— Ты должна пойти туда, и улыбаться. Делать вид, что ты с нами.

— Я не буду этого делать, — ответила я, смотря на Майкла. — Ни за что на свете.

— Будешь, — открыл он двери, переставая держать меня под замком. — Эстель у них, и я уверен, что ты еще хочешь увидеть ее живой. Нам больше не нужно держать тебя взаперти, ведь у них и так есть все для того, чтобы ты продала собственную душу. И ради бога, — направился он к выходу. — Поешь и умойся. Ты ужасно выглядишь.

Мой разум был заполнен мыслями о предательстве, планами мести и паутиной интриг. Жизнь с этим «чокнутым семейством» была утомительной. Каждый день был наполнен новым испытанием в попытке отличить правду от лжи в моей собственной голове. И не важно, насколько усердно я старалась преуспеть в этом, я никогда бы не смогла отличить реальность от вымысла. Майкл одержал победу. Все они. Мне пришлось выпить аспирин, затем кофе, потом пойти в ванную, приведя наконец в порядок свое тело, и поесть. Да, я потеряла, наверное, фунтов пятнадцать за эти дни, и удивляюсь как я смогла продержаться практически без еды. Но в тоже время и я получила то, чего так желала после рождения дочери. Я стала такой же холодной и беспощадной, какой была. Такой же, как Майкл. Моя кожа была льдом все эти дни, и я боролась с яростью настолько сильно, что меня не покидало чувство, что земля под моими ногами может разверзнуться и поглотить меня.

Мои зубы болели от того, насколько сильно я их стискивала, а глаза щипало от непролитых слез. Я дышала жаждой мести. Я насыщала свое тело мыслями о возмездии. Все, что я могла видеть, была чистая ненависть.

Как могла существовать во мне доброта к некоторым людям, когда все, чего я желала, было четыре могилы — по каждой для мужчин, в том числе и Майкла, и одной суки, которая однажды сказала имя моего ребенка? Как я могла верить и добро и зло, когда все, чего я хотела с неистовой страстью, чтобы их жестокие сердца валялись кровоточащими у моих ног, и все это полыхало синем пламенем?

Но нужно было начинать. Я открыла шкаф, который был заполнен одеждой. Необходимо было выбрать наряд на чертов вечер, а любой наряд может рассказать о человеке намного больше, чем он сам хотел бы сделать. Еще Ив Сен-Лоран подметил, что водолазка с высоким горлом замечательный выход из любого щекотливого положения. Она красиво обтягивает и подчеркивает грудь, при этом скрывает подробности от посторонних. В моем примере это были синяки и слишком худые руки. Так что я надела черную водолазку с небольшим вырезом и красную юбку миди, которая скрывала ноги с тем же недостатком худобы.

Когда дом начал наполняться напитками, едой и гостями, Майкл зашел за мной в идеальном костюме. Как и всегда. Он был ухожен, и казалось, я съедаю себя изнутри, в то же время, когда он наслаждался жизнью.

— Ты должна улыбаться и говорить, что понимаешь, что делаешь. Должна вести себя, как…

— Как твоя жена, — договорила я за него.

— Да. Ты — моя жена.

— Брак — это как долгий разговор. При вступлении в него нужно ставить себе простой вопрос: полагаешь ли ты, что до старости сможешь хорошо беседовать с этой женщиной.

— И ты думаешь, смогла бы беседовать со мной всю жизнь? — вытащил он руки из карманов.

— Никогда, — взяла я его под локоть, надевая улыбку. — Наши разговоры закончатся в Колумбии.

Этот вечер был поводом, чтобы посетить встречу наркоторговцев. И люди, которые были здесь, были наделены особыми правами и не имели ни одной обязанности. Я выглядела как трофей, который забрал Майкл с собой. Конечно, я убивала, но это была моя работа, а все остальное — никогда. Я не нарушала закон и четко установила дополнительные правила для себя. Мне так было проще. Но он снова забрал у меня и это. И улыбаясь натянутой улыбкой, подписывая документы, которые разрушат жизни многих людей, я понимала, что пойду на это еще сотню раз, чтобы спасти Эстель.

Они разделяли штаты между собой, и в этот вечер это произошло — они засыпят пол мира наркотиками и кровью. Да, я улыбалась. Все было именно так, как и обещал Майкл, я выглядела не как заложница, а как соучастница. После этого паршивого вечера я решила пойти в ванную и смыть с себя грязь этих взглядов.

— Эс, — вошел Майкл в ванную, пока я стояла, наслаждаясь ледяной водой.

— Тебя не учили стучать? — уронила я душевую насадку на пол, испугавшись.

— Не важно, что произошло Эс. Несмотря на все, мы погрязли в этом вместе.

— Так думаешь лишь ты.

Майкл наклонился и поднял душевую насадку с пола. Его волосы защекотали нижнюю часть моего живота, его рот находился в непосредственной близости от моей киски. Выпрямляясь, Майкл поместил душевую насадку в держатель и вместе мы продолжали стоять под потоком капель, оба промокая, но в то же время отогревая мои замерзшие мышцы. Без единого слова он потянулся к крану и закрыл воду. Тишина.

Мы не двигались, и я была полностью обнаженной, когда мощное тело Майкла придвинулось ко мне ближе. Его одежда прилипла к телу так, что это было практически недопустимо. Его член был твердым, футболка обтягивала его рельефный пресс и выпуклости. Я сглотнула, когда потребность получить освобождение нахлынула на меня с сумасшедшей силой. Мои глаза скользнули вниз по его телу, устремляясь к его твердой длине.

— Я мечтаю убить тебя, — сказала я чуть слышно.

— Ты в силах сделать все, о чем мечтаешь, Стейси. Никогда не подозревай другого.

— В тебе больше нет высоты. Высоты, которую я видела раньше в твоих глазах. Теперь они похожи на Safari, в котором открыто двадцать пять вкладок, играет фоновая музыка, и ты скачиваешь фильм через ужасный Wi-Fi, который находится через три квартала от дома. Все вкладки не отвечают, а я хочу переключить песню, но не знаю в какой именно играет музыка.

— Если ты постоянно будешь проводить время в ожидании увидеть что-то другое во мне, кроме того, что видишь сейчас, ты позволяешь мне контролировать твою судьбу. Я отбираю все твое время, а должна — месть к нам всем. Не живи на остатки моей любви, иначе всю жизнь будешь голодна. Живи на остатки своей любви, и будешь испытывать хоть какую-то стабильность. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на постоянную грусть, Стейси. Тебе не нужен повод, чтобы включить музыку и танцевать. Твоя мама прошла через девять месяцев ада и была готова пройти еще восемнадцать, чтобы вырастить тебя. Она не заслужила смотреть на то, как ты истязаешь себя в поисках кого-то или чего-то для кого-то другого. Даже если это спасение. Важна только ты. Твои эмоции. Пусть кто-то посчитает их неразумными, но они все равно ценнее, чем что-либо в этом мире, — провел он подушечкой большого пальца по моей щеке, вытерев слезу. — Ты не идеальна для других людей, но это не дает им повода использовать это против тебя. Перестань извиняться за то, что любишь или считаешь правильным, или за себя, в конце концов. Неси ответственность за свои поступки, чтобы заслужить уважение, а не комплименты.

Майкл направился к выходу, а я так и осталась смотреть ему вслед, не имея возможности пошевелиться. Он словно прощался со мной, давая не советы, или наставления на жизнь без него. Я не допустила бы сейчас его к себе, но, господи, я любила его. Я так сильно любила его и понимала, что, когда в конце концов все это закончится, то буду с ним. Каждый день. Каждую минуту, ведь он все равно остается Майклом. Человеком, которому я все прощаю. И чтобы он ни делал в прошлом, это не изменится. Когда ты любишь, тебе настолько все не нужно, кроме этих чувств.

— И еще, — добавил он прежде, чем уйти совсем. — Возможно ты и неидеальна, но для меня ты совершенство. Никогда не сомневайся в этом.

Ни с кем мне не было так спокойно, ни с кем я не чувствовала себя такой защищенной, ни к кому так неистово не хотела, и ни по кому так не тосковала с такой слой. Только глядя на Майкла, в моих глазах загорался целый пожар, и рядом выстреливали салюты праздника. И все это происходило, лишь глядя на него одного.