— Так, может быть, это было ошибкой? — вдруг выпаливает Ира.
Я не сразу понимаю, о чём она говорит, но, когда до меня доходит, внутри вспыхивает раздражение.
— Хочешь отменить свадьбу? Давай, в чём проблема, — вскидываю руками. — Я тебя насильно здесь не держу.
Её пыл немного стихает, и взгляд становится растерянным. Наверное, Ира не ожидала такого поворота, но мне это только на руку. Я делаю пару шагов к ней, сокращая расстояние.
— Прости меня, — извиняюсь. — Я был не прав. Надо было рассказать тебе про бабушку.
Нужные слова в правильное время.
Девушка недоверчиво смотрит на меня, но не отстраняется, когда я подхожу почти вплотную и осторожно обнимаю её.
— Я очень люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Ира утыкается носом мне в грудь и аккуратно обнимает за талию. Она молчит, и я не вижу её лица, но понимаю, что на этом конфликт исчерпан.
Теперь можно спокойно заняться информацией, которую собрал для меня Олег, но вместо этого я продолжаю стоять в обнимку с Ольханской и думать о манящей папке, оставшейся в гостиной.
— Ладно, — наконец-то отстраняется Ира. — Проехали.
Она не смотрит на меня, возвращаясь к приготовлению чая, и я понимаю, что нужно оставить её одну, пусть ещё немного подумает и окончательно отойдёт, а я пока пролистаю документы.
— Точно?
— Точно.
Врет.
Ладно. Ира мне это всю жизнь припоминать будет, но всё равно я останусь при своём мнении: я до сих пор считаю, что поступил правильно, не сказав ничего про звонок из больницы.
— Хорошо.
Бросив на Ольханскую последний взгляд, я возвращаюсь в гостиную, хватаю папку и выхожу на балкон. Наконец-то…
Так…
Пролистываю основную информацию, пока не добираюсь до кое-чего интересного. Оказывается, Власова периодически навещала отца в больнице, и в последнее время особенно часто. Плюс ко всему неофициальная информация от бывшего охранника отца подтверждает интимную связь между папочкой и Екатериной, но об этом я и без того подозревал. А вот списки звонков на номер отца в день аварии… Он разговаривал с Власовой незадолго до трагедии. Что они могли обсуждать? Подозрительно всё это…
Отец с братом ехали на деловую встречу, с ними должна была быть охрана и водитель, но пострадала только машина папы. По официальной версии водитель не справился с управлением из-за плохой погоды и выехал на встречу. Кажется, они врезались в фуру или…
Так, стоп. А что стало с водителем и остальными пострадавшими? Должны же были быть ещё жертвы, почему никто о них так ничего и сказал? Чёрт, три года прошло, а я только сейчас начал копать…
Что если…
Что если авария не случайна? Вдруг её кто-то подстроил?
Нужно попросить Олега разузнать про водителя и остальных участников ДТП. Может быть, кто-то из них сможет пролить свет на ситуацию? У меня чертовски плохое предчувствие…
Ложь 57. Ира
«Все врут — это адаптационный механизм, ключевая особенность выживания. Покажите того, кто всегда говорит правду — и он точно будет чокнутым. Но, может, самая опасная ложь, та, которую мы говорим самим себе?» Я — Зомби (iZombie)
Gil Scott-Heron — Me and the Devil
Ложь 57. Ира
Я не знаю, что и думать. Я в замешательстве, и ложь, окутывающая меня со всех сторон, похожа на липкую паутину, из которой я никак не могу выбраться. Вот только вопрос в том, кто же паук?
Костя?
Появился из ниоткуда, притащив с собой кучу вопросов, которые теперь поедают меня как паразиты. Обвиняет своего лучшего друга, когда-то ни раз вытаскивающего его из самых ужасных ситуаций, в грязных делах, ведёт себя как минимум странно.
А, может быть, это отец стоит за всем? Он всегда недолюбливал Скворецкого, изначально был против моих с ним отношений. Так что запросто мог подговорить Назарова на все эти непонятные вещи.
Но что, если я всё-таки ошибаюсь, и главный лжец во всей истории — Стас? Я понимаю, почему он умолчал про мою бабушку, но это не снимает с него ответственности за поступок. Я давно перестала быть понятливой доброй девчонкой, способной вставать на места других людей и анализировать их поступки. Я не мать Тереза и уж точно не всепрощающий Иисус.
Костя был прав, Стас имеет непонятные дела с Марком, владеющим незаконным казино, и я никогда не одобряла этого партнёрства, вот только пообещала себе не влезать в бизнес Скворецкого. Может быть, это было неправильным решением с моей стороны?
А теперь всё так запуталось, и ложь, в которой мы тонем, засасывает нас в своё болото.
У меня было время, чтобы подумать, но его оказалось недостаточно. Я надеялась, что, поговорив со Стасом, избавлюсь от сомнений, посмотрю в глаза любимого человека и окончательно пойму, что лживая сучка в этой ситуации именно я, но что-то пошло не так.
Может быть, дело во мне и в глупой утренней ошибке, выстроившей непроходимую стену между нами. А, может быть, проблема в том, с какой холодной расчётливостью говорил Скворецкий о моей бабушке. Если же он разорвал все связи с отцом, до сих пор гниющем в больнице, это ещё не значит, что я была готова на такое.
С другой стороны, это же Стас. Я люблю его, и мы планируем пожениться, создать семью, когда-нибудь завести детей. Разве не об этом я мечтала всю свою жизнь? Разве не ради этого страдала, осознавая, что влюбилась в парня подруги? Мы прошли слишком много испытаний, чтобы так просто сжигать мосты…
Но…
Но мне нужны ответы, и я собираюсь получить их любыми способами. Даже если конечный результат мне не понравится.
***
Я возвращаюсь в универ. Наверное, это самый разумный вариант из всех возможных, учёбу ведь никто не отменял, да и в любом случае я не могу наседать на Стаса с вопросами о его бизнесе, это покажется как минимум подозрительным. Нужно подождать, и тогда желаемое обязательно упадёт тебе прямо в руки. И я не ошибаюсь: в первый же день учебы после моего продолжительного отсутствия, меня встречает парочка сюрпризов.
— Ирка! — Аня Кудрявцева, о которой за всеми проблемами я успела позабыть, набрасывается на меня с крепкими объятиями.
— И тебе привет, — улыбаюсь. — Задушишь, пусти.
Девушка отпускает меня, хватает под локоть и тянет в сторону укромного местечка. Я не сопротивляюсь.
— До тебя не дозвонишься, не допишешься, — жалуется Аня. — А трубку в последнее время постоянно берёт твой жених. Я уже устала выслушивать отговорки, что ты занята.
В груди скапливается тяжесть, ведь Стас мне ни разу не говорил про звонки от подруги, точно так же как умолчал про состояние бабушки.
— Странно, — бормочу. — Ты точно уверена, что Стас брал трубку?
Мы находим свободное местечко возле окна на втором этаже — несколько шумных студентов ждут преподавателя возле кабинета, совершенно не обращая на нас внимания, — и, бросив сумки на подоконник, поворачиваемся лицом друг к другу.
— Да точно, — смотрит с упрёком, словно это я виновата в происходящем. — Я тебя и по имени с фамилией называю, и спрашиваю, с кем говорю, а мне всё одно. Мол, её нет, она занята. Такое продолжается, кстати, практически с Нового Года. В социальных сетях меня нет, ты же знаешь, только в телеге. А ты там не сидишь.
— Ну, да, — прикусываю губу, задумчиво смотря в окно.
Анька придерживается странных традиций: никакого «Контакта», там фсбешники следят, в «инсте» тоже делать нечего, подруга считает это для тупых школьниц. «Твиттер» вот ведёт, но меня там нет. «Телеграм» как-то тоже не зашёл.
Поджав губы, я достаю сотовый и просматриваю вызовы.
— Да быть такого не может, — тяну я. — У меня бы в любом случае высветилось, что кто-то звонил. Нет, конечно, мой телефон пару дней был у Димы, но…
— У Димы? — напрягается.
— Ну, да. Он же мой охранник, Стас приставил, — пытаюсь найти хоть одно доказательство, что мне звонила Аня, но в сотовом глухо. Звонки только от Стаса, отца и охранников. — Слушай, а набери меня сейчас. Проверим.