Успокоив взбесившуюся бурю эмоций, Ирма уперла руку в стенку и подтвердила свою догадку — она в невесомости. Это был без сомнения плохой знак, но она не могла думать о плохих знаках. Она просто воспользовалась моментом и ненадолго расслабилась, окунувшись в легкость и беззаботность. Что бы ни случилось, ей не было смысла напрягаться до возвращения Карлсона. Она начинала любить невесомость.

Момент умиротворения закончился моментально.

Из состояния, которое отдаленно напоминало чувство комфорта, ее вырвал противный писк, едва не проткнувший насквозь барабанную перепонку, и она подтянула к своему смотровому щитку запястный компьютер. Красный мигающий индикатор манил к себе внимание и умолял откликнуться на зов. Это было предупреждение о надвигающейся смерти, и Ирма нажала на кнопку, заставив миниатюрный дисплей загореться танцующими цифрами, указывающими расстояние и направление к конечной остановке.

С того самого момента, когда осколок врезался в буксир Шесть-Три, и у него отказала искусственная гравитация, понятия «верх» и «низ» утратили остатки смысла, и лишь тяга маршевых двигателей остального мультисостава позволяла как-то ориентироваться в пространстве. Теперь же вступила в свои права невесомость, и Ирма судорожно вспоминала, в какой стороне находится нос, в какой корма, в какой вторая палуба, а в какой конец всему этому кошмару. Единственными ориентирами для нее были лишь выглядывающий из-под снятой панели недокалиброванный отражатель и боль от долгого лежания на одном боку. Найдя сцепление со стенками, она оттолкнулась ногами и с непривычной легкостью протолкнула себя вдоль шахты. Она продолжала любить невесомость.

— Сестренка, — наконец-то ожил Карлсон, когда Ирма уже дотянулась до открытого люка, — Прости, что отходил, у нас тут была экстренная ситуация.

— У меня сейчас тоже экстренная ситуация, — прокряхтела она, вытаскивая себя из узкого лаза.

— Постой, что ты делаешь? Мы еще не закончили калибровку.

— Мне пришел автоматический сигнал бедствия, — воспарила она птицей в просторном коридоре, и ей показалось, что дышать стало легче, — Кажется, это где-то на второй палубе в носовой секции.

— Да, теперь и я его вижу. Это…

— …скафандр Синга, — оттолкнулась она от переборки и начала зигзагом нарезать коридор, — Сигнализирует, что он теряет воздух.

— Все правильно. А теперь развернись.

— Там что, нет прохода?

Ирма попыталась ухватиться за край дверного среза, но наладонный филлер благополучно ей помешал. Проскользнувшие по рваному металлическому краю пальцы придали ее телу крутящий момент. Корабль закружился вокруг нее в калейдоскопе цветных огоньков, и желудок взбунтовался. Она прекратила любить невесомость.

— Там есть проход, но тебе не туда.

— Не понимаю.

Ирма вновь бросила взгляд на показания компьютера и наткнулась на неразборчивую бессмыслицу, в которую обычно полагалось превращаться индикатору, пытающемуся поспеть за целью, водящую головокружительные хороводы. Иногда даже самому дохлому эго бывает приятно от мысли, что вся вселенная вращается вокруг него, но только не у Ирмы, и не после такого. Наугад выбросив руку вперед, она ощутила, как что-то ужалило ее в безымянный палец — одну из немногочисленных конечностей, не покрытых защитой.

— Вернись к работе, сестренка.

— Карлсон, ты что, не слышал? Там у человека утечка в скафандре!

Ирма никогда по-настоящему не теряла кислород, но во время своих приступов паники ей казалось, что она прожила без воздуха пару отдельных жизней. Воспоминания об этом кошмаре были еще свежи, липки и обжигающи. Осознание, что кто-то в тридцати метрах от нее чувствует хотя бы приблизительно нечто похожее, плетьми подстегивало ее, словно мать, спасающую своего ребенка из пасти крокодила. При любых других обстоятельствах ее бы сильно встревожила кровь, от которой начала темнеть перчатка, но сейчас это была обычная царапина, не заслуживающая пристального внимания. Ирма лишь бегло осмотрела источник острой боли, ставшей скорее приятным разнообразием, чем причиной серьезного дискомфорта, и медленно расползающееся багровое пятно угодило в объектив камеры гермошлема.

— У тебя кровь, — прокомментировал Карлсон.

— А то я не в курсе, — продолжила Ирма пробираться вдоль коридора, — Зацепилась за какой-то заусенец.

— Открытые раны в вакууме — это уже не шутки. Немедленно замотай рану и возвращайся к работе.

Из глубин праздничного полумрака блеснули контуры лестницы, пронзающей насквозь три палубы. На краю поля зрения продолжал пульсировать тревожным цветом запястный компьютер. О внутреннюю стенку черепа отчаянно бились позывы спасти угодившего в беду коллегу. Все кричало о том, что Ирма должна спешить на вторую палубу. Все, кроме Карслона, который настаивал на том, чтобы Ирма проигнорировала одно из самых важных правил поведения в экстренных ситуациях. Заряженными злостью ногами она оттолкнулась от переборки сильнее, чем планировала, и вновь рефлексы взяли контроль над ее телом. Моментально сгруппировавшись, она вновь ощутила короткую вспышку боли, оттолкнув от себя встречную переборку, и рикошетящей пулей долетела до лестницы. В последний раз, когда она вытворяла нечто подобное, все кончилось переломом и четырьмя месяцами восстановления. На тот раз ее движения были точны, уверенны и хорошо скоординированны. Она точно не знала, что за сила теперь дергает за ее ниточки, но еще никогда она так хорошо не перемещалась в невесомости.

— Ты не поможешь ему, — настаивал Карлсон, — На второй палубе работают еще двое техников, которые находятся к Сингу значительно ближе и точно так же, как и ты, приняли сигнал бедствия. Я сейчас как раз уточняю, оказана ли первая помощь.

— Я не могу надеяться на двух техников, которые находятся черт знает где в своих неповоротливых раковинах, — прорычала она сквозь появившуюся одышку, и потянула себя вдоль лестницы, — Разве ты не понимаешь, товарищ «идеальный космонавт», что именно по этой причине в космосе запрещено работать по одиночке? Как раз на такие случаи космонавту нужен напарник, который сможет вовремя поставить заплатку на брешь в скафандре. А пока я не удостоверюсь, что его жизнь вне опасности, я не вернусь в техношахту.

— Рад, что ты помнишь лекции по внекорабельной безопасности, сестренка, но в космосе так же важно сохранять самообладание…

Дальше Ирма не слушала, поскольку от его безразличного тона потеряла самообладание. У нее было много причин остановиться, и она пролетела их все насквозь. Она могла потратить время на то, чтобы переключиться на канал Синга и справиться о его состоянии. Она могла остановиться и дождаться от Карлсона хоть какой-то ясности. В конце концов, она могла бы обеспокоиться тем, что и сама имеет опасную для жизни утечку. Лишь на секунду она отвлеклась, когда заметила на переборках красные пятна, отмечающие места, к которым она прикасалась левой ладонью, и сжала пальцы в кулак, перекрыв крови путь к свободе.

Мысленно она представляла, где могла образоваться брешь в скафандре, и как ее удобнее будет закупорить. Она хорошо представляла, как может чувствовать себя Синг, оставшийся наедине с опасным повреждением и наблюдающий, как воздух утекает из его скафандра вместе с оставшимися секундами его жизни. Она представляла, как посылает Карлсона к черту с его пренебрежительным хладнокровием. Впервые за долгое время она четко представляла, что должна делать.

Доподлинно известно, что совместное употребление пищи является признаком доверительных отношений и способствует укреплению сплоченности внутри определенной группы лиц. Существует версия, что именно по этой причине на межзвездных кораблях есть лишь один обеденный стол. Ничто не могло лучше стимулировать группу лиц проводить друг с другом больше времени, общаться в неформальной обстановке и постепенно наращивать между собой взаимопонимание. Члены экипажа могли работать в разных частях судна и иметь разные рабочие графики, но обед был для всех един, и легко собирал всех в одном помещении.