Веселое застолье продолжалось. Скрипач Ноллис играл на скрипке, Виберт с Гранисом вели жаркую беседу о политике, а Карл с Азелиной о чем-то негромко переговаривались между собой.

— А вы ни за что не догадаетесь, о чем меня сегодня попросила моя любимая дочь Гелла! — вдруг воскликнул уже слегка подвыпивший Гранис Брастолл. — Не поверите! Она попросила, чтобы я заключил союз с Геакроном!

Многие из присутствующих засмеялись, а громче всех — Карл Вилдерс.

— Ну, надо же, — выдохнул седовласый член Совета, прекратив, наконец, хохотать. — О, Гелла, несмышленое дитя! Геакрон… Хе-хе-хе. Какие глупости…

— Это было не лучшей идеей, сестра, — улыбнулся Гуго, на поддержку которого Гелла так надеялась до последнего. — Сыграй-ка нам лучше на арфе! Я давно не слышал…

— Довольно! — вскричала Гелла, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.

Выскочив из-за стола, она кинулась прочь от этих людей, общество которых стало Гелле противным.

Ей что-то кричали вслед, но Гелла не слышала слов. Взбежав на короткий балкон, располагавшийся у лестничного пролета, она перегнулась через перила и разрыдалась.

«Как же я несчастна, — думала Гелла. — Я ничего не могу… Я такая жалкая! Меня никто даже не воспринимает всерьез. Я должна была остаться с Ниллоном! Только с ним мне было хорошо и спокойно. Ах, зачем, зачем все это…»

И тут вдруг она ощутила чье-то прикосновение на своем плече.

Резко обернувшись, Гелла увидела перед собой Карла Вилдерса. Она ощутила отвращение и ярость.

— Убирайтесь, доко Вилдерс! Я не желаю вас видеть.

— Гелла… — начал он с осторожностью. — Я только хотел сказать тебе, что на самом деле мы с тобой на одной стороне.

Гелла в непонимании воззрилась на седовласого мужчину.

— Ты правда считаешь, что нам необходимо заключить союз с Геакроном? — спросил Вилдерс, без тени усмешки на лице.

— Да, считаю! А вас, как я заметила, это сильно развеселило!

— Вовсе нет, — серьезно и сосредоточенно ответил Карл. — Я посмеялся лишь для того, чтобы твой отец ничего не заподозрил. Но в действительности я поддерживаю тебя.

Гелла перевела дух — злость улетучилась, но голова все еще шла кругом.

— И… и что вы намерены предпринять, доко Вилдерс?

— У меня есть для тебя серьезное предложение, Гелла. И я искренне надеюсь, ты не откажешься от него.

Она лишь молча смотрела на Карла Вилдерса.

— Я предлагаю тебе самой отправиться в Геакрон в качестве посла и заключить военный союз с Тиамом Дзаром.

Гелла открыла рот, не веря своим ушам.

— Я… я… польщена таким доверием, но… вы же знаете, что мой отец едва ли одобрит такое путешествие.

— Ответь, пожалуйста, Гелла, какая в Карифе форма правления?

— Республика… — растерянно ответила она, гадая о том, какой подвох может крыться в этом вопросе.

— Вот именно, — Карл положил руку Гелле на плечо, глядя ей в глаза. — Твой отец — это еще не весь Кариф, девочка. Я уверяю тебя, что большинство членов Правящего Совета всем сердцем желает заключить союз Геакроном. Я вручу тебе грамоту с подписями, которая даст тебе полномочия для того, чтобы решить этот вопрос.

— И… я буду разговаривать с самим Дзаром?

— Да. Сиппурийские войска уже заняли северный Виккар и не ровен час — пойдут в атаку на крепость Райек. Дзар будет просто вынужден принять твое предложение. Он не дурак и понимает, что в противном случае аклонтисты сомнут его.

— Доко Вилдерс! — в сердцах воскликнула Гелла. — Вы не представляете, как я рада, что хоть кто-то поддержал меня! Я согласна на ваше предложение! Безусловно, согласна!

Не совладав с эмоциями, она бросилась на шею Карла, снова расплакавшись, — теперь уже от облегчения.

— Не плачь, Гелла, — с твердостью сказал старик. — Мы обязательно победим. Приходи через два дня в полдень на Площадь Королей. Мы с Азелиной организуем твою поездку. Возьми только самое необходимое. И сделай все, чтобы твои братья и отец ничего не заподозрили. Я верю в тебя.

Корхейское море. Начало осени 729 года после падения Эйраконтиса

Дули холодные морские ветра.

Корхейское море казалось безбрежным и беспощадным.

Они сделали большой крюк, повернув далеко на юг и обогнув берега Макхарии на почтительном расстоянии. Все ради безопасности.

Корабли аймеротских пиратов остались далеко позади, и ужас Деоптиса уже почти не тревожил их память.

— Как думаете, сэр, велика ли вероятность наткнуться на корхейцев? — спросил Ниллон, делая глоток из бурдюка с питьевой водой.

— Обычно их суда не заходят в эти широты, — ответил профессор Хиден, который стоял на корме, с мрачным видом вглядываясь в подернутый дымкой горизонт.

— Но если что… будем надеяться на маневренность и быстроходность нашего суденышка.

Шторм, в который они попали позавчера, сильно измотал Ниллона. Огромные волны подбрасывали их крохотную яхту, угрожая перевернуть ее. Вода хлестала за борт, в небе сверкали молнии, а где-то неподалеку маячили скалы, столкновение с которыми сулило верную гибель.

Но они пережили шторм. Профессор Хиден предвидел надвигающуюся непогоду, и принял решение привязать себя и Ниллона веревками к такелажу — это помогло им не вылететь за борт во время зверства стихии. Провизия и запасы питьевой воды в этот момент были также надежно укреплены в глубине каюты. Ниллон отделался несколькими ушибами и опорожнениями желудка, которые неизбежно случились от чудовищной качки.

В тот день Ниллона впервые посетила мысль о том, что их отчаянное путешествие к карагальскому архипелагу было несколько необдуманно. Впрочем, он быстро вспомнил, что это, возможно, единственный шанс на выживание. Бобы, назначенные ему деоптисским врачевателем, Нил исправно принимал, благо, что мешочек с ними уцелел во время шторма. Он до сих пор неважно себя чувствовал, у него пропал аппетит, появилась слабость в теле. А еще Ниллон чувствовал подавленность… во многом из-за того, что сильно тосковал по Гелле.

Да, он раз за разом ловил себя на мысли, что тоскует больше по прекрасной карифянке, чем по родителям. Ниллон изо всех сил старался уверить себя, что его родной город в безопасности, так как ополчение было созвано, ворота закрыты, и помощь из Карифа скоро придет. А профессор Хиден и вовсе с завидным хладнокровием утверждал, что аймеротцы после разорения Деоптиса вернутся обратно в Шейкат, оставив до поры Побережье в покое.

Но Ниллон уже не знал, чему можно верить, а чему нет. Он все больше укоренялся во мнении, что каждый новый день может принести смерть, а шансы на успех их предприятия весьма призрачны.

В тот день, в особняке на острове Скорби, произнося свою пламенную речь о необходимости разоблачения Аклонтов, Райджес Хиден казался Ниллону героем, за которым можно идти куда угодно без тени страха в сердце. Теперь же профессор выглядел угрюмым и изможденным, хотя и не потерял той неколебимойуверенности, которая всегда сквозилав его облике.

«Этому человеку сто тридцать лет… — вспомнил Ниллон. — А может быть и намного больше. Кто он? Несчастный сын Карагала, последний в своем роде?»

С тех пор, как они покинули остров Скорби, Ниллон с профессором Хиденом больше не заговаривали о прошлом профессора, но тайна личности этого человека (и человека ли?) теперь часто мучила сознание Ниллона. Он даже ловил себя на мысли, что узнать о происхождении Райджеса Хидена было бы для него куда желаннее, нежели разгадать саму тайну Аклонтов.

— Скажите, сэр, — начал Ниллон неровным голосом, опершись рукой о борт яхты, — а что все-таки, по-вашему, есть эти Аклонты?

Профессор медлил с ответом, и Ниллон продолжил:

— Я имею в виду… чем лично вы склонны их считать? Созданиями из плоти и крови, как мы с вами? Или чем-то иным?

— Пока что у меня мало сведений для того, чтобы делать те или иные предположения, — неопределенно отозвался профессор. — В Карагале я как раз намерен отыскать некий, гм-м… материал. И уже на его основе попытаться выстроить какую-то теорию о происхождении Аклонтов либо того, что аклонтисты пытаются скрыть за этим термином.