«Невольный страх овладел мною. Но лишь на мгновение! А в следующую секунду я отбросил его. Вернее сказать, отшвырнул!» «— С нами женщины… Найди в себе силы!
— Я поищу… — сказал бледный Покойник».
«Лампочка выхватила из темноты лицо Покойника. Но лучше бы не выхватывала: бледные губы его дрожали».
«Слезы душили его (Святослава Николаевича. — С. С.) и чуть было не задушили совсем».
«Погода была отличная! Лил дождь, ветер хлестал в лицо, земля размокла и хлюпала под ногами… „Это создает нужное настроение!“ — думал я».
«На меня приятно пахнуло гнилью и плесенью. Я вдыхал полной грудью!»
За исключением короткой реплики Покойника, все эти фразы принадлежат Алику. Помимо всего прочего, смешно здесь то, что Алик думает и пишет так — абсолютно серьезно…
Четыре пародийных слоя
По сути, вся эта повесть написана в пародийном ключе, однако характер смеха меняется в зависимости от того, на кого он направлен.
Первый пародийный слой связан с литературными иллюзиями рассказчика, который уверен, что следует лучшим образцам большой литературы, хотя на самом-то деле пользуется избитыми штампами из плохоньких детективных романов да шаблонами школьных учебников литературы.
«…Я родился в семье инженерно-технического работника, в самом начале второй половины нашего века. Это была дружная трудовая семья. Я… был последним ребенком в этой семье… Родители наши сумели дать своим детям хорошее образование…»
Я нарочно вычеркнул из этого текста несколько фраз, оставив только пародийные. Те, что остались, можно встретить едва ли не в любом учебнике литературы, хотя применяются они по отношению к самым разным писателям.
Характер смеха здесь мягкий, добродушный юмор с некоторыми ироническими нотками.
Второй пародийный слой связан с «сердечной тайной» Алика — его симпатией к Наташе Кулагиной.
«Это было самое замечательное существо в нашем классе. И во всей школе. И во всем городе!
Ростом она была такой, как надо… Да что говорить!»
«Она была полна женского обаяния!»
Эта линия таит в себе дополнительную психологическую подкладку: оказывается, Алик настолько увяз в детективщине, что даже для своих подлинных, и притом самых высоких чувств, все равно не находит других слов, кроме тех же литературных шаблонов…
Здесь юмор повести обретает лирическую окраску. Добродушно посмеиваясь над неумеренными восторгами Алика, который буквально каждый Наташин шаг расценивает с лучшей стороны, над его неспособностью выразить свои чувства собственными словами, автор в то же время сочувствует своему герою: доверчивость Алика, его желание видеть людей лучше, чем они есть, заслуживает симпатии, а не насмешки.
Третий пародийный слой связан с «творчеством» одноклассников Алика — Андрея Круглова («Принц Датский») и Генки Рыжикова («Покойник»). «Творчество» их далеко не бескорыстно, как у Алика, да и не уравновешено добрыми деяниями. Не мудрено, что здесь пародийный тон уже более резок: за трафаретными фразами рассказчика слышны авторская ирония и даже сарказм.
Но наибольшей остроты авторский смех (не переставая быть пародийным) достигает, когда заходит речь о Бородаеве и шумихе, затеянной Святославом Николаевичем вокруг его имени. Здесь перед нами уже настоящая сатира — неумеренные восторги рассказчика лишь заостряют ее жало. Любопытно, что хотя Бородаев-старший ни разу не появляется на сцене в «живом» виде, образ этого модного литературного пустоцвета все время маячит перед нашими глазами. И чем больше суеты и шумихи затевается вокруг него, тем смешней и ничтожней оказывается он сам.
Ну, а Валя Миронова? Это самый мерзкий персонаж повести. Автор резко и даже беспощадно обрисовал ее суть, дал понять, что это за птица. Но, быть может, тут требовался и гротеск!
А вообще можно лишь подивиться, сколь разнообразные и глубокие возможности открывает перед писателем такая, почти целиком пародийная, манера повествования, какую применил Алексин в «Повести Алика Деткина».
Благородные и обаятельные, но смешные
Остается сказать еще об одном источнике комического в алексинской прозе. Собственно, мы уже начали о нем говорить. Я имею в виду рассказчика, который одновременно выступает в роли комического героя.
Рассказчик у Алексина нередко юн. Чаще это подросток, реже — юноша. Из тех любимых героев писателя, которые достигли уже значительной нравственной зрелости, но по мироощущению своему остались (и всегда будут!) детьми. Таковы уже знакомые нам Сережа Емельянов и Миша Кутусов, но это герои не комические. Алик Деткин герой безусловно комический, но о нем мы говорили уже достаточно. Обратимся лучше к рассказчику Лёне из повести «Поздний ребенок» и безымянному рассказчику из повести «Звоните и приезжайте!», состоящей из цикла новелл.
У обоих этих героев чуткая душа и зоркий взгляд. Они заинтересованно вглядываются в жизнь своей семьи, горячо сочувствуя родительским заботам и остро переживая все конфликты и трения. Семьи у обоих ребят достойные уважения, к ним самим родители тоже относятся хорошо, а к Лёне — «позднему ребенку» — так и просто восторженно; но вот понимают их значительно меньше. Недооценивают их возможности. А ребята в трудные для семьи минуты пытаются помочь родителям «вслепую», на свой страх и риск, и в свою очередь переоценивают собственные возможности, свою меру понимания событий. Это и создает почву для комических сцен.
Сын от первого брака
«Ужасно быть поздним ребенком. Я-то уж знаю!» — начинает свой рассказ Лёня. Категоричность такого суждения для людей взрослых звучит иронически. Отцу с матерью куда ужасней быть родителями позднего ребенка! Хотя бы потому, что его почти всегда принимают за внука и тем невольно напоминают об их возрасте.
Так что можно понять смущение Лёниного отца, когда Лёню принимают за сына его сестры Людмилы. По возрасту она действительно годится ему в матери: ведь она старше его на целых шестнадцать лет!
Мальчик видит смущение отца, но принимает его за гордое смущение: смотрите, дескать, у меня уже внук! И решает «подыграть» отцу, представиться Людмилиным сыном, с удовольствием убавив себе возраст на два года…
А отцу было стыдно не только за то, что сын ему во внуки годится, но и за то, что Людмила еще не замужем, меж тем как ее поженившиеся школьные друзья имеют уже двоих детей, почти ровесников Лёни… И хотя отец, разумеется, вовсе не виноват, что дочь до сих пор не вышла замуж, ему все же неловко: очень уж хочется соответствовать тому, чего от тебя ждут. В этом, быть может, есть нечто мещанское, но вот поди ж ты! Противостоять такому предрассудку не всегда легко. Да и родительские чувства понять можно…
В этой сцене — с Лёниным «подыгрыванием» — уже содержится юмор, но он еще усиливается в других ситуациях, продолжающих эту. Людмиле звонит ее жених Иван, и мальчик берет трубку. «…Кто это говорит?» — спрашивает Иван. И Лёня, вспомнив, что отцу и сестре было вроде приятно, когда его приняли за Людмилиного сына, отвечает, неожиданно для себя:
«— Это ее сын…
— Какой сын? — спросил мужской голос.
— Какой? — Я ответил: — От первого брака!»
«Должно быть, мне хотелось, — поясняет свой ответ Лёня, — чтобы школьный друг Людмилы подумал: „Я женат всего один только раз, а она вон какая: сумела быть в браке целых два раза! А может, и больше… Значит, пользуется успехом!“».
Для подростка — логично, но взрослые — вот беда! — рассуждают в таких случаях по несколько иной схеме… И Лёнин ответ служит началом целой цепочки неприятностей для Людмилы, исправлять которые мальчик берется сам, втайне и от родителей, и от сестры. Курьезным образом, но все же отыскивает он Ивана и объясняет ему, в чем дело…
Ухищрения доброты
Безымянный рассказчик из повести «Звоните и приезжайте!» более удачлив в улаживании семейных дел. В этой семье мещанистые мать и бабушка допекают отца постоянным сравнением его с более удачливым, как им кажется, Сергеем Потаповым — лауреатом всероссийского конкурса виолончелистов, в которого мать когда-то была влюблена. Отец переживает, сын — еще больше, а Потапов между тем должен выступать по телевидению! Зная это, мальчик в нужный час начинает «готовиться к завтрашней контрольной», и, разумеется, в той самой комнате, где стоит телевизор.
