За ужином все члены семьи Традонтов долгое время хранили молчание. Отец по-прежнему выглядел как-то взволнованно и вместе с тем угрюмо. Слуги принесли сначала суп из моллюсков, а некоторое время спустя на столе появилось аппетитное жаркое из пеликанов. Проголодавшийся Нойрос жадно поглощал пищу — только сейчас он сообразил, что не обедал сегодня (видимо, подразумевалось, что он должен был перекусить в одной из акфоттских харчевен).

Когда Нойрос доедал вторую пеликанью ножку, Десма внезапно нарушила молчание:

— Вы хотя бы в курсе того, что творится в Макхарии?

Не дождавшись ни от кого ответа, она продолжила:

— Кровавый Мангуст поднял мятеж против короля Альхаро. Лорд Бракмос рассказал мне сегодня.

— Да хранят нас Аклонты! — всплеснула руками госпожа Аглара. — Что этот вероломный червь о себе возомнил?

— Надменный глупец… — протянула Десма. — Он обречен на гибель, также как и его отец в свое время. Король Альхаро проявил тогда излишнее милосердие: ему следовало вырезать весь род Лэйхэджо. А он вместо этого позволил Мангусту наследовать титул князя Кихташа!

— Кхм, кхм… — Пфарий Традонт прочистил горло. — Не тебе судить о поступках макхарийского короля, дочь моя.

— Ха! Может, и не мне. Вот только лорд Бракмос к моим советам прислушивается, а он — человек мудрый! Хотя я удивлена, отец, почему ты вдруг вступаешься за макхарийцев…

— Не за макхарийцев! — почти вскрикнул отец Нойроса, и в кои-то-веки нотки гнева были различимы в его голосе. — Макхарийцы — гнусные скоты, и я всегда это говорил. Но они наши союзники — и это не должно подпадать под сомнение!

«Ты пугаешь меня, отец, — в тихом ужасе думал Нойрос. — Ты явно чем-то обеспокоен, и я не думаю, что дело в Кровавом Мангусте… Нам определенно стоит поговорить. Я, твой сын, поистине заслуживаю твоего доверия. Не надменные советники лорда Бракмоса, не глупая Десма, а я!»

Ужин подошел к концу, слуги убрали со стола, сестра и мать Нойроса удалились в свои покои. А Пфарий Традонт, словно прочитав мысли своего сына, негромко подозвал его для разговора на балкон виллы.

Вечерний воздух приятно проникал в легкие. Последний отблеск заката отразился на шпиле акфоттского Храма, и ночь была готова вскоре опуститься на сиппурийскую столицу.

Выдержав не самую короткую паузу, глава семейства Традонтов начал разговор:

— Пандис Лэйхэджо, известный как Кровавый Мангуст, действительно поднял Кихташ против макхарийского короля. Но тебе, Нойрос, неизвестно о том, что предшествовало этому, — тут Пфарий понизил голос. — Я сообщу тебе о вещах, которые стараются скрыть от народа… Дело в том, что карифяне отвергли ноту о принятии аклонтизма, и наша армия под командованием Арака Трифтониса неделю назад выдвинулась в Виккар. У Кровавого Мангуста явно есть шпионы среди нас — ведь он поднял свое восстание сразу после отбытия нашей армии. Теперь мы не можем прийти на помощь Альхаро, не развернув войско обратно на юг. Йорак Бракмос, конечно же, не станет этого делать.

— Выходит, грядет война, отец?

— Если карифяне не одумаются и не примут нашу веру — боюсь, что да… Тебя тоже могли призвать на службу, но теперь ты — Ревнитель, и твоя задача — оберегать порядок внутри государства. Карифяне же обречены — так или иначе. Виккар, Кампуйис с нами, и Аймерот тоже — им не устоять. Сомнения возникают лишь в лояльности макхарийцев… И корхейцам я тоже до конца не доверяю — они вечно преследуют какой-то свой интерес. Я слышал, у них есть партия, борющаяся за создание автохтонной церкви! Чистая измена — но лорд Бракмос почему-то закрывает на это глаза.

— Думаю, у лорда Бракмоса есть заботы и поважнее…

Пфарий смерил сына многозначительным взглядом.

— Хотя, безусловно…

— Правильно думаешь, — спокойно перебил отец Нойроса. — Кхм… При Йораке Бракмосе об этом не принято говорить, но… ты ведь понимаешь, что каждый свой шаг лорд-протектор согласует с волей Преподобного Мастера?

— Да, отец.

— Это значит, что Аклонты помогают нам напрямую! Святые Духи с нами, Нойрос! Грядут трудные времена, но мы выстоим, пока наша вера будет чиста. Аклонты свели с ума не одного вероотступника — растерзали сознание, изуродовали душу — а это хуже смерти. Помнишь, что стало с аймеротским князем Мансивом Наджаром, когда он отказался принимать аклонтизм, прилюдно скормив наших провозвестников сколопендрам? Неведомый недуг, сразивший Мансива — не что иное, как кара Святых Аклонтов! Так будет со всеми, кто не покорится Сиппуру и Святым Аклонтам! Стой твердо на страже нашей веры, Нойрос, и наши враги падут.

— Да, отец…

— Кстати, раз уж у нас за столом зашел разговор о макхарийцах… Я вот что вспомнил… Среди Ревнителей есть один гадкий макхариец — не припомню точно, как звать: не то Спайко, не то Сфонтис, здоровенный такой и волосатый. Ты не видел его сегодня?

— Нет, — ответил Нойрос, подавив желание сглотнуть сразу после лжи.

— Странно… Вроде он на особом счету у Алекто — я думал, он будет присутствовать при твоем посвящении. Так вот: если встретишь его, не вздумай связываться с этим негодяем. Надеюсь, ты меня понял?

— Конечно, отец. Скажи, а ты слышал что-нибудь о Кайрене?

— Кайрен? Нет, не слышал о таком. А что?

«Оно и не удивительно…»

— Да так, ничего, отец. Не бери в голову. Я, пожалуй, пойду отдыхать, если ты не против.

— Доброй ночи, Нойрос.

— Доброй ночи, отец.

Отправляясь в свои покои, Нойрос размышлял над тем, кого отец больше хотел успокоить этим разговором на балконе: себя или все-таки его, Нойроса. Его мысли оборвались, когда он увидел, что дверь в покои сестры не заперта, а самой Десмы в комнате нет. Вдруг взгляд его упал на незапечатанный конверт, лежащий на прикроватной тумбе. Кровь прилила к вискам Нойроса, сердце забилось чаще, и он в панике осознал, что собирается сейчас сделать.

«Должно быть, она отошла в нужник».

Он прислушался: шагов не было слышно.

Когда Нойрос тянулся к конверту, его почти трясло — он понимал, насколько это аморально, — но желание узнать хоть что-то о делишках Десмы (возможно, не менее аморальных) оказалось сильнее. На конверте значилось: Йораку Бракмосу, лорду-протектору Сиппура и главе Церкви Аклонтов. Вытащив и развернув бумагу, Нойрос снова прислушался, после чего, держа лист дрожащими руками, стал читать при свете свечи:

О, мой возлюбленный Йорак!

Твоя Десма с грустью осознает, что вынуждена расстаться с тобой на некоторое время… Лорд Ганат сообщил мне о твоем поручении. Нам необходимы переговоры с кампуйцами — да, это дело непростое, они неотесанные и омерзительные животные, но убедиться в прочности союза с ними жизненно необходимо!

Я знаю, как безгранична твоя любовь ко мне, и что тебе тяжело отпускать меня на это предприятие, но я смею надеяться на жаркий прием по возвращению. У Сиппура определенно должны быть глаза и уши повсюду, а я как никто другой знаю как найти поход к этим горным варварам. Со мной будет охрана из доверенных людей — можешь не переживать за меня. Единственное, о чем я умоляю тебя — это не начинать войну с Карифом, пока я не вернусь. Нападение нужно будет скоординировать на всех будущих театрах военных действий, но это обсудим позже…

Еще раз прошу не переживать за меня — я буду в полной безопасности. Жду не дождусь вновь увидеть тебя, Йорак! Хочу, чтобы ты снова взял меня с той же дикой страстью, как и всегда!

Со смирением и безмерной любовью, навсегда твоя, Десма Традонт

Геакрон. Середина лета 729 года после падения Эйраконтиса

На Центральной площади Геакрона собралось много народу. Бедняки, зажиточные — все стояли рядом, без стеснения, обращая свои взоры на помост, где с минуты на минуту должен был выступить их великий правитель. Однако генералов вместе с их свитой все же окружало оцепление из гвардейцев.