Разумеется, дети — не ангелы. Постоянное умиление перед ними, сюсюканье, разные ахи и восторги не имеют ничего общего с подлинным уважением к ребенку, с подлинной любовью к нему. Самая неприятная черта, свойственная детям, так называемый эгоцентризм, убеждение, что мир должен крутиться вокруг тебя одного, а все остальные должны лишь угадывать и исполнять любое твое желание. При отсутствии хорошего воспитателя черта эта может разрастись до опасных размеров и принести немало вреда окружающим; при нормальном же воспитании она постепенно рассосется, исчезнет сама собой.
Но у ребенка есть и замечательные, уникальные качества, которым взрослые могут только завидовать.
Это неистощимая любознательность и оптимизм, нескончаемое умение удивляться и радоваться всему на свете.
Это горячая, неуклонная вера в торжество справедливости. Вера в разумность мира. Вера в жизнь — вопреки смерти.
Это откровенность, доверчивость и прямота.
Это всегдашняя готовность к действию.
И самая замечательная черта, присущая ребенку: нестандартность мышления, большая внутренняя свобода. Оттого-то в любой ситуации ребенок может поступить (и поступает!), с точки зрения взрослых, совершенно непредвиденно.
В знаменитой сказке Андерсена, где огромная толпа народу созерцает выход голого короля и ни один человек не решается сказать слово правды, хотя она абсолютно очевидна всем, только маленький мальчик произносит фразу, ставшую крылатой: «А ведь король-то — голый!»
Мы обычно смеемся, читая эту сказку. А попробуем-ка глянуть на нее с другой стороны: как страшно, наверное, жить в том «королевском» мире, где только ребенок не боится сказать слово правды! И тогда мы поймем, как дорого стоит такое слово. И как дорого стоит само Детство.
Дерзость — и дерзание
Разумеется, у всех этих прекрасных качеств, свойственных детям, есть и оборотная сторона: недаром же говорят, что недостатки наши — продолжение наших достоинств. Скажем, доверчивость ребенка может перейти в легковерие, прямота — в дерзость и даже наглость, свобода суждений — в нигилизм. С другой стороны, обогащаясь опытом, человек может выправиться и удержаться от крайностей. А его «детские» качества окажутся очень ценными в дальнейшей жизни.
В одной из последних повестей Алексина — «Третий в пятом ряду» — рассказчицей выступает пожилая учительница Вера Матвеевна, вспоминающая свою довоенную работу в школе. В 6-м «В», где она была классным руководителем, учился ее сын Володя, к которому она, объективности ради, была излишне строга, даже несправедлива. А у Володи был друг, Ваня Белов, дерзкий, отчаянный мальчишка, который как мог исправлял эти несправедливости учительницы, «вызывая огонь на себя». Один раз он даже объявил голодовку, когда Вера Матвеевна несправедливо поставила сыну двойку…
Боясь вредного влияния Вани Белова на сына, Вера Матвеевна перевелась вместе с сыном в другую школу и даже переехала на другой конец города. С тех пор она ничего не знала о своем ученике, доставлявшем ей когда-то столько хлопот. И вот теперь, много лет спустя, ее внучка в тяжелом состоянии лежит в больнице возле той самой школы, где она когда-то преподавала, а оперировать ее должен лучший хирург больницы Иван Сергеевич Белов…
Вера Матвеевна сразу вспоминает своего беспокойного ученика, и его поступки, когда-то раздражавшие, даже возмущавшие ее, вдруг освещаются новым светом. Теперь она понимает, что свои дерзкие выходки Ваня почти всегда совершал не ради себя, а чтобы исправить ею же творимые несправедливости. Тогда она не сознавала этого, а теперь, когда на карту поставлена жизнь ее внучки, ловит себя на горькой мысли: «Я совершила тот давний побег в другую школу, чтобы спастись от Ваниной отчаянности и отваги. От тех его качеств, на которые теперь была вся надежда».
Вера Матвеевна еще не знает, что ее ученик погиб в последние дни войны, что оперирует ее внучку его однофамилец. Но в данном случае это неважно. Мне хотелось лишь подчеркнуть, что в трудную для себя минуту она делает ставку как раз на те «детские» качества «ее» Вани Белова, с которыми она сама когда-то так активно боролась…
Выходит, спеша к духовной зрелости, к взрослому восприятию мира, человеку надо стараться сохранить в себе все лучшее, что он вынес из детства. Все это не раз еще пригодится ему.
Такова уж диалектика жизни.
Старик, играющий в чехарду
Вы скажете: ну хорошо, а почему все эти прекрасные качества объявляются детскими? Разве среди взрослых не бывает людей доверчивых, любознательных, безоглядно смелых?
Да, они, безусловно, встречаются. Но в том-то и дело, что чаще всего эти качества — проявления неизжитого детства, свидетельство того, что эти люди не забыли свои детские годы.
В повести Алексина «Позавчера и послезавтра» мама приводит сынишку в Дом культуры, чтобы записать его в хор.
«— Где найти руководителя хора? — спросила мама…
— Вон он, — сказала девочка. — Прыгает!
Худощавый, седой человек перепрыгнул через одного мальчишку, пригнувшего спину, и сел на спину второму. Тот поднялся, а человек пригнулся и встал на его место.
— Что это… он делает? — спросила мама.
— Играет в чехарду, — объяснила девочка. И, прижав к себе Иоганна Себастьяна, ушла».
Это был ребенок в образе пожилого, пожалуй, даже старого человека Виктора Макаровича — одного из самых обаятельных героев Алексина.
Разумеется, его обаяние не в том, что он, уже седой человек, все еще играет в чехарду. Неизжитое детство отразилось во всем облике его, во всем его подходе к жизни.
Вот к нему привели мальчика по имени Миша Кутусов, и оказалось, что у Миши ни слуха, ни голоса. Посмотрим, как реагируют на это сам Виктор Макарович и его помощница.
«Повернувшись к маме, Маргарита Васильевна повторила:
— Ни голоса и ни слуха! Но от этого не умирают.
Мама взяла меня под руку и гордо выпрямилась». (Сама она уже «успела проявить себя и в драматическом кружке, и в хоровом, и даже в литературном».)
«— Не волнуйтесь, пожалуйста! — поспешил успокоить ее Виктор Макарович. — Голос у него, безусловно, есть…
— Голос и слух есть у каждого человека. Кроме, конечно, глухонемых! — объяснила Маргарита Васильевна.
Мама опять выпрямилась.
Виктор Макарович остановил ее: кажется, ему не хотелось со мной расставаться.
— А ну-ка, произнеси еще раз: „Бизе!“ И так далее…
Я произнес.
Виктор Макарович победоносно взглянул на свою помощницу:
— Слыхали?! А вы говорите: „Нет голоса“. Нам ведь нужен ведущий программу — мальчик с открытым и приятным лицом!»
Как подсказало сердце…
Не надо думать, что Маргарита Васильевна какой-то вконец засохший, испорченный человек. Она поступает по-взрослому разумно, поступает строго по правилам (хотя и облекает эти правила в не слишком тактичную форму). А правила гласят: человека, не обладающего музыкальным слухом, в хор принимать нельзя.
Ну а Виктор Макарович — человек с душой ребенка — поступает так, как подсказывает ему его доброе сердце. Для него правила — это не тупик, из которого нет выхода, а лишь остановка для раздумья. Он видит: мальчик хороший, тянется к искусству, зачем же его отталкивать? Зачем портить ему настроение — надолго, может быть на всю жизнь? И руководитель хора находит гениальное в своей простоте решение — пригласить Мишу ведущим. Обратите внимание на это громкое слово. Позже мы узнаем, что Виктор Макарович не любит его: оно ему кажется нескромным. Да и слово «конферансье» ему тоже не по душе. Он будет называть Мишу странным словом «объявляла». Но сейчас, чтобы сгладить для него чувство горькой обиды, Виктор Макарович нарочно использует слово «ведущий». Притом ведь и Мишина мама здесь: вдруг ей обидно станет, что сына не взяли в хор, — она повернется и уйдет! Так что это громкое слово и для нее.
«— Вы согласны, чтобы он стал ведущим? — спросил Виктор Макарович.