Отложив вилку, я достаю из сумочки сотовый и замечаю пропущенный вызов от отца.

Отправляю ему сообщение: «Привет. Не слышала звонка. Что-то случилось?».

Блокирую экран — осторожно беру бокал со сладким красным вином и делаю глоток. Вкусное.

Проходит меньше минуты: сотовый оживает, и на экране появляется фотография папы. Стас замолкает, и вместе со спонсором устремляет на меня взгляд, словно я только что прервала их невероятно важный разговор.

— Извините, — схватив мобильник, поднимаюсь на ноги и ухожу в дальнюю часть ресторана.

Встав в тихое неприметное местечко возле туалета, я наконец-то отвечаю на вызов.

— Алло.

— Ира? Ты где? Нужно встретиться.

— Я… в ресторане со Стасом, — говорить об этом почему-то неловко.

Его фальшивая симпатия к Скворецкому сочится ядом и неодобрением, за все эти годы так ничего и не изменилось.

— Скажи адрес, я приеду.

— Зачем? Давай я сама после ужина заеду к тебе на работу…

Не очень-то хочется, чтобы он пересекался со Стасом, они всегда друг друга недолюбливали. Опять учудят что-нибудь, а мне разгребай…

— Ирина Антоновна, говори адрес, это не телефонный разговор и уж точно я не собираюсь ждать, пока ты там просаживаешь деньги в ресторанах.

Упс. Я что-то натворила? Обычно он обращается ко мне по имени и отчеству, если я где-то накосячу… Но мы с ним не виделись больше двух месяцев: из-за учебы и вечных поездок со Стасом я даже домой вырваться не могу.

Я сдаюсь — говорю ему адрес, и папа обещает скоро приехать. Мне ничего не остаётся, как вернуться за столик к своему жениху.

— Чего он хотел? — без особого интереса спрашивает Стас.

Пожимаю плечом.

— Поговорить. Скоро приедет сюда, у него что-то важное.

— Что?

— Не знаю.

Парень внимательно смотрит на меня, пытаясь прочитать мысли, но я делаю как можно небрежный вид.

— Всё в порядке?

— Да, — отмахиваюсь. — Наверное, соскучился. Ничего такого.

Помедлив, парень возвращается к разговору со спонсором, имя которого я уже сто раз успела забыть, а я смотрю в свою тарелку с остывшим куском покромсанного мной же мяса и пытаюсь отпугнуть подкрадывающуюся тревогу. Я так давно не виделась с папой, что начинаю волноваться из-за встречи с ним? Или мне просто стыдно, что я совсем о нём забыла?

Сотовый молчит — я задумчиво смотрю в окно, щурясь из-за яркого майского солнца, и даже не сразу замечаю подкравшегося официанта, решившего забрать мой пустой бокал. Заказать ещё вина не успеваю — на улице тормозит полицейская служебная машина, и я сразу же понимаю, что это мой отец. Он бы ещё сирену включил…

— Я на минуту.

Скворецкий бросает взгляд в окно на тачку, затем поднимается из-за стола, а на мой упрекающий взгляд лишь бросает:

— Что? Хочу просто поздороваться с будущим зятем, — улыбается. — Вы нас извините, мы ненадолго, — обращается к мужчине.

— Конечно, конечно. Не торопитесь, я пока ещё что-нибудь закажу, — оживляется мужчина, подзывая официанта.

Куда ему? И так жирный, лопнет скоро…

Ладно, раз от Стаса не избавиться, придётся взять его с собой, ничего не поделаешь. Схватив сумочку, я уверенно направляюсь к выходу — бренчит колокольчик над дверью, и тёплый ветер накрывает меня приятной волной, пробираясь под платье словно нежные руки любовника.

Папа стоит возле авто в полицейской форме и кому-то звонит — только сейчас вспоминаю, что оставила мобильник на столе в ресторане, но возвращаться за ним уже поздно.

— Па!

Он опускает руку, прячет сотовый в карман.

Рядом с соседней машиной стоит Дима и наблюдает за каждым нашим шагом — я чувствую на себе его пронзительный взгляд, пока иду к отцу.

— Ирочка, — он щурится, осматривая меня с ног до головы. — Какая ты красивая.

— Спасибо, — смущаюсь.

Мы обнимаемся — его крепкие объятия длятся всего пару секунд.

— Антон Юрьевич, — Стас протягивает ему руку. — Рад видеть Вас.

— Взаимно.

Отец отвечает на рукопожатие, но по его взгляду понятно: папа рассчитывал на разговор без свидетелей.

— Так, что за спешка такая? — улыбаюсь я, бросая взгляд на патрульную машину, за рулём которой сидит полицейский. — Ты так по мне соскучился, что решил с конвоем приехать?

Отец щурится ещё больше — яркое солнце надоедает, хочется скрыться от его настойчивых лучей или хотя бы надеть очки, но я просто стою и смотрю на папу, нетерпеливо дожидаясь ответа.

— И это тоже, — хмурится.

Медлит. Эта пауза кажется бесконечно-долгой, будто время останавливается в преддверии чего-то глобального. А затем оно действительно замирает, и следующие слова отца застревают в плотном вязком воздухе, медленно, но верно добираясь сначала до моих ушей, а потом и до мозга. Кажется, по пути они теряют все буквы, снова собирают их в неправильном порядке, и то, что я слышу, оказывается полнейшим бредом.

— Бабушка скончалась. Сегодня ночью. Я пришёл утром домой после смены и нашёл её в своём кресле.

Я падаю. Или нет.

— Что? — неуверенно переспрашиваю, отказываясь принимать происходящее. — Как? В смысле…

Ноги слабеют, и я оступаюсь на каблуках.

Отец дёргается вперёд, чтобы придержать меня, но я оказываюсь в крепких руках Стаса.

— Мне так жаль, — бормочет Скворецкий, окончательно добивая меня.

Да нет, бред какой-то. Глупая шутка! С бабушкой всё было нормально, врачи говорили, что ей становится гораздо лучше! Она не могла просто взять и умереть!

На смену шока приходит отрицание и раздражение — я дёргаю локтем, избавляясь от поддержки Стаса, и трясу головой.

— А что врачи сказали? Ей же… Ей же было гораздо лучше, как так вообще получилось? — отчаянно смотрю на отца, пытаясь найти виновника, но он лишь хмурится.

— Это было два месяца назад, Ир, — тихо напоминает он. — Сказали, что такое бывает… Перед концом. Больному на какое-то время становится лучше, а затем резко хуже и… Она умерла во сне. Наверное, даже не поняла, что случилось…

Голова идёт кругом, мир становится серым и приглушает звуки, концентрируя всю боль и страдания лишь в одной точке: в моей груди. И я готова разорвать её в клочья, лишь вырезать разрастающуюся опухоль.

Я не верю. Не верю. Не верю. Не верю… Хочется кричать, требовать ответы, ненавидеть всех и каждого, но я лишь без сил смотрю сквозь папу и совершенно ничего не вижу. Вообще ничего…

— Я отвезу тебя домой, — говорит отец, и, кажется, последние годы я только этих слов и ждала. — Мне нужна твоя помощь, я один не справлюсь.

— Я тоже поеду, — уверенно заявляет Стас. — Помогу организовать.

— Нет, — даже я удивляюсь своему резкому и неожиданному голосу. — Я сама, — не смотрю на него, потому что, если встречусь с ним взглядом, точно позволю парню взять ситуацию под контроль.

— Ир…

— Нет, — убираю с лица упавшие пряди волос. — Я поеду с папой, а ты заканчивай встречу. И Дима мне не нужен, за мной присмотрят.

— Я всё же настаиваю, чтобы Дима тебя сопровождал…

— Она же сказала, Стас, — папа открывает заднюю дверь машины. — Я о ней позабочусь. Не беспокойся.

У меня нет сил что-либо говорить или прощаться со Скворецким, поэтому я поспешно забираюсь в авто — вздрагиваю, когда папа захлопывает дверь, обнимаю себя руками. Мысль о том, что бабушки больше нет, не хочет усваиваться в голове, но я продолжаю представлять всё случившееся в самых ужасных подробностях и никак не могу остановиться.

Недолго Стас разговаривает с моим отцом — я их совершенно не слышу, да и, признаться, не хочу — а потом папа садится на переднее сидение и командует водителю «трогай». И мы уезжаем. Двигаемся прямо навстречу Сатане в его жуткий испепеляющий Ад…

«В мире было сказано так много лживых слов и совершено такое несметное количество неправедных поступков, что неудивительно, почему он так несовершенен». Владимир Эдуардович Казарян

Nobody Knows — Autograf feat. WYNNE