— Подлость! — невольно бормочет кто-то из слушателей.

Монах продолжает:

— «...Торговые корабли, принадлежащие Венецианской республике, с фальшивыми мандатами и декларациями, дабы избежать таможенного контроля и проверки, предъявляют в морских портах контрабандные турецкие и еврейские товары, заклеймённые для обмана крестом...

...Всё это делается венецианцами только с одной целью — они снабжают металлом, оружием и продовольствием врагов Господа нашего Иисуса Христа турецких санджакбегов[18] и пашей...

...Ускоки[19], храбрые жители крепости Сень[20], приносят в жертву свои жизни и жизни своих близких и испытывают множество лишений, исполняя свой долг по защите христианства... Они не воры и не корсары, как их пытаются изобразить венецианцы, но в соответствии с военным правом и католическими предписаниями, которые запрещают отправлять в Левант[21] всё, что может быть использовано против христиан, конфискуют подобный товар...

...Венецианские боевые галеры блокируют берега Адриатики независимо от того, чья это территория — Венецианской республики, Папского государства или Германской империи! Они уничтожают все корабли, если подозревают, что те вооружены или принадлежат ускокам, и даже вступают в совместные военные операции с турками! Проведитор[22] Алморо Тьеполо захватывает имперские крепости, берёт пленных, многих убивает. Это он объединялся с боснийским пашой Хасаном для совместных военных операций!..»

Святые отцы в гробовом молчании слушают рассказ монаха по имени фра[23] Чиприано о жителях маленькой крепости на далматском берегу Адриатики, изредка сопровождая его сдержанным покашливанием. Сень — принадлежащий австрийским Габсбургам городок, зажатый с одной стороны горами, с другой — морем, ставший крепостью и жильём ускоков — христианских беженцев из захваченных турками Хорватии и Сербии, объявивших вечную и непримиримую войну османам, а возвращение потерянной родины — главной целью. Это храбрые и непримиримые воины, имеющие обычай жениться на вдовах погибших товарищей, их не более двух тысяч, но они оказались крепкой боевой силой. На маленьких юрких барках они нападают на суда турецких купцов, грабят и вырезают мусульман. От преследования они скрываются в лабиринте островов и бухточек далматского берега.

Кардиналам известно, что венецианцы, верные только своему коварству и лицемерию, когда-то сами использовали ускоков против турок, а теперь, замирившись с турками, пытаются истребить ускоков по всему Венецианскому заливу, считая их за бездомных собак.

Доминиканец фра Чиприано Гвидо ди Лука долго жил в монастыре Сан Джованни и Паоло в Венеции, но по подозрению в шпионаже в пользу австрийцев был изгнан из монастыря и из города. Он отправился в Сень, к врагам венецианцев, и стал священником и вернейшим защитником ускоков. Для папы Климента VIII он подготовил отчёт с жалобой на Венецию.

Меморандум брата Чиприано был подобен взрыву порохового склада. Из него становилось очевидным, что венецианцы не просто уклоняются от борьбы с турками, что было всем известно, но и тайно, предательски поддерживают их в борьбе с христианами!

Спустя несколько дней Паоло Парута, посол Светлейшей Венецианской республики при Святом престоле, блестящий дипломат и тонкий писатель, на аудиенции у Климента VIII, едва сдерживая себя, выслушивал обвинения в том, что республика поставляет оружие вечному врагу всех христиан. Побелев как мел, он избегал смотреть в глаза понтифику и кардиналам. Обычная уверенность и сдержанность изменили ему. Он чувствовал себя униженным и сгорал от ярости. Попытка же разузнать у Папы о миссии брата Чиприано в Риме не удалась. Ведь тот приезжал не только с жалобой, а с каким-то планом! Папа молчал. Зато послу удалось в папской канцелярии похитить и прочитать меморандум монаха.

Этот фра Чиприано, змея, взращённая самой же Республикой, скрывался где-то здесь, в Риме! Посол отослал срочного курьера в Венецию с подробной депешей и поспешил навестить своего хорошего знакомого кардинала Спинолу с немалой суммой денег, прося его найти способ расправиться с обидчиком. Он объяснил кардиналу, что Чиприано был изгнан из Венеции за ересь и искажение веры. Кардинал осторожно заметил, что доминиканец, возможно, прав в своих обвинениях против венецианцев, но пообещал сделать, что сможет.

Спинола выполнил своё обещание, но лишь формально. Доминиканец был взят под стражу святой инквизицией и заключён в тюрьму, однако вскоре выпущен на свободу и из Рима исчез. Он тайно отбыл в Прагу на переговоры с Габсбургами. Там он был принят председателем Государственного совета, который сразу сообразил, какую огромную пользу можно извлечь из дружбы с фра Чиприано.

О том, что монах покинул Рим, Парута тут же сообщил в Венецию. Была собрана погоня. Но перехватить доминиканца не удалось.

В Праге венецианцам оставалось лишь в бессильной злобе наблюдать, как монаха благосклонно принимают министры и председатель имперского совета. Он явно заваривал какую-то кашу, но какую, венецианцы, несмотря на все усилия, разузнать не могли. Тогда они снова выступили с жалобой на монаха, как на клеветника. Не получилось. Обратились к руководству доминиканского ордена — что он еретик. Но и этого не сумели доказать. Однако венецианцы никогда не забывают своих врагов, и тогда свершением возмездия методично занялись надёжные люди. Тайный трибунал Совета Десяти заочно приговорил фра Чиприано к смерти, объявив за его голову награду в 400 цехинов[24].

Неуловимый монах между тем стремительно перемещался между Прагой и Римом, плетя какую-то зловещую антивенецианскую интригу, и даже отправился на переговоры, уже как представитель Императора, в Константинополь.

Забегая вперёд, заметим, что цехины в конце концов поступили к байло, посланнику Венецианской республики в Константинополе, чтобы он нанял убийц для устранения несносного монаха. Смерть настигла того только в 1597 году.

Замок высился среди скал. К нему вела узкая, тёмная и извилистая дорога, тянувшаяся по ущелью вдоль горного потока.

Они намеренно выбрали именно этот замок из тех, что были в их распоряжении, зная, что пробраться к нему можно только одним путём, и его будет сравнительно легко перекрыть для посторонних. Сверху над ущельем, среди жёстких кустарников и больших камней, скрывались несколько надёжных постов, отслеживавших движение по дороге к замку и обратно.

Капитаны постов имели одинаковые распоряжения — они должны пропустить четыре кавалькады из шести — десяти всадников, причём перед входом в ущелье ведущий каждой группы должен был спешиться, вынуть пурпурный платок и обвязать его вокруг шеи. Тогда из густых придорожных зарослей выходил проводник и вёл кавалькаду по ущелью к замку, что занимало около часа езды.

Ни в тот, ни на следующий день никто в ущелье не допускался — ни всадник, ни пеший, знатный или крестьянин, он был бы задержан стражей и допрошен. А при малейшем подозрении — уничтожен.

Кавалькады без помех и неожиданностей проследовали к замку в течение половины назначенного дня — первая появилась на рассвете, последняя вскоре после полудня.

Замок не был виден снизу из ущелья. Он вырастал внезапно, как утёс с бойницами, поросший зелёным мхом и окружённый естественным рвом, в который превратился горный поток. Цепной мост был опущен в ожидании гостей. Как только четвёртая кавалькада проследовала по нему во внутренний двор, мост со скрипом поднялся и захлопнулся.