— Ай! — шикаю, забывая про Макса, без предупреждения начавшего дезинфицировать рану.

Друг не обращает на меня внимания. Обрабатывает, смывает остатки крови и грязи, а после, осторожно сдвинув края раны, прилепляет медицинский пластырь.

— Готово. Почти как огурчик, — улыбается.

— Спасибо.

Кивает.

Мы молчим. Долго, пока закипает чайник. Но как только долгожданная кнопка щёлкает, оповещая, что вода вскипела, Максон открывает нижний шкаф и со стуком ставит на стол бутылку водки. Смотрит на то на меня, то на Колю: и говорить ничего не приходится. Пятьдесят грамм после такой переделки лишними не будут.

Три почти полные стопки, не чокаясь, залпом. Обжигает. Не закусываем.

— Я так чувствую, нам всем пизда, — Макс присаживается на табурет. — И нахера вы полезли на этого Чика? И скажи мне, блять, откуда у тебя ствол?

Смотрю на Колю, впервые за пребывание на кухне встречаясь с ним взглядом. Тот хмурится. Будто читает мысли.

— Это же их, да?

Медлю.

— Да.

Макс смотрит то на меня, то на брата Иры. Вскидывает брови, мол, и чё молчим?

— Мы, когда Стасяна вытаскивали… у тех мажориков пушка была. Если бы не Ирка, мы бы, наверное, не выбрались, — вспоминаю тот день.

Пистолет, привязанный к стулу Стас, Коля на мушке. Я на коленях и занесённая бита.

— Ствол был в руках у моей сестры, — подхватывает Коля, будто оправдываясь. — Мы не могли его оставить. Случись че, по отпечаткам бы всё на Иру показало, а времени убирать следы не было. Элли вызвала мусоров. Мы тогда с Костяном решили прихватить пистолет с собой, а потом избавиться от него. Видимо, кто-то так и не сделал этого.

— Это же пушка! — злюсь. — Без серийника. Без всего. Думаешь, я бы не перестраховался.

Молчит. И правильно делает. Только с пацанами цапаться сейчас не хватало.

— То есть, в этой истории замешаны ещё и бабы? — упрекает нас Макс. — Они, получается, тоже под прицелом.

Тишина.

— Короче, — хозяин квартиры разливает водку, а после убирает бутылку под стол, чтобы не было желания притронуться к ней.

Не говоря ни слова, залпом осушает стопку, но ни я, ни Коля к своим порциям не притрагиваемся.

— За блондинистую сучку не волнуйся, у неё и без нас полно охраны, — произносить имя бывшей Стаса язык не поворачивается. — А вот за Ирку я переживаю. Не хочу её втягивать.

— Я тоже, — подхватывает Коля. — Поэтому надо разобраться с этой проблемой, прежде чем Чик решит до неё добраться. Помниться, она в прошлый раз поцапалась с чуваками из его шайки.

Точно. И это ставит её в ещё большую опасность. Вот только вопрос в том, как избавиться от дилера, что пытается добраться до каждого из нас. Получается, все, кто в этом замешан, находятся в его списке.

Я.

Коля.

Теперь ещё и Макс.

Ирка.

Макеева.

Стас.

И те двое.

А, следовательно, каждый, кто имеет к нам отношение.

— Проблема в том, что мы не можем просто собрать народ с района и пойти пиздить шайку Чика. Это так не работает. Нам нужен более действенный план, — Макс вырывает нас из задумчивости. — Остаюсь того же мнения, что и в баре. Подставить его, конкретно так, чтобы наверняка. Нужно придумать план. Проработать до мелочей, поняли? Так что пушка останется у меня, Костян. А ты сидишь тихо и не лезешь на рожон. Я всё сделаю.

— Когда ты здесь главным стал? — скалюсь.

— Когда ты чуть не пристрелил чувака час назад, — парирует. — Я вляпался в это дерьмо из-за тебя, Назар, так что закрой рот. Из всех нас ты самый худший вариант лидера. И ты это сам прекрасно понимаешь.

Шмыгаю носом, хватаю стопку и залпом осушаю. Водка обжигает горло — морщусь, со стуком ставлю стопку на стол. Не хочется признавать, но Макс прав. Я всегда на подхвате, обычно Стас думает, а я делаю.

Но я и без Скворецкого прекрасно справлюсь. У нас по ходу дороги разошлись в конец.

— Ствол я тебе не оставлю, — заявляю я.

— Ещё как оставишь, — холодно.

Прищуриваюсь. Сдерживаюсь, чтобы не заехать Максу по роже. Он вообще в это дерьмо лезть не должен, не его проблемы. Это касается только меня и Коли. А, может быть, лишь меня.

— Ладно, — сдаюсь. — Делайте, что хотите.

Они и делают.

Мы опускаемся на дно и несколько дней не высовываемся. Зависаем на квартире Макса, отходим после драки, пьём, придумываем план. Точнее, этим занимается Макс, а я большую часть времени провожу на работе, а после шатаюсь по городу, будто бы специально пытаясь найти неприятности на свою задницу. За матерью охотно присматривает соседка: ей всё равно на пенсии заняться нечем, а так лёгкие баблишки.

Всё подозрительно спокойно. Никаких слежек, наездов и предупреждений. Словно затишье перед бурей. Сидеть без дела и думать о том, что вот-вот тебе в спину прилетит смачный пинок, невыносимо. Я загниваю. Прокручиваю в голове, какими способами смог бы разобраться с Чиком, представляю его разукрашенное кровью лицо, выбитые зубы и сломанные кости. И загниваю, потому что ничего не могу с этим поделать.

Иногда я прихожу к Иркиному дому и сижу на площадке, вглядываясь в окна. Сижу до последнего, пока холод не прибирает до костей, а потом ухожу. Не хочу ей звонить, писать, а видеться тем более. Пока я не разобрался с Чиком нельзя. Но присматривать за Ольханской никто не запрещал, тем более плохое у меня предчувствие на счёт неё.

Сейчас вот тоже. Курю, сидя на низком заборе в темноте. Подальше от фонарей, чтобы не заметили. Холодно. Новую куртку так и не купил, эту взял погонять у Макса на время.

В комнате Иры горит свет. Иногда я вижу мелькающую тень, и каждый раз сердце почему-то замирает. Хочется подняться к ней, хотя бы просто увидеть. Её глаза. Улыбку. Блять, что за ваниль.

Затягиваюсь, натягиваю сильнее шапку, прокашливаюсь. Уже собираюсь выкинуть окурок и пойти домой, чтобы особо не светиться, как звонкий голос заставляет всё моё тело замереть.

— Константин!

Блять.

— Антон Юрьевич, — улыбаюсь.

Вот его только здесь не хватало. И как мне объяснить, почему я торчу под домом его дочери в такое время?

Мужчина подходит ко мне, но его лицо скрывает тень, и я не могу разглядеть его эмоции. Почему-то становится стыдно.

— Давно тебя не видел.

Медлит. Достаёт из кармана пачку сигарет и прикуривает. Затягивается. Потом оборачивается на дом и смотрит на окна квартиры дочери. Невольно делаю то же самое.

— Да как-то времени не было. Работа, мать больная.

— Это хорошо, что ты за матерью присматриваешь, — хвалит Антон Юрьевич. — Родители дело святое.

Угу. Ну, да. Ток чет Вы за Иркой совсем не следите. Так и хочется сказать подобное, но я молчу. Докуриваю сижку, но под ноги выкинуть при мужчине не решаюсь. Тушу о забор, на котором всё ещё сижу, мну бычок пальцами.

— Хороший ты парень, Константин, — вздыхает Антон Юрьевич, и очередная волна стыда пробирается под кожу подобно паразитам.

Если бы он знал, что я вытворил за всю жизнь, никогда бы так не сказал. Смотрит прямо мне в глаза, затягивается. Иногда кажется, что батя Иры знает про меня абсолютно всё. А порой — ничего.

— Я смотрю, вы с Иркой поцапались, — не вопрос. Собираюсь возразить, но не успеваю. — Хочу попросить тебя кое о чём. — Опускает голову, докуривает, бросает в снег бычок и даже не тушит ногой. Огонёк сам медленно умирает на морозе. — Хочу, чтобы ты присмотрел за Иркой. Связалась она тут с одним… — замолкает. Я замираю, нетерпеливо вглядываясь в лицо мужчины. С кем связалась? Что за упырь? Кому морду набить? — Со Стасом Скворецким, — смотрит на меня будто читая реакцию.

Я замираю. В смысле Ира связалась со Стасом? А самое главное, в курсе ли Антон Юрьевич, что Скворецкий мой друг?

Качаю головой, пытаясь подобрать подходящие слова. Медлю.

— Заезжал он за ней пару раз, — уклончиво продолжает он. — Недавно совсем. Не знаю, что там у них, но ни к чему хорошему это всё не приведёт. Ты же понимаешь?

Нет. Не понимаю. Зачем Стас заезжал за Ирой? Сюда. Знает же, что может спалиться. Да ещё и не один раз. Какого чёрта они творят?