Тут он прервался, так как дверь зала отворилась, и на пороге появилась запыхавшаяся русоволосая девушка. Это была Гелла Брастолл. Тихо извинившись, она поспешила занять свое место.

Мир пошел кругами в глазах у Ниллона: он не думал больше ни о профессоре, ни об аклонтистах. Голова кипела от безумного потока мыслей:

«Гелла здесь… Она вернулась… Но почему? Здесь, в Диргене… Вести дошли… Но что… Простое любопытство? Или из-за меня? Возможно ли…»

Обрывки судорожный мыслей наполнили его голову.

Профессор между тем продолжал:

— Я рад, что все мы собрались здесь для обсуждения той проблемы, игнорировать которую становится все труднее и труднее с каждым днем. Хочу поблагодарить гостей из Виккара и Кампуйиса за то, что откликнулись на призыв и почтили этот скромный город своим визитом. Но прежде, чем мы перейдем к дебатам, я хотел бы дать слово человеку, без которого наша встреча не состоялась. Хочу пригласить за трибуну Ниллона Сиктиса из города Прант — именно ему принадлежала идея созыва нашей конференции! Прошу вас, Ниллон!

Ниллон настолько опешил от такого неожиданного приглашения, что не сразу осознал, что сейчас все внимание сосредоточится именно на нем. Он не успел еще прийти в себя от неожиданного появления Геллы, как вдруг на него свалилось новое испытание! Народ в зале, услышав незнакомое имя, взволнованно завертел головами; и до тех пор, пока Ниллон не поднялся на ноги, повсюду царило некое замешательство.

И вот, едва помня себя от волнения, Ниллон направился под любопытствующие взоры к главной трибуне.

Профессор встретил многозначительный косой взгляд Ниллона с лукавой улыбкой, после чего с нескрываемым удовольствием передал ему слово. Держать речь перед столь пышной и знатной аудиторией было делом крайне сложным для скромного домашнего паренька, однако опыт выступлений на лекциях в Пранте не позволил Ниллону полностью потеряться, и очень скоро он понял, что у него просто нет права сесть в лужу в этот, пожалуй, исторический момент.

— Дорогие… к-хм… — начал он несмело, — дорогие граждане! Я крайне рад, что все вы сочли небесполезным прибыть в этот день и час… сюда, в город Дирген. Я… я действительно был первым, кому пришла в голову идея провести подобное собрание и узнать путем мирного совещания и обмена мнениями, как нам лучше разрешить назревающий в мире кризис. Вы… к-хм… вы все, собравшиеся сегодня здесь, определенно, очень разные. У вас разная внешность, культура, и взгляды на политику. Но прежде, чем мы приступим к дискуссии, я хотел бы попросить вас об одном… Как бы не различались наши позиции, какими бы непримиримыми противниками некоторые из нас ни были по отношению друг другу, сохраняйте уважение к оппонентам, будьте вежливы и добры. Человеколюбие должно быть на первом месте — только при этом условии мы можем получить шанс на достижение какого-то взаимопонимания. А… а теперь, пожалуй, не смею более отнимать времени. Можем приступать. Спасибо!

Раздались аплодисменты: не слишком бурные, однако стало понятно, что по крайней мере карифская часть зала осталась довольна речью инициатора конференции. Ниллон, заметив аплодирующего с довольным видом профессора, отвесил короткий, но чинный поклон и неторопливо, с достоинством отправился на свое место.

Выдержав не слишком долгую паузу для того, чтобы собравшиеся успели поделиться эмоциями от выступления молодого жителя Пранта, Раджес Хиден вновь взял слово:

— Итак, мы собрались здесь для обсуждения проблемы, которая буквально носится в воздухе уже не первый год, требуя быть решенной рано или поздно. И пока политики ведут свои грязные игры, мы, свободные и независимые представители своих наций, проявим гражданское мужество, честно разобравшись в том, что является для нас камнем преткновения. Речь идет об угрозе, — профессор многозначительно обвел взглядом аудиторию, — да, да, настоящей угрозе, которая нависла над Карифом и дружественными ему государствами.

В аклонтистском секторе прошел возмущенный шепоток, и профессор, дождавшись, когда он затихнет, невозмутимо продолжил:

— Как известно, с подачи Йорака Бракмоса в Кариф была послана нота, в которой в недвусмысленной форме требовалось принятие аклонтистской религии…

— И вы эту ноту отвергли! — с презрением выкрикнул один из виккарцев.

— Лично сам я не карифянин, и за действия Дакнисса ответственность нести не могу. Но такой ответ кажется мне весьма логичным и естественным. Объясните мне, господа аклонтисты, по какому праву вы посягаете на свободу совести карифских граждан? Почему вы находите в себе смелость покушаться на устои и культуру чужого, но совершенно не враждебного вам государства?

Задумайтесь хоть на секунду! Ведь все вы взрослые, здравомыслящие, свободные люди! Совершенно очевидно, что нота Акфотта — не более чем провокация, имеющая целью дать Бракмосу повод для начала религиозной войны!

Зал ахнул. Волнение охватило как аклонтистов, так и карифян. Однако Ниллон в очередной раз восхитился неколебимостью духа Райджеса Хидена: профессор глядел на публику взором, полным холодной решимости, и ждал, когда накал спадет.

— Война, уважаемые господа — это страшнейшее, что может приключиться с народом, и никакие, самые светлые и благие цели не оправдают тех ужасов, которые она неизбежно повлечет за собой! Надо быть мудрее и понимать, чего могут стоить простому народу амбиции отдельных личностей. А впрочем, я не хотел бы превращать эту конференцию в собственный монолог. Было бы прекрасно выслушать мнение других.

Первый желающий выступить не заставил себя долго ждать: на ноги поднялся худощавый виккарец в салатово-лиловом сюртуке, и с мерзкими тонкими усиками. Он с высокомерным видом взирал на присутствующих, а с его лица не сходила снисходительная улыбочка.

— В здешних краях я личность, можно сказать, совсем не известная, — жеманно пропел виккарец, говоря по-эйрийски с легким акцентом. — Но у себя на родине я сыскал немалый почет и уважение. Скажу пару слов о себе. Мое имя Гарви Кадуно, я уроженец Сигайбо, однако впервые открыл свое дело в Домторке и весьма преуспел. В довольно короткий срок я стал одним из самых успешных купцов Виккара, что говорит о моем немалом таланте и предприимчивости. Вы, должно быть, слышали о Гильдии Желтого Тополя? Ах, здесь же много купцов… Конечно слышали! У нас в Виккаре много богатых и влиятельных гильдий, но с Гильдией Желтого Тополя не сравнится ни одна!

— Ближе к теме, доко Кадуно!

— О, доко Хиден, не стоит переживать! Вы, я полагаю, никуда не торопитесь? Нет? Ну, а коли так, дайте мне возможность высказаться. Не люблю, когда меня прерывают. Так вот, в свое время я занимал очень видное место в Гильдии Желтого Тополя, но в какой-то момент я понял, что торговля больше не прельщает меня. Я получил все, чего так жаждал в юности: деньги, славу, почет. Устремления мои обратились к человеческой душе. Сейчас я являюсь главным шефом клиник для душевнобольных Виккара. Вы, возможно, будете удивлены, но туда мы отправляем также и противников веры в Святых Аклонтов.

Карифяне взорвались негодующими возгласами. Профессор Хиден, не желая терять достоинства, не предпринимал никаких попыток утихомирить их. Ниллон же весьма слабо следил за происходящим: он то и дело оборачивался на Геллу; она казалась встревоженной, и как будто избегала встречаться с ним взглядом.

Гарви Кадуно только самодовольно ухмылялся:

— Напрасно беснуетесь, уважаемые карифяне. Между прочим, мы, виккарцы, народ гуманный. Сиппурийцы варят своих отступников в котлах, макхарийцы жарят в медных бочках, а мы — мы подходим к этому вопросу совсем иначе. Мы считаем, что добровольный отказ от собственного счастья — это настоящая болезнь. И, как всякая болезнь, она нуждается в лечении.

— Позвольте же поинтересоваться, доко Кадуно, что вы разумеете под счастьем? — спросил профессор Хиден. — И почему человек не вправе делать свой свободный выбор?

Виккарец несколько картинно склонил голову набок.

— Под счастьем я разумею тот восхитительный дар, который преподносят нам Святые Аклонты. Видения, исполненные блаженства — гармония духа в своей высшей форме. Вы ни за что не поймете меня, если ни разу не были на гапарии в аклонтистском храме…