Но единственное место, где брат может нежиться, — в гробу под плотным слоем земли.

Повзрослей, Стас. Перестань думать только о себе.

И почему это так сильно злит?

Особенно в момент, когда охрана тщательно обыскивает квартиру Артёма, пытаясь отыскать его акции. Не мои, с теми Олег, слава Богу, разобрался. Но вот сраные бумаги брата, которые так сильно хочет заполучить Макеева, как сквозь землю провалились. Их нет ни в ячейках банка, ни в сейфах, мать тоже про них ничего не слышала, но я то прекрасно знаю, что под подушкой братец их точно не прячет. Олег перегибает палку.

Идеальная квартира брата превращается в настоящий хаос. Смотреть на перевернутую вверх дном спальню невозможно — я ухожу на кухню, выхожу на балкон. Сегодня тепло: солнце припекает, но прохладный весенний ветер всё равно заставляет ежиться. Осмотрев шумный город уставшим взглядом, достаю из кармана пиджака сигареты и прикуриваю.

Что я здесь делаю? Обыскиваю квартиру покойного брата, в надежде отыскать его акции, чтобы в конечном итоге переписать их на Макееву. Точнее, на её ребёнка. Следовательно, Элли как мать сможет распоряжаться долей компании, пока её… Кому? Сыну? Дочке? Не важно. Пока ребёнку не исполнится восемнадцать.

Мне не нравится такой расклад, но я много думал и решил, что Ирка для меня сейчас важнее каких-то бумажек, да и проблем не оберешься с этими СМИ. Пока рано для огласки наших отношений, так что в этот раз Элли победила.

Вот только проблема всё равно остаётся: куда, мать его, Тёма дел свои акции?

В депозитарии он точно ничего не хранил, мы сто пятьсот раз перепроверили его электронные счета. Значит, остаётся лишь вариант с бумажными акциями. Но хрен знает, возможно ли вообще такое…

Сплошной геморрой.

Сигарету докурить не успеваю, звонит телефон. Как же не вовремя. И угадайте, кто это? Макеева. Опять начнёт выносить мозг «отдай мне обещанные акции, мне нечем кормить ребенка». Яжмать сраная.

Сплёвываю с балкона.

— Алло.

— Привет, Стасик, — слащаво тянет блондинка. Закатываю глаза, пытаясь воздержаться от глубокого усталого вздоха. — Как поживают мои акции?

Тварь. Засунуть бы тебе их по самый локоть в задницу.

— Акции брата всё ещё неизвестно где, — говорю сквозь зубы. — Я тебе уже сто раз объяснял, получишь их, как только они найдутся.

— Так ищи быстрее! — злится.

А секунду назад готова была сраться радугой. Тоже мне.

— Если ты меня обманываешь, Скворецкий, я тебя в порошок сотру, — продолжает негодовать. — Как вообще могли пропасть акции? Они должны числиться в этих, как его… ну… — давай, рожай, тупица. — Короче, в банке!

Дура. Какой банк? Они в депозитарии хранятся.

— Если только они не в бумажном виде, — передразниваю. — Курица. Я же сказал, найду, получишь их. У меня как будто других дел нет, как твоей задницей заниматься. Пока. И не звони мне больше, сам тебя наберу!

Уже чувствую, как Макеева готова плеваться кислотой и ненавистью, поэтому сбрасываю вызов. Отлично, одной проблемой меньше.

Мне вот только скандала с бывшей не хватает для полного счастья. А ведь, когда мы встречались, она такой мимимишной была, прям до блевоты. А я ещё поддакивал ей. Как вспомню, так блевать хочется. Упаси Боже, ещё раз с ней связаться.

Сотовый вновь звонит. Да твою ж мать, сказал же, что позвоню, как только найду акции.

— Я же, блять, сказал, сам позвоню! — с ходу гаркаю я.

Молчание.

— Эм… Ну, ладно, — неуверенный голос Ирки.

Блять.

— Прости, не посмотрел, кто звонит, — затягиваюсь, сбрасываю окурок с балкона, забывая про мораль.

Братец не курил, так что в этом доме пепельницы не водятся.

Ира смеётся, и на мгновение мне становится легче. Вся эта нервотрёпка с акциями меня скоро до белого каления доведёт. Вот слягу с нервным срывом, будете знать.

— Это… Я тут, короче… Как ты смотришь на то, чтобы поужинать у меня дома? Я, ты… мой отец?

Что, простите? Поужинать с Антоном Юрьевичем, который миллион раз принимал меня в СИЗО и во время нашей последней встречи доходчиво объяснил, чтобы я держался от его дочери подальше? Так себе идея.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — хмурюсь.

— Да, да, — пытается отшутиться. — Пообещала ему, если он поужинает с тобой, то я пойду на выпускной. Хочу, чтобы он понял, что ты не такой уж и плохой.

Почему-то в груди зарождается раздражение. Последний мой семейный ужин закончился разоблачением Элли и той ещё потасовкой.

— Не знаю, — мысли о Макеевой злят лишь сильнее. Шум на кухне (видимо, охранники и сюда добрались) добивает окончательно. — Тебе же не хотелось идти на выпускной. Будет лучше, если ужин не состоится.

Получается немного грубо, но слово не воробей, толкнуть обратно в глотку не получится.

Хотя…

— Я знаю, но… — растерянно отзывается Ира. — Почему бы просто не поужинать? Мы с тобой уже давно вместе, пора бы вам двоим нормально пообщаться. Папа мне мозги грызёт из-за тебя, нужно доказать ему, какой ты хороший.

Боже. Я трахаю дочь старшего следака моего района. Ужинать с ним, последнее, что мне сейчас хочется.

— Ир, это ПИЗДЕЦ какая плохая идея! — отчеканиваю я. — Не хочу в это ввязываться. Не знаю, что там тебе в голову пришло, но лучше забей.

— Но…

— Всё!

Сбрасываю. На кухне что-то разбивается. Чёрт, поаккуратнее нельзя что ли? Это всё-таки квартира моего брата! Варвары…

Злость накрывает подобно утреннему туману, обволакивающему ледяной простор озера. Стискиваю пальцами перила балкона, пытаюсь выбросить из головы мысли об обыске квартиры Артёма, о пропавших акциях и об Элли. Всё это смешивается и превращается в водоворот отвращения к самому себе.

Только через пару минут прихожу в себя, звоню Ире. Берёт трубку не сразу. Молчит.

— Прости, Ир, — прикрываю глаза, пытаясь представить лицо моей девочки. — Я поужинаю с твоим отцом. Хорошо?

Она недолго молчит. Это всегда самые бесконечными секунды в моей жизни, будто ожидаешь приговора. Казнить нельзя помиловать. Куда влепить запятую?

— В последнее время ты слишком часто извиняешься, — замечает Ольханская.

— Я знаю, — пауза. — Работы много, ни минуты свободного времени. Но я не должен был на тебе срываться, мне жаль.

— Ага. Не бери в голову, — прокашливается. — Тогда выбери день, когда будешь свободным, я поговорю с отцом. Хорошо?

— Да.

Пауза.

— Ладно, мне пора, — она первая нарушает молчание. — Люблю тебя.

— И я тебя.

Отключается.

Я вздыхаю, несколько секунд смотрю на экран, затем блокирую его. Что за хрень со мной происходит? Срываюсь на каждом втором, лишь бы от стресса избавиться. Мне срочно нужен отдых. Сон, алкоголь и Ирка.

Убираю телефон в карман, в последний раз любуюсь видом майской Москвы и возвращаюсь в квартиру. Кухня вывернут наизнанку, парочка тарелок разбита. Вот же дикари.

— Нашли что-нибудь? — недовольно спрашиваю я у одного из охранников.

— Нет, Станислав Максимович.

Так и знал. Нечего здесь ловить. Если Тёма хотел спрятать свои акции, то уж точно не стал бы хранить их дома. Должно быть какое-то другое место…

— Ладно, заканчивайте, — кривлюсь. — И не забудьте прибраться тут.

— Такого приказа не было, — жалуется охранник.

— А теперь есть! — злюсь.

Воздержавшись от «всех уволю» и «тупые дегенераты», я выхожу в коридор и покидаю квартиру вслед за личным охранником. Пусть сами здесь разбираются, а мне нужно подумать, куда мог мой любимый братик спрятать свои бумажки.

Самое интересное то, что Олег рассказал мне о пропаже спустя почти пять месяцев после смерти брата. Мол, сначала он разбирался с документами отца о переводе секретной доли, потом неожиданно понял, что Артём припрятал куда-то свои акции, затем: «Ой, я не могу их найти, что же делать? Надо сказать Стасу, может, он знает».

Бред какой-то. Больше похоже на развод. Что-то здесь явно нечисто, и я должен это узнать. При чем очень и очень срочно, иначе всё это дерьмо реально доведёт меня до нервного срыва. На самом деле, я уже на грани того, чтобы продать свою долю «Бигарро», взять Ирку и свалить куда подальше, лишь бы больше не связываться с бизнесом. Как вообще отец управлял компанией в таких условиях? Теперь понятно, почему он постоянно был таким неприятным…