— Ты тоже пахнешь ничего, — ответил он, стараясь не дышать носом. От Вильмы настолько сильно веяло винными парами, что глаза начинали покрываться слезами, а мысли путаться, — Скажи честно, ты была в сговоре с Ленаром?

— Да ни за что, — отчеканила она, четко разделяя слова, и Радэк мешком картошки бросил ее тело на полку, — Осторожнее, Радэк… кажется, меня подташнивает…

— Тогда как ты нашла вино? — легким пинком он отправил ведро к ее полке.

— Случайно, — она подвинула ведро поближе к изголовью, — Спасибо. Настоящий друг.

— Тебе кто-нибудь говорил, что порой быть твоим другом очень сложно?

— Ни разу.

— Ну так порой быть твои другом чертовски сложно, — хрустнул он уставшим плечом и присел рядом, — Допустим, ты случайно нашла вино. Нажралась ты до такой степени тоже случайно?

— Я не хотела, — промямлила она, прикрыв глаза, и постепенно начала утопать во сне, — Просто столько всего произошло… Работа эта в техношахте, костюм, Ленар со своей авантюрой… А еще я теперь некрасивая. Я ведь некрасивая, да?

— Ты пьяная, и я от тебя всякого ожидал, но не такого. Как ты до сих пор не уяснила, что ТАМ мы можем себе позволить расслабиться, но ЗДЕСЬ, на борту корабля, мы постоянно на работе, и даже когда мы ложимся спать, это считается за перерыв, в который мы не имеем права… Вильма? Вильма! — потряс ее Радэк за плечо.

— А? — разлепила она глаза.

— Не спи, я тебе важные вещи объясняю.

— Я не сплю.

— Ты хоть понимаешь, что сегодня прошла по самому краю?

— Ага.

— Понимаешь, что такое поведение вообще недопустимо?

— Ага.

— Ты понимаешь, что в наказание за употребление алкоголя на работе тебя насмерть закормят печеньем с малиновым джемом?

— Ага.

— Все ясно, — вздохнул Радэк, укрыл ее одеялом и выключил лампу, — Чтоб я тебя нашел трезвой, как стеклышко.

Она ничего не ответила.

Каждый человек по-своему переживает свой первый опыт какой-либо ответственной работы, и эти переживания легко можно умножать на два, если перед этим человек не потренировался на чем-либо менее ответственном. В таких случаях человека обычно заваливают советами наподобие «Главное не нервничай» или «Там нет ничего страшного», и эти советы либо не работают вообще, либо оказывают прямо противоположный эффект. О том, чтобы сотрясшийся от пары слов воздух оказывал какое-либо значительное раскрепощающее воздействие на человека, шагающего в кромешную тьму, науке ничего неизвестно. Степень ответственности работы сама по себе не так важна, личные переживания человека все равно остаются личными переживаниями, и в борьбе с ними человек чувствует себя самым одиноким существом во вселенной.

В случае с Ирмой все начиналось с пустоты. Еще когда она в начале своих первых практических работ восходила на борт межпланетной самоходной баржи, она не пыталась себя накручивать, утешать, успокаивать или вообще как-то готовить к первому настоящему полету через четверть звездной системы. Она сразу поняла, что все это бессмысленно, и просто выпустила из себя мысли, как воздух из шарика, оставив внутри себя лишь пустоту. Все чувства и эмоции покинули ее, и она бездумным роботом вошла в шлюз, дождалась завершения процедуры шлюзования, сухо познакомилась со своим новым инструктором, обсудила с ним план полета, выслушала все его рекомендации и, наконец, заступила на пост оператора. Диспетчерская отдала им разрешение на полет, Ирма прикоснулась руками к незнакомому пульту управления, и лишь тогда она все прочувствовала. Прочувствовала прямо сквозь спинку сиденья внимательный взгляд инструктора, прочувствовала всю инертность десяти тысяч тонн металла под собой, прочувствовала как пустота внутри нее стремительно заполняется свинцом и, самое главное, прочувствовала, что значит настоящее одиночество.

Одиночество — это то самое липкое и противное чувство, когда вокруг тебя много людей, но никто из них тебе не поможет.

Второй раз она ощутила эту череду переживаний, когда внезапно ее пересадили с межпланетной баржи на тяжелый межзвездный буксир, масса которого была почти в шесть раз больше, масса максимальной полезной нагрузки была в три тысячи раз больше, а масса груза ответственности с трудом поддавалась математическим вычислениям.

Когда она шла к шлюзу в сопровождении своего капитана, все началось по третьему кругу, и внутри нее вновь образовалась пустота. Возможно, так себя чувствуют смертники, когда их ведут на смертную казнь: сначала они смиренно принимают свою участь, и лишь когда они начинают ощущать тонкий запах человеческого пепла, доносящийся из пирокамеры, их сдавшийся мозг впервые трезво осознает, что перед ним находится конец всего.

Добрались до шлюза левого борта в молчании, и никто не горел желанием разбавлять тишину. Шлюз был ненадолго превращен в раздевалку со шкафчиком для одежды, инструментами, большим цилиндрическим термосом и еще большим ящиком без маркировки, внутри которого хранились детали от компрессионного комплекта. Войдя в шлюз-раздевалку Ирма первым делом стянула с себя куртку и протянула своему капитану руку, наградив его холодным взглядом. Ленар взял ножницы, и они приникли металлическим холодком под повязку на ее плече, рассекая ее и освобождая свежую надпись на плече «МЕНЯ У». Ирма внимательно смотрела на него, выискивая взглядом хоть какие-то признаки эмоций на его лице, но он делал все совершенно беспристрастно, и в то же время аккуратно, словно в глубине души боясь добавить еще что-либо к этому несостоявшемуся пророчеству. Он столь же аккуратно стер салфеткой с антисептиком излишки запекшейся крови, сделав росчерк еще четче, и замазал его медклеем, словно штрих-корректором, которым старается исправить чужие ошибки, написанные под его диктовку.

Нет, наверное, ему все же не чужды человеческие чувства.

Медклей обернулся упругой полупрозрачной коркой, и на этом миссия Ленара оканчивалась. Он ушел так же молча, и, проплывая мимо него сплошной кокетливой улыбкой, в шлюз вошла Рахаф — самое ближайшее существо, удовлетворяющее трем условиям: не занята ничем неотложным, имеет опыт работы с компрессионным комплектом и родилась девочкой. Буквально час назад ко всем этим условиям негласно прицепилось еще одно — не быть в дрова.

Они сдержанно поздоровались, и Ирма начала стягивать с себя одежду, обнажая кожу под градом вопросов, ответов на которые у нее не было. На каждый новый вопрос она отвечала фразой почти столь же универсальной, что и посыл к черту.

— Я в порядке, Рахф, спасибо, что беспокоишься обо мне.

— Это далеко не порядок, — продолжала она тыкать пальцем в надпись «МЕНЯ У», — Я, конечно, не все повидала в жизни, но по-моему такому просто нет объяснения, которой хоть отдаленно ассоциировалось бы со словом «порядок».

— Рахф, — легла ей на плечо заклеенная рука, и Ирма постаралась выплеснуть на свое выражение лица как можно больше усталости. Странно, но усталости она совсем не чувствовала. — У меня сейчас сложный период, но я его преодолею, если ты не будешь пытаться упечь меня в психушку.

— Так многие говорят перед тем, как отправиться в психушку.

— Ты доверяешь Ленару?

— Это… сложный вопрос, — промычала Рахаф, устремив взгляд куда-то в свои думы, — Я ведь с ним мало знакома. Но, думаю, что если ему доверили капитанский пост, то это не с проста.

— Он только что доверил мне ремонтные работы. Если мое слово имеет для тебя не достаточный вес, тогда прибавь к нему вес его решения.

— Но он в курсе? — вновь указала Рахаф взглядом на росчерк, — Он в курсе этого самого?..

— Поверь, он в курсе всего, что со мной происходило в последнее время.

— Это ненормально, — сказала она это скорее самой себе, покачивая головой, — Я должна буду потом поговорить с ним на эту тему.

— Так будет правильнее, — согласилась Ирма, и ее последние предметы одежды аккуратно легли в шкафчик, — Надеюсь, однажды я стану в чем-то похожей на тебя.