А может, так вышло потому, что Пантелеев и сам когда-то побывал в подобном положении?

Что ж, возможно, и потому. Но не только.

Давайте посмотрим, как и для чего совершает Петька эту кражу.

Мы знакомимся с ним в тот момент, когда ему «есть хотелось и не было денег даже колбасных обрезков купить.

И негде было достать».

Есть-то мальчишке надо. Не помирать же с голоду. А иного выхода, кроме кражи, Петька себе не представляет.

Сегодня — в совсем иное время! — нам хорошо рассуждать: дескать, чего же он растерялся, чудак? Зашел бы в милицию, попросился в детдом или приют…

Но ведь не один Петька — тысячи его сверстников не просились в приют, хотя прекрасно знали о его существовании. Прятались по подвалам и чердакам, грелись в неуютных асфальтовых ямах, отчаянно голодали — а в приют не просились. Почему? Больше всего — по недомыслию, по несознательности своей. По нелепому обывательскому предрассудку (заимствованному у взрослых!), что от милиционеров надо бегать, а не на прием к ним ходить…

Заслуживает ли это сатирического осмеяния?

Вряд ли. Не случайно сатирические повести о беспризорниках — редкость необычайная. Лично я ни одной такой не встречал.

Как же думал распорядиться часами Петька Валет? О чем он мечтал, когда они чуть не сами попали ему в руки?

«Куплю, — думает, — перво-наперво булку. Огромадную булку. Сала куплю. Буду булку салом заедать, а запивать буду какавом. Потом колбасы куплю цельное колечко. Папирос наилучших куплю… Из одежи чего-нибудь… Клеш, френчик. Майку полосатую… Штиблеты».

Мечта и смешная, и грустная — думает Петька лишь о еде и одежде. Только «какаво» да «папиросы наилучшие» можно посчитать излишеством; все остальное — законное желание обычного человека.

Вот и разгадка того, казалось бы, странного факта, что автор почти не осуждает Петьку за совершенную кражу. Рассказчик, несомненно близкий к автору (в конце повести он и вовсе сливается с ним), только слегка иронизирует над Петькиной мечтой, прерывая его внутренний монолог насмешливым замечанием: «Действительно все хорошо, одно только нехорошо — сидит Петька. Сидит Петька в камере, как мышь в банке: на окне решетка, на дверях замок. И счастье в руках, а не вырвешься. Крепко припаян парнишка».

Но вот Петька в приюте. Обут, одет, накормлен — о чем он мечтает теперь? Да снова о еде и одежде, хотя и повыше качеством: «Чухонку куплю. С барашком. Ножик куплю. Наган, может быть, куплю… Конфеток каких-нибудь с начинкой. Яблок…»

Смешная мечта — но опять-таки немного с грустинкой: мечтает Петька о том, о чем мечтают все дети его возраста. Модная одежда, наган, сласти… На сей раз это мечта мальчишки лишенного детства.

Наивна и примитивна мечта, а смеяться над ней и тем более возмущаться ею не хочется. И следующая фраза — от рассказчика — вполне серьезна: «Опять замечтался Петька и снова грустить перестал».

В третий раз мечта приходит к Петьке во сне. Тут уж она вырисовывается до полного профиля. Наелся Петька до отвала свинины, пампушек с молоком наглотался, а когда пришла пара расплачиваться с накормившей его бабкой Феклой, он, для начала покуражившись («Нет у меня, бабка Фекла, денег»), вытащил из кармана штук сто червонцев и штуки четыре ей протягивает. «— На, — говорит, — бабка Фекла. Получи.

Кланяется бабка Фекла в ноги. Благодарит Петьку за такую щедрость. А тут входят откуда-то кордонские ребята. Митька Ежик входит, Васька Протопоп, Козырь, Мичман… И все кланяются в ноги, и всем дает Петька по червонцу А сам влезает на стул и кричит:

— Пойте? — кричит. — Пойте, пожалуйста, „Гоп со смыком!..“».

Так вот к чему стремится Петька Валет! Вот о чем он мечтает? Чтобы все ему в ноги кланялись и любые его прихоти исполняли… Глупая, смешная мечта, недостойная настоящего человека. И ради этого Петька стремится сбежать из приюта?! На сей раз автор рассержен не на шутку. Смех его становится резче, ироничней. И не случайно, конечно, сон Петькин заканчивается тем, что, убегая от милиционера и запутавшись в тяжелых полусапожках, купленных на «часовые» деньги, «споткнулся Петька на каком-то углу и упал в канаву. В канаву упал — проснулся».

Вот где — в канаве! — очутился Петька, погнавшись за глупой и ложной мечтой…

К слову сказать, «Часы» наполнены бегом. Причем бегает тут почти исключительно Петька Валет. Бежит от базарной торговки, у которой пампушку украл, бежит от милиционера, который провожает его в приют, бежит от Кудеяра, бежит, как видим, даже во сне, много раз пытается бежать из приюта. А на самом деле бегает он фактически от самого себя, бегает от своего счастья, которое — вот оно, под боком: в том самом приюте, откуда он так упорно старается убежать.

В этом бегстве от самого себя, бегстве от собственного счастья и таится пружина комизма этой мало сказать веселой — нет, по-настоящему смешной повести. Повесть не превращается в сатирическую, потому что писатель ни на миг не забывает о тяжело сложившейся Петькиной судьбе и не перестает верить, что рано или поздно его герой выйдет на верную, истинно счастливую для себя дорогу.

Но самое яркое свое выражение пантелеевский юмор нашел в рассказе «Пакет» — наиболее известном и, пожалуй, самом популярном произведении писателя.

Рассказ этот, появившийся в 1933 году, стал произведением новаторским, причем как раз благодаря юмору. Потому что юмор в книгах о революции и гражданской войне был тогда еще редким гостем. Но у Пантелеева были на этот счет собственные соображения. В той самой статье, где он доказывал, что «юмор придает человеку человечность», он приводит такой пример: «Несомненно, что В. И. Чапаев дорог и близок нашему детскому (да и не только детскому) зрителю не только потому, что он, раненный навылет, обливающийся кровью, расстреливает из пулемета наступающего озверелого врага, но и потому (и в первую очередь потому), что на протяжении всех предыдущих кадров он был человеком. Он шутил, пел, смеялся, попадал в неловкие положения. Он сам смеялся и над ним тоже смеялись».

О Пете Трофимове — главном герое и рассказчике «Пакета» — можно сказать то же самое. Он и сам смеется на протяжении всего рассказа, да и мы без конца смеемся над ним.

Смеяться-то смеемся, но смех этот — отражение нашей гордости за героя, который во всех случаях остается простым и скромным человеком и в то же время — большим любителем пошутить. Обо всем он рассказывает тоном армейского балагура. И никакой не подвиг у него получается, а так, «совсем небольшой, пустяковый случай, как я однажды на фронте засыпался».

Петю часто сравнивают с этаким красноармейским Иванушкой-дурачком. Сравнение поддерживает и сам автор: однажды он тоже высказался в таком духе. Однако такое сравнение мало помогает раскрыть существо этого образа, а значит, и существо рассказа.

Да, конечно, и в самом Петином повествовании, и в юморе рассказчика очень много от фольклора, от народного сказа.

Да, конечно, и сам Петя — человек из народа, и, случись такая необходимость, Иванушку-дурачка сыграл бы он превосходно.

Да, конечно, он парень с хитринкой и в глубине души понимает всю важность сделанного им. (Хотя по скромности своей, и тут он вполне искренен, все равно не считает себя героем.)

Но в самом главном, что делает этот рассказ дорогим и неповторимым для читателя, Петя Трофимов не похож на героя сказочного. Ведь сказочному герою победа обеспечена, предопределена условиями сказочной игры, читателю остается угадать, как он победит.

У чешского художника и писателя Йожефа Лады (он прославился как иллюстратор «Бравого солдата Швейка») есть сказка про ленивого Гонзу, которому было предсказано, что он убьет дракона. Так ему лень было для этого даже с печи слезать. Но предсказание есть предсказание — все равно он убил дракона! Подвели ему этого беднягу прямо к печке, Гонза стукнул дракона чем-то тяжелым — и убил…