Старший сын Альберто в Риме, в курии, ищет должности. Просит на это шесть тысяч римских скудо, а это — девять тысяч венецианских дукатов! Сущее разорение для семьи! Сенатор вынужден был искать кредит. Нашёл деньги в Венеции под шесть процентов, чтобы одолжить десять-пятнадцать тысяч дукатов.

— В Риме можно найти генуэзца под четыре, четыре с половиной процента, — задумчиво заметил Лунардо по этому поводу. — Однако как же сенатор собирался всё это отдавать? Но, по крайней мере, одно подозрение с нашего поднадзорного снимается. Если Феро убит, то, по крайней мере, не при участии сына.

— Почему?

— Родственные убийства происходят обычно из-за наследства. И какое наследство оставляет сенатор сыновьям?

Тем не менее, несмотря на бедственное финансовое положение семьи и скромные доходы отца, Филиппо кутил напропалую. Затихнув в первые несколько дней после исчезновения сенатора, он стал развлекаться ещё безудержнее, посещая своих двоих куртизанок, салон ридотто на площади Сан-Марко. Утром и днём он долго отсыпался. Джаба Второй, сделавшийся в эти дни «хвостом» молодого патриция, придерживался своей точки зрения по поводу его разгульного поведения.

— По-моему, он сильно нервничает. Эти красные воспалённые глаза, горячечный взгляд...

— Ты хочешь сказать...

— Я хочу сказать, что он, конечно, любит развлечения, но сейчас он, мне кажется, пытается убежать от самого себя.

— Совесть нечиста?

— Возможно.

Как удалось выяснить Пьетро, дом, который посещал Филиппо в те несколько дней, когда они следили за сенатором, был нанят неким сансери с весьма подходящей фамилией — Порко[98], а это делало ситуацию всё более подозрительной, хотя, возможно, и объясняло, откуда у Филиппо деньги. Мерзкая каста сансери процветала в «тишайшей и мирной Венеции» — эти типы ссужали молодых патрициев деньгами и драгоценностями в долг, зная, что они — богатые наследники больших состояний их родителей. К тому моменту, когда патриций действительно получал наследство, долг его становился так велик, что порой превышал все, накопленное его предками. Так разорялись целые древние дома. Но что могло привлечь сансери в небогатом Филиппо? Что тот делал в заброшенном доме?

Таким образом, сведений, собранных о молодом патриции, было достаточно, чтобы считать его в высшей степени интересным для хорошего допроса. Они ждали случая, когда Филиппо раскроется окончательно. Так как падроне был совершенно уверен, что Филиппо известно о переговорах и документах отца и он не только знает, но, возможно, и обладает ими, то предполагал, что появление Филиппо или его доверенных друзей на брольо с предложением продать эти документы будет совершенно естественным. Однако почти две недели посещений брольо результата пока не дали, Филиппо на пьяццетте не появлялся, и поэтому Лунардо распорядился провести, как он выразился, небольшую «стимуляцию рынка ценных политических бумаг» с участием Пьетро и Джанбаттисты Первого.

Результат стимуляции на брольо не замедлил себя ждать.

— Сегодня утром Совет Десяти принял решение о секретном аресте Филиппо Феро по подозрению в причастности к исчезновению его отца, сенатора Феро.

Витторио с выражением сочувствия на лице глядел на Джироламо, на лице которого не дрогнул ни один мускул, хотя сообщение поразило его.

— Когда будет произведён арест? — спросил он как можно спокойней.

— Как обычно, сбиры капитана гранде сделают это на рассвете.

Значит, у них впереди была ещё часть дня и почти вся ночь.

Как только Витторио покинул таверну, аккуратно расплатившись за свою часть жаркого, Джироламо взволнованно вскочил. План действий с Филиппо обретал реальные очертания. Правда, они собирались приступить к нему завтра. Не сегодня. Завтра утром в дом сенатора должен был постучаться некий доброжелатель и сообщить, что Совет Десяти принял секретное решение об аресте Филиппо. Эту миссию должен был выполнить падре Онорацио, молодой священник из Падуи, с полным приятным лицом и обходительными манерами. Священники, которые вездесущи, обладают авторитетом и, хотя нередко оказываются плутами и обманщиками, традиционно внушают доверие. Падре единственный, кто мог прийти к незнакомому молодому человеку и сообщить опасную весть. И при этом ему не потребуется долго и путанно объяснять, откуда он выведал эту новость. Знает, и всё тут. И поскольку он священник настоящий, а не переодетый, то Филиппо не усомнится в его словах. Филиппо, разумеется, впадёт в панику и бросится в бега.

А они тем временем проследят за ним. Если Филиппо будет держать бумаги при себе, они найдут способ обыскать его. В самом удачном случае, если Филиппо окажется совсем беспомощен и наивен, то падре должен будет помочь ему снарядиться и сбежать, укрыв его, разумеется, в подготовленном Джироламо месте, завоевать его доверие и выведать его тайны.

Но если сбиры арестуют его, то все пропало! Совет Десяти выжмет из него и документы, если они есть, и все о его тайных встречах. И естественно, Филиппо из тайных казематов уже не выйдет. Скорее всего ему суждено будет утонуть в корзине в канале Орфано. Что же, вытаскивать его тело оттуда?

Таким образом выходит, что операцию с предупреждением Филиппо необходимо срочно перенести на сегодня. Джироламо раздумывал об этом, торопясь к себе в гостиницу. На Святых апостолов Джаба сказал, что Филиппо пока не покидал своего жилища. Послали Пьетро за священником, падре Онорацио пришёл примерно через час, и Джироламо стал готовить его к миссии.

Однако события в тот день сделали ещё один поворот. Некий молодой человек, по-видимому, приятель Филиппо, постучал в дверь сенаторского дома. Пробыл он в доме недолго. Караулить его на площадь вышел Джанбаттиста Первый. Приятель Филиппо вышел из дома и ушёл с пустыми руками. А через полчаса, когда падре уже покинул гостиницу и семенил через площадь, на крыльце появился сам Филиппо, в широкополой тёмной шляпе и плаще, с небольшим дорожным сундучком в руках. Без слуги. И хотя держался он беспечно, даже слишком беспечно, что не соответствовало его обычной вороватой ночной походке, они сразу поняли — Филиппо собрался бежать. Значит, приятель или знакомый всё-таки предупредил его! В этом не было ничего необычного, так как множество патрициев по разным поводам и без повода привлекали особое внимание сбиров или «Стражей ночи», и большая часть из них, не дожидаясь ареста, бежала из Венеции, не искушая судьбу.

Бедный падре, увидев Филиппо, замер посреди площади в полной растерянности. Зато все остальные, кто следил из окна остерии, подобрались и приготовились к охоте.

Оглянувшись разок-другой, как бы невзначай, Филиппо быстрым шагом двинулся к мосту через канал Святых апостолов. Очевидно, и это было самое логичное в данных обстоятельствах: он собирался остановить гондолу. Однако, как подсказывал Джироламо опыт, было уже слишком поздно сразу бежать из города. Вечерело. На ночь глядя ни одна лодка его далеко не увезёт. Значит, скорее всего, он попытается заночевать где-нибудь в городе, у знакомых или в гостинице, лишь бы ночью его не достали сбиры, а на рассвете, когда они как раз явятся арестовать его, он уже будет покидать город. И скорее всего по воде.

Между тем Филиппо вдруг заметался по берегу. Бесчисленные лодки сновали по Большому каналу, он кружился в оживлённой торгующей толпе на мосту. Несколько раз махнул рукой, призывая баркаролло. Но в этот оживлённый час никто, похоже, не замечал его. Джироламо подал знак. Франческо и Джаба Второй быстро выбежали из гостиницы и помчались к набережной. Остановившись поблизости от Филиппо, они также принялись ловить гондолу. Вскоре остановились сразу две лодки. Филиппо торопливо прыгнул в свою и спрятался в глубине кабинки, лодка поплыла в сторону, противоположную от Риальто. Гондола с Франческо и Джабой двинулась за первой лодкой, на некотором расстоянии от неё. Джироламо перевёл дух. Его помощники, словно гончие, рванувшие за оленем, никогда не упустят свою жертву. Оставалось только ждать.