Инопланетный монстр из бульварных романов.

Шипение повторилось, и она взвесила в руках фонарик. Теоретически, он был способен сойти за дубинку, но лучше бы это был шокер, каким недавно едва не воспользовалась Октавия. Ирма никогда не спрашивала, есть ли на их корабле такой же, но если и есть, то он был надежно замурован в капитанском сейфе, и мечтать о нем не было смысла. Значит, придется отбиваться фонариком.

В детстве Ирма любила читать бульварные романы и точно знала, что фонарик — это надежное средство против любого монстра. Особенно, если с этим фонариком спускаться в какое-то темное место, из которого недавно раздавались непонятные звуки. Ну, а для того, чтобы фонарик сработал наверняка, при поисках монстра нужно было разделиться, но, к сожалению, Ирма была одна, и сильнее понизить свои шансы на выживание больше ничем не могла.

Она старалась спускаться по лестнице бесшумно, постоянно вслушиваясь во тьму третьей палубы. Как она ни старалась, но ее слух больше не уловил ничего подозрительного, и это показалось ей подозрительным. Корабль вновь притворялся мертвым, и кто-то там в его глубинах вновь пытался убедить ее, что она одна. Она и сама пыталась себя в этом убедить, когда ее нога коснулась третьей палубы, и принялась обходить коридоры. Ее слух обострился настолько, что она начала различать эхо собственных шагов и ритмичную пульсацию где-то в районе пяток. Она сама не знала, искала ли она монстра или доказательства того, что монстр существует лишь в ее голове, но на всякий случай она испугалась до смерти, проглотила слюну и пошла к шлюзу, больше не пытаясь красться на цыпочках. Чувство, что она хозяйка всего мультисостава, покинуло ее еще двумя палубами и сотней грамм холодного пота ранее, и она просто торопилась вернуться на свою территорию, где она вновь ощутит себя бессмертной и всесильной.

Когда дверь шлюза показалась в луче фонаря, она ускорила шаг и поняла, что кто-то крадется за ней. Нет, даже не крадется, а уверенно следует за ней, синхронизировав с ней поступь и умело маскируя свое присутствие в звуке ее шагов. Кем бы он ни был, глаза на ее затылке четко различали его нечеткий силуэт, прорисовывающийся из кромешной тьмы сверхглубокими оттенками черного и с каждым шагом все сильнее сокращающий дистанцию. Вспотевшей ладонью она сжала покрепче свой верный и надежный фонарик, и оказалась перед мучительной дилеммой: оглядываться или идти дальше? Она не хотела выбирать, и просто попыталась мысленно воззвать к здравому смыслу. Здравый смысл подсказывал, что никаких монстров нет, но говорил он это до такой степени не убедительно, что она заткнула его обратно и остановилась. Кто бы за ней не следовал, он уже стоял вплотную, и все волоски на ее теле оттопырились, когда по ее шее пробежал холодок от постороннего дыхания. Сдвоенным джебом сердце едва не сломало ей пару ребер, и, не выдержав ступора, Ирма резко скрутила неуклюжий полупируэт и выбросила руку с фонариком в хлестком боковом ударе.

Существует одна очень важная причина, по которой монстры живут именно под кроватью. Монстры физически не могут существовать в контролируемом человеком пространстве, а под кроватью, как правило, находится именно та часть комнаты, которую человек никак не контролирует. Стоит человеку лишь заглянуть под нее, как его визуальный контроль мигом делает это пространство непригодным для жизни всех инопланетных монстров из всех бульварных романов. Что-то подобное было и тут, только под кроватью находился практически весь мультисостав, и пространства для нормальной жизнедеятельности монстров было больше, чем на Ноевом ковчеге.

Едва удержав равновесие, Ирме стоило немалых трудов, чтобы немного успокоить вскипевший в крови адреналин и перевести дыхание.

Все же она сходит с ума.

Парадокс сумасшествия заключался в том, что если человек думает, что он сошел с ума, значит он еще не сошел с ума. А если он уверен, что он нормальный, то… в общем, как и сказал однажды фельдшер, психология до сих пор не выросла из детских ползунков.

Проветрив легкие, Ирма выпрямилась и уже в который раз напомнила себе, что она дура. Узнай кто, что она дралась с воздухом, ее бы подняли на смех, и вынесли из коммерческого флота на какую-нибудь менее ответственную работу. Собственные чувства обманули ее уже несколько раз, и полностью исчерпали кредит ее доверия. Больше она ни к чему не будет прислушиваться и приглядываться. Пусть лучше она по невнимательности сломает себе ноги, к этому-то она точно подготовилась. С подобными мыслями она добралась до шлюза, нажала на кнопку, и когда дверь распахнулась, ей совершенно точно не показалось, как шипение, которое она слышала из отсека криостаза, ударило ей по ушам и опрокинуло ее на палубу.

Это было даже не настолько страшно, насколько обидно. Над ней издевалось категорически все, в груди что-то болезненно скукожилось, слезные железы вдруг решили взбунтоваться, а все ее потаенные желания и мечты вдруг снизошли до одного простого стакана воды. Один простой стакан ждал ее в кают-компании родного буксира, и это желание оказалось настолько велико, что она просто растоптала всех монстров, вставших на ее пути, вернулась на Ноль-Девять, поднялась на первую палубу, наполнила стакан, припала к его краю губами и едва не захлебнулась, затапливая пустыню в своем горле.

Шел четвертый день. Если она срочно не научится брать себя в руки, к концу недели она и не вспомнит своего имени.

Оставшуюся часть дня она провела в обсерватории, покачиваясь на гамаке и вглядываясь в гипнотизирующие ее светящиеся точки, проклевывающиеся сквозь тьму вселенной. Она не могла объяснить, почему, но этот холодный свет рассеянный по бесконечной пустоте, убаюкивал ее и заставлял забыть обо всех монстрах вселенной. Возможно, именно этого ей и не хватало — напоминания, что она одна посреди огромного ничто, когда воспаленный мозг вовсю протестовал и пытался убедить ее в обратном.

Так в этом гамаке она и уснула.

На пятый день произошло одно из самых неприятных пробуждений в ее жизни. Когда человек находится едва ли не на грани, что он меньше всего захочет видеть, едва открыв глаза? Правильно — того, как привычные законы мироздания рухнули, и вся вселенная начала переворачиваться.

Когда человек попадает в чрезвычайную ситуацию, впасть в ступор считается нормальной реакцией даже у самых подготовленных. Вот только проблема вся заключалась в том, что Ирме в академии чуть ли не молотком вколачивали в голову, что нормальная реакция и допустимая реакция — это два совершенно разных понятия. Главное правило поведения при чрезвычайной ситуации гласило, что попав в чрезвычайную ситуацию человек должен делать абсолютно все что угодно, кроме бездействия. Бездействие убивало и иногда не только бездействующего.

Кажется, что делать что угодно — это легко, но когда Ирма вывалилась из гамака и стряхнула с себя скорлупу шокового состояния, она впала в ступор от мыслей о том, как выйти из ступора.

Делать что угодно, еще раз подсказала она себе и уперлась руками в палубу.

Один… Два… Три…

Да, когда за окном наступает чуть ли не конец света, совершить десять отжиманий может прийти в голову либо истинным спортсменам, либо законченным олухам. Ирма решила, что она истинный спортсмен, потому что разогнанная кровь разогрела мозг, насытила его кислородом и помогла ему понять, что происходит. За блистером все так же синхронной стайкой мелких серебристых рыбешек по черному куполу плыли звезды, но если до отжиманий Ирма была уверена, что сошла с ума окончательно, то теперь она позволила себе усомниться в этом диагнозе. Она зареклась доверять своим глазам, но было на борту одно существо, которому она готова была поверить, и это существо предательски молчало.

Ирма не взбежала — она взлетела на первую палубу, ворвалась на мостик, плюхнулась в свое кресло на посту оператора и скормила пульту свой пропуск. Пульт ожил, рассыпав по своей панели цветные огоньки индикаторов, приборов и точек-ориентиров на навигационном экране. Ее глаза, которым она все еще не до конца доверяла, пробежались по показаниям приборов, и она впервые в жизни пожалела, что не рехнулась.