— Не кричи на меня, — прошипела я, когда Эстель начала кушать. — Я живой человек, и не смей сажать меня в клетку по своему собственному желанию.

— Почему ты мне не скажешь, куда уходишь?

— Потому что я вообще больше не собираюсь об этом разговаривать!

Майкл выругался сквозь зубы, и затем я услышала стук входной двери. Боже, когда я стала такой бездушной? И почему я все время делаю ему больно, как только вспоминаю, что люблю? Когда рядом был Майкл, я не видела никого другого, и может быть, в этом и была вся причина? Я ненавидела себя за чувства, и срывала на нем злость. Я хотела, чтобы сейчас он не ушел из дома, хлопнув дверью, а остался рядом. Хотела, чтобы он сказал мне, что всегда любил, и не хочет тратить все время мира, ведь может произойти что угодно. Но Майкл был другой. Он бы никогда не признался, даже если бы чувствовал что-то близкое к словам, о которых я всю жизнь мечтала.

— Твой папа очень ждал тебя, малышка, — качала я своего ребенка. — Он ждал тебя так, как не ждут никого и ничего в целой жизни. Когда тебе плохо, он не знает, что делать, и ведет себя хуже, чем ты, от страха за твою жизнь. Он самый внимательный отец, которого можно желать, и поверь, я знаю, о чем говорю, ведь я не помню своего. Пусть он злится, и я не права, но именно Майкл всегда будет знать, как нужно тебе улыбнуться, чтобы улыбнулась ты. Он очень радуется, когда видит тебя. И твой отец делает меня счастливой, пусть я никогда в этом не признаюсь. Он будет твоим лучшим учителем, милая, и всегда будет уважать твой выбор. Ты еще такая маленькая, а он уже знает тебя, как красивую, сумасшедшую и немного странную его любимую дочурку. Он никому и никогда не позволит навредить тебе. Ты его ангел. Свет его жизни. Ты сияешь, словно солнце, и мы видим это в тебе. Когда он первый раз взглянул в твои глаза, он понял, что раньше-то и не был счастлив. Да и я не думала, что Майкл сможет быть хорошим отцом. Но потом он тебе улыбнулся, и с того момента я поняла, что именно он всегда будет твоей опорой. Ты похожа на него, Эстель. У тебя мои глаза, но его сердце.

Я помыла ее маленькое тельце, сменила памперс, и переодела. Я получала такое удовольствие от таких действий, и теперь чувствовала почти сверхъестественное тепло, которого и не думала, что смогу когда-либо почувствовать. Я смотрела на свою дочь, и в который раз пообещала себе, что стану лучшей мамой для своей малышки.

— А теперь идем спать, — направились мы в мою спальню. — Нам обоим пора отдохнуть.

«Я никогда не замечал, что быть человеком так уж трудно. Мне казалось живешь себе и живи». Жан-поль Сартр.

Были очень редкие случаи, когда я чувствовала, что она любит меня, всегда повторяя одну и ту же фразу: «Женщина не может жить без мужчины по своей природе». Всегда осуждала меня и ни разу не сказала, что гордится. Что бы я не делала и чего бы не добилась, всегда воспринимала это, как само собой разумеющееся. Моя мать никогда не разрешала мне проводить время со сверстниками и считала, что, купив одну вещь, становилась матерью года. Я никогда не слышала, что могу быть примером для подражания, но частенько слышала ее похвалу о других детях. Она могла меня ударить по лицу за сказанную правду, которую она никогда не хотела слышать. И я никогда не чувствовала себя любимой.

Прежде чем встать с постели, я смотрела в потолок, чтобы просто подумать. Я планировала свой день каждое утро последних 25 лет, или с тех пор, как мне исполнилось 5. Это было глупо, ведь не всегда все получалось, но так я чувствовала себя комфортней. Я хотела снова сесть на лошадь, ведь так любила этих животных. Я душевно отдыхала, когда ездила верхом, и Милана (так зовут мою любимицу) способна различать эмоции в моем голосе. Это было не только потому, что у лошадей есть такая способность, но и потому, что эту красавицу я считала своим другом и пыталась быть ей другом в ответ.

Встав с постели спустя почти час, я отправилась на кухню делать кофе. Выйдя из комнаты, сразу почувствовала запах еды.

— Сегодня твой день рождения, — сказал Майкл, усмехнувшись. — И я буду готовить для тебя.

— Не стоит, — поставила я кофеварку на газ.

— Наша дочь еще спит? — игнорировал он мои слова.

— Да.

— Я соскучился по твоей улыбке, Стейси.

Я села на стол, наблюдая за Майклом. Меня злило, что он делает вид, словно ничего не было, и как будто мы семья, но все же Вудс был удивительно красивым. Он был одет в белую майку и джинсы, которые низко сидели на его бедрах. После рождения дочери я часто вспоминаю свое детство, и за всю мою жизнь никто не устраивал мне праздника в честь моего дня рождения. Слезы потекли из моих глаз и скатились по щекам. Майкл посмотрел на меня сначала с непониманием, а затем разозлился. Он подошел, и как только попытался обнять, я оттолкнула его и, словно обезумевшая, начала бить, чтобы он отошел. Но Майкл всегда умел меня обуздать, когда это было по-настоящему нужно. Он схватил мои руки и сильно прижал к себе. Я плакала и отдалась ему. Обняла за шею и успокоилась.

— Что такое, Эс? — спросил он, поглаживая мою спину. — Что случилось? Милая, не плачь.

— Я ненавижу тебя, — ответила я, не в состоянии остановить слезы.

— Тихо, тихо, — он гладил мои волосы. — Тихо, Эс.

Я перестала играть лишь на мгновение. Вспоминаю переплетение взглядов и наших рук. Это было как сладкий сон, которому не суждено повториться. Порой, несмотря на мой ум и земное восприятие жизни, мне хотелось, чтобы со мной поговорили о великом. С Майклом мы никогда в этом не сходились, но почему-то только он мог держать меня на плаву.

— Тебе не кажется, что мир замер? — прошептала я, положив голову ему на плечо.

— Я тебя не понял.

— В этом-то вся и проблема.

Я оттолкнула Майкла от себя, вытирая лицо, и оглянулась вокруг. По кухне, коридору и дальше гостиной стояло множество роз разных цветов. Они все были в вазах, и все выглядело так потрясающе. Так красиво и до изумления великолепно.

— Ты же говорил, что не любишь запах роз, — перевела я взгляд на Майкла.

— Это… — улыбнулся он. — Это было раньше. Теперь для меня розы пахнут тобой. Расскажи мне что-нибудь о себе, Стейси.

— Майкл…

— Что-нибудь, — перебил он меня.

— Я не знала своего отца, а моя мать умерла, когда отец ушел от нее.

— Любовь не стоит того, чтобы из-за нее умирать, — вернулся Майкл к маринованию мяса.

— А чего она стоит?

— Ради любви живут, Стейси.

— Моя мать настолько вжилась в роль актрисы, что даже на смертном одре она играла кого-то.

— Ты сильная, Стейси, — посмотрел он на меня, и мне показалось, что в его взгляде мелькнуло сочувствие. — Ну а то, что ты красива, это не комплимент, а констатация факта.

— Слушай, Майкл, я не хочу неловкости. Хотя мы проделывали такие вещи, что неловкостям просто нет места в наших отношениях, но все же мы никогда не будем ближе, чем в постели. Я не раскроюсь тебе. И не только потому, что не совсем тебе доверяю, но и потому, что я не доверяю до конца никому.

— Стейси, — начал Майкл, доставая вино из холодильника. — Я не пытаюсь исправить тебя. Не хочу, чтобы ты становилась нежной, открытой и покорной, это не ты. И я не готов быть мужчиной, который будет всегда защищать тебя от самой себя. Я хочу действовать заодно с тобой. И если где-то внутри твоей души ты тоже этого хочешь — дай мне знак.

— Я не хочу отношений, Майкл, — стала я рядом с ним, разливая кофе по чашкам. — Но сегодня мы будем семьей.

— Хорошо, — усмехнулся он, убирая прядь волос с моего лица. — Пока что мне этого достаточно.

Я построила стену вокруг себя. Мне так проще, вот и причина моего одиночества. Я люблю своего ребенка и всегда буду рядом с ней, но мужчина — это другое. Он разобьет сердце, а я больше никогда не смогу полюбить. Хотя мне кажется, что я и так не смогу больше полюбить.

— Майкл, нам нужно поговорить, — села я за стол.

— Давай поговорим.