что Младен ни при каких обстоятельствах не выдаст его, Елену и их тайник, и всё же опасаться надо было всего — доносов, бдительных граждан, чего угодно.

Он достал ключ и, открыв дверь, проскользнул внутрь, встретившись с испуганной настороженной женщиной, которая рассказала ему, что пока он отсутствовал, в их каморку кто-то ломился, пытался заглянуть в оконца.

Они чувствовали себя в амбаре, словно в западне. Джироламо, разобрав корзины и короба в углу, показал ей лаз в древние подвалы.

— Если вдруг в моё отсутствие кто-то ворвётся сюда, вы можете скрыться там. Но прикройте дыру и не уходите далеко, чтобы я смог вас найти.

В сумерках он ещё раз навестил Младена. Тот был в радостном, оживлённом настроении.

— Я договорился! — воскликнул он. — Контрабандисты перебросят вас на лодке в Трогир! Я написал уже письмо нашему агенту. Найдёте там лавку Мендереса, и он устроит вас на ближайшее судно. Единственное условие, которое поставили контрабандисты, — сбор в доме. Это на пристани. Контрабандиста зовут Аристид. Старый грек.

Младен подробно описал дом грека. Они распрощались.

Когда наступила ночь, Елена стала расспрашивать о положении, в котором они оказались, объяснив, что хотела бы просто понять его. В голосе не было ни страха, ни упрёков, ни паники.

— Мы вынуждены скрываться, — объяснил Джироламо, стараясь говорить непринуждённым обыденным тоном. — На нас объявили охоту. Я боюсь, что отдан приказ о нашем аресте. Йован арестован. Пока я не разберусь, в чём дело, покидать это место не стоит.

— Кто были те люди ночью? Они ведь пришли нас убить? — прямо спросила она, и он поразился её хладнокровию.

— Да. Это были сбиры — тайная полиция Венецианской Республики.

— Почему они хотели разделаться с нами?

— Потому что... вы представляете опасность для них.

— Но ведь тот человек, который вывез меня из Стамбула... Он ведь тоже был венецианец! Он так сказал.

— Тот человек вас обманывал. Кто он, я не знаю. Скорее всего, он враг Венеции. Его прислали те, кто ведёт войну с турками, и хотели вас использовать в своих интересах.

— Он хотел, чтобы я помогла его товарищам.

— Это не так. Они не прочь были даже выдать вас обратно туркам. Вот и всё.

— Но зачем?

— Чтобы выдать вас за союзницу венецианцев. И вашего сына тоже!

— А венецианцы?

— А венецианцы тоже хотели бы избавиться от вас. Чтобы турки не обвинили их в сговоре с их врагами.

— Но ведь и вы — венецианец! Как я могу довериться вам?

— Я — венецианец. Это правда, мадонна. Но... — он посмотрел ей в глаза. — Но вы можете довериться мне. Я буду защищать вас и не покину, что бы мне ни угрожало. Я должен вывезти вас из этих мест, где вам и вашему сыну угрожает опасность, в более спокойные места, где на вас прекратят охоту.

В его простых словах всё дышало искренностью, а во взгляде горели еле сдерживаемая нежность и вожделение, и женщина, которая во время всего разговора обжигала его пронзительным взглядом, пытавшимся, казалось, проникнуть в самую глубину его души, смущённо отвела глаза и погрузилась в молчание. Он некоторое время ждал ответа, наконец спросил:

— Вы довольны моим ответом, мадонна?

— Да, — выдохнула она. Помолчав, тихо и с ноткой отчаяния в голосе добавила: — Но получается, что все хотят разделаться с нами!

— Есть люди, которые умеют защищать сокровища, мадонна!

Двое в сумерках стояли на стене огромного форта. Под ними далеко внизу плескалось море.

Рустем смотрел на курьера от Кетхюд-йери.

— Итак, я могу подтвердить, что Эрдемли, невольница султана, бежала в венецианскую часть Далмации. Я могу подтвердить, что её сын жив. Однако где они находятся, показать я не могу. Доказательств, что бегство наложницы организовано венецианцами или шпионами императора, у меня нет. Нет доказательств и того, что их бегство преследует какие-то военные цели. Что приказывает мой господин, продолжить розыск беглецов и совершить возмездие?

Курьер молча стоял перед загорелым блондином, спокойно оглядывавшим его прозрачными, как аметист, глазами. Тот прибыл вовремя. Лодка в назначенный день подобрала их у бухты Солин, неподалёку от Спалато, и доставила в Рагузу.

Курьер старался запомнить рассказ блондина, чтобы слово в слово передать его начальнику в Стамбуле. Янычар не выглядел ни виноватым, ни лукавящим, ни умалчивающим что-то. Значит, сделал всё, что мог, и с полным рвением истинного слуги султана.

Рустем был, как обычно, немногословен. Последние дни для него сложились неудачно, пришлось подсчитывать некоторые потери. Сначала была поездка в Сибенико по дороге, указанной казнённым купцом Соломоном Мендересом, и потеря нескольких дней на выяснение того, что с мальчиком. Затем — остров Лесина, православный монастырь. Вкрадчивая беседа с хитрым монахом-настоятелем, который никак не хотел отдавать мальчишку. Пришлось дождаться ночи, напасть на монастырь, но в результате выяснилось, что мальчишки в монастыре уже нет. Проклятый настоятель достоин смерти! Возмездия! Но надо было спасать отряд. Он потерял одного йолдаша[140] раненным — его подстрелили монахи. Рустем кипел, но, поняв, что их провели, бросился обратно в Спалато. Дурные предчувствия переполняли его, а чутьё никогда его не обманывало.

И что же он обнаружил?.. Тяжело раненного, с разбитой головой Али, перепуганного насмерть Ахмеда, и в саду свежую могилу истекшего кровью Лалу! Безумный рассказ о том, как они нашли невольницу султана, которая одна разгуливала по городу, и ждали возвращения своего начальника, чтобы окончательно возликовать, как всё обернулось такой трагедией! Кто-то их выследил, напал и отбил султаншу! Кто? Ахмед ничего вразумительного не мог сказать: он никого не видел, поскольку уходил на базар. Они виноваты в беспечности!

Мустафа обыскал весь дом и нашёл то, что заподозрил Рустем. За домом во дворике был припрятан бочонок вина! Они предавались пьянству! Ахмед катался у него в ногах, взяв вину на себя и требуя себе смерти, ибо только она принесёт прощение.

— Мы — акынджи[141] на «землях войны»!

Провинившегося придворного никогда не понижают в должности, а наказывают только смертной казнью! И Рустем знает об этом.