— А теперь послушай меня, — вырвалась я из его тисков. — Меня не впечатляют твои деньги или внешность. Ты привык, чтобы все женщины, которые тебя окружают, мирились с твоим свинством. Так вот я не буду очередной. Я пыталась открыть в тебе что-то хорошее. То, что, я верю, есть в глубине твоей души. Но какой смысл делать то, чего человек сам не хочет? Единственное, чему меня научила жизнь, это терять и не жалеть об этом.
Последние слова я произнесла шепотом. Он знал, что я права. Возможно, Майкл думал, что обязан, но я никогда не захочу замуж за человека, который не будет жить только нашей семьей. Который не будет любить меня, а не уважать обязанность.
— Ты не теряла меня, Стейси, — прошептал он.
— Нет, Майкл, не теряла, — направилась я к лестнице, чтобы спуститься. — Ты никогда мне не принадлежал.
Страсть впивается в кровь. В чертову кожу, и ты задыхаешься. Только страсть и желание дарит чувство одержимости, и ты начинаешь испытывать сначала сладкую, а потом мучительную боль. Касания и слова заставляют трепетать все тело, и ты не знаешь, с чего оно началось — с головы или кончиков пальцев. Ты чувствуешь каждым вдохом и выходом. Каждым стоном, и тогда воздух начинает пахнуть его духами.
Глава 2
Теперь я плохо спала. У меня есть тайны, и из-за них я не могу спать. Но еще — из-за дочери. Просыпаясь несколько раз за ночь, я устала от такого сна больше, чем, когда не спала вообще. Поэтому, открыв глаза после очередного кошмара, я увидела рядом лежащего Майкла, и меня как током ударило. Я толкнула его, и от неожиданности он упал с кровати.
— Что, черт возьми, ты тут делаешь? — прошипела я.
— С тобой веселее, когда ты спишь, — ответил он, протирая глаза.
На нем не было ничего, кроме спортивных штанов. Он был так красив и так соблазнителен. У Майкла были темные волосы и светлые глаза. Его тело было таким потрясающим, и я любила его запах. Слова, которые он говорил мне ночью, и душ. Я любила с ним утро и ночь. Вечер и сумерки. Все, что было связано с Майклом. Любила настолько сильно, как и ненавидела.
— Какого черта ты пришел сюда? — поднялась я с кровати.
— Только не кричи. И не бей меня, - поставил он руки, защищаясь, но все же улыбнулся. Когда ты спала, то выглядела так спокойно и беззащитно, я понял — ты для меня все. У меня есть семья, Стейси. Семья, в которой я вырос, и они всегда будут моей семьей, моей кровью. Но ты — часть меня, часть моей души, часть моей кожи. Ты гораздо глубже, чем сердце, и твои слова гораздо важнее, чем каждый его стук в моей груди.
Я надела халат, затем подошла к Майклу, толкнула его в грудь и закрыла за нами дверь, чтобы не разбудить ребенка. Затем развернулась и обратила свою слабость в злость. Я толкнула его к стенке, не давая возможности пошевелиться.
— Я вижу, ты не очень рада жить со мной?
— Очень тонкое наблюдение, — ответила я. — Какого черта ты мне рассказываешь всякую чушь о любви?
— Мне больно, — закашлялся Майкл.
Я отпустила его и отошла на приличное расстояние.
— Я не знал, что у тебя такая сила, — потер он шею. — Но я лучше буду всю жизнь ругаться с тобой, чем смеяться с другой.
Я удивленно посмотрела на него и уже взяла вазу в руки, думая кинуть, но Майкл продолжил:
— Не смотри на меня так. Мы будем ругаться, потому что мы такие. Мы спорим и изводим друг друга. Это часть наших отношений.
— У нас нет никаких отношений! — крикнула я. — И ты знаешь это.
— Через какое-то время мы помиримся, и все снова будет хорошо, — продолжил Майкл, игнорируя мои слова. — Я люблю тебя, Стейси, и ты знаешь это. Да, я не могу быть с тобой, но я, черт возьми, люблю каждое мгновение с тобой. Ты — то лучшее, что есть во мне. Когда я взял нашу дочь на руки, ты посмотрела на меня так, что я понял одну важную вещь. Я чертовски привязался к тебе. И нам нужно прийти к какому-то компромиссу.
— Мой компромисс состоит в том, что, если тебе что-то не нравится, можешь катиться к хуям.
Я была слишком зла. И сейчас в другой комнате спит мой ребенок, а моя злость так сильна, что я даже не могу перестать метать молнии. Я подошла ближе к Майклу, а затем дала ему пощечину. Мы смотрели друг другу в глаза, и я видела, что Майкл больше не шутит. Он тоже злился и с трудом сдерживал себя.
— Посмотри за дочерью, — прошептала я, прежде чем выйти из дома и сесть в машину.
Сев за руль, я сделала несколько вдохов и выдохов и достала из заднего сидения запасную одежду. Она всегда лежала у меня в машине, и после рождения Эстель я думала о том, что пора бы уже перестать ее хранить, но привычки порой въедаются в нас глубже, чем любая мораль. Затем я завела мотор и направилась в участок. Я устала от вранья. Я столько лет федерал и столько лет вру всем, кто меня окружает. Как и подозреваю. Я так много лет работала под прикрытием и просто забыла, как это — не подозревать всех. Но также я думала, что научилась контролировать себя. Но нет, при малейшей злости я прижимаю к стенке отца своего ребенка.
— Капитан Фостер, — сказала я, показывая значок, когда входила в здание.
Сразу направляясь в свой кабинет, я взяла пистолет и пошла на стрельбище. Пули летели прямо в голову, но мне не становилось легче. Я коп и все всегда держала под контролем. Но с приходом Майкла все изменилось. Я не могу контролировать ни его, ни свои чувства к нему. Когда я уезжала, это было не из-за Майкла. Конечно, я люблю его, но я не болею им. У меня никогда и ни с кем не может быть созависимости. Я не умею привыкать, и люди мне мешают. Черт возьми, как другие это делают? Как они мирятся с недостатками других и любят их, несмотря ни на что.
Я сменила обойму и снова нацелилась на мишень. Патрон за патроном, выстрел за выстрелом, и я понимала, как мне этого не хватало. Я оберегала своего ребенка, пусть даже до ее рождения. Она не должна быть похожей на меня, и будет лучше, чем оба ее родителя.
— Ты когда-нибудь успокаиваешься? — спросил мужской голос.
Я повернулась, сняв очки, и увидела Батлера. Моего босса. Мужчина, который проворачивает дела так, что иногда мы сомневаемся, что он просто человек.
— Здравствуйте, мистер Вист, — сказала я, убирая оружие. — Как дела?
— Мне нужна твоя помощь. Так что после того, как ты выпьешь кофе, зайди ко мне в кабинет.
— Есть, сэр.
Я качнула головой и вышла из здания. Прошла к ближайшей кофейне и перезвонила Эмили.
— Привет, — сказала Эмили, и я слышала улыбку в ее голосе.
— Эмили, ты очень занята?
— Я всегда занята, но, если тебе нужна помощь, я свободна.
— Ты могла бы поехать ко мне и посмотреть за Эстель?
— Ты оставила дочь одну? — удивленно спросила Эмили. — И уехала?
— Нет, нет, — возразила я. — Я оставила ее с Майклом. Но это то же самое, что оставить ее одну. Эмили, я не могу быть рядом с ним. А сегодня он начал признаваться мне в любви и говорить всю эту чушь, — закрыла я микрофон ладонью. — Один кофе без сахара, — и снова вернулась к Эмили. — Пожалуйста, я скоро вернусь, просто посмотри за моей дочерью.
— Хорошо, я уже выезжаю.
Я бросила трубку и снова вспомнила то, что было совсем недавно. Когда я была беременна, у меня была операция, от которой я чуть не пострадала. Поэтому меня долго и не могли найти. Меня никто не сможет найти, пока я сама этого не захочу.
В конечном итоге все в жизни относительно. Свобода и цели. Считать дни можно по разным причинам, но, несмотря ни на что, я так и не смогла отпустить. Я думала, что даже сердцу прикажу, но правда в том, что я всего лишь женщина, хоть и сильна по своей природе. Стоя на самом краю, я нуждалась в живом дыхании рядом. Пусть это приходит не сразу, а после 20 или 30, или после рождения ребенка, но это случается.
Я помню, как впервые увидела его. Как Майкл улыбался и выглядел таким расслабленным. Первое время он даже не смотрел на меня, да и если быть совсем откровенной, я удивилась, когда это произошло. В нем одном было столько людей, и я хотела понять. Я хотела разгадать, хоть и знала, что потом мне станет скучно, и я уйду. Я всегда уходила. Но вот это произошло. В один момент я поняла, что чем больше узнаю его, тем больше завишу от этого общения. Я хотела знать больше, и это очень необычно, и если быть точной, то совсем не вовремя. Все его стороны оказались великолепны. Порой я хочу спросить, почему он такой. Почему он такой притягательный и красивый? Почему такой свободный и добрый? Почему он всем своим существом до изумления уважает меня и любит нашу дочь, несмотря на то, что мы пережили.