— Точно также как мы с вами не поймем макхарийских любителей дурманить себя курением трав, которые со временем разрушают тело и затмевают разум!

— Не смейте сравнивать мощь Великих Аклонтов с прихотями безумных южан! — воскликнул, один из длинноволосых кампуйцев.

— Что ж, быть может, я изменю свое мнение. Если кто-нибудь сможет объяснить мне разницу.

— Позвольте, я возьмусь, — на ноги поднялся почтенного вида кампуец, заметно отличавшийся от прочей своей братии. Он был немолод, однако держался прямо, и непоколебимая уверенность в сочетании с мудростью лет читалась в его крупных серых глазах. Темные с проседью волосы его были аккуратно заплетены в хвост. — Перед вами Гултар Локобон, да будет вам известно.

Многие карифяне вздрогнули — имя этого кампуйского воителя было до сих пор на слуху у многих со времен последней войны.

— Постараюсь быть кратким, и донести суть как можно более сжато. Итак, вы, Хиден, устроили этот цирк, чтобы настроить народ Карифа против истинной веры… и пока, как вижу, преуспеваете. Героем себя мните? Напрасно. Аклонтизм — это цепь, которая скует воедино все народы Роа! Мы все равно объединимся под знаменем всеобщего счастья, а когда — это только вопрос времени. Сопротивление лишь приведет к большим жертвам, но цель все равно будет достигнута. Аклонты — не вымысел, не надуманные идолы, не порождение чьей-то демагогической философии. Они реальны, также как и мы с вами. Тысячи уже убедились в их силе. Убедитесь и вы.

По карифскому сектору прошел сдержанный ропот, профессор Хиден в это время молчал, и кому-то могло показаться, что кампуец заткнула его за пояс. Однако руководитель конференции спокойно продолжил:

— Вы тут упомянули цепь… «Цепь, которая скует воедино все народы Роа», — кажется, вы так сказали? И знаете, что я вам отвечу? Приберегите цепи для своих псов — вот что! Мы — люди, и люди свободные. И что такое счастье, мы тоже решим как-нибудь сами, без советов всесильных южных владык! Я же считаю, что каждый прокладывает собственный путь к счастью. А что касается неземного могущества ваших так называемых Аклонтов, то начнем с того, что их вообще никто никогда в глаза не видел, а для всякого здравомыслящего человека это неслабый повод усомниться в их существовании!

Теперь громыхнул сектор аклонтистов.

Ниллон же все больше хотел покинуть здание, ощущая теперь свою ненужность в этом месте. Он смотрел на Геллу, и ему казалось, что она тоже вот-вот убежит, не выдержав кипящей вокруг перепалки. И уж тогда он не повторит своей ошибки, совершенной в Пранте, и догонит, догонит ее…

Но вот зал замето притих — на ноги поднялся человек, слова которого явно ждали многие — Виньо Гепталис. Парламентарий властно и вместе с тем снисходительно окинул взором зал, убедившись, что все наконец готовы его слушать.

— Моя речь, господа, — начал Гепталис размеренным и пафосным тоном, который мало вязался с его тонким слабым голосом, — будет призвана примирить две враждующие стороны, если… — тут он многозначительно вскинул брови, — у моих соотечественников будет достаточно благоразумия непредвзято отнестись к моим доводам. Итак, я, как вы знаете, человек политики и мне чужды эмоции при решении вопросов. Пред нами в данном случае стоит простейшая дилемма: избежать войны либо ввязаться в нее. А то, что война будет неизбежна в случае отказа Карифа принять новую веру для меня является уже абсолютно очевидным. Карифяне, одумайтесь! Ваша гордость может стоить слишком дорого. Нам противостоит целый союз из могущественнейших государств Роа; если пожар войны охватит страну, нас ждут колоссальные жертвы! Что мы скажем вдовам и сиротам после того, как аклонтисты, наконец, сокрушат нас?

— Чушь! Как он смеет! Прекратить! — послышались крики карифских купцов. Зал снова зашумел.

— Вы лезете в самое пекло, не думая о последствиях! — пытался продолжить Гепталис, однако слова его тонули во всеобщем ропоте.

— Изменник! Трус! — кричали люди. — Долой его из Совета!

Споры между тем разгорались все жарче. Репортеры строчили своими ручками, вертя головами то туда, то сюда. Профессор Хиден героически отбивал нападки аклонтистов, блистая безупречной логикой своих аргументов. Его же оппоненты все больше теряли контроль над своими эмоциями, начиная напоминать свору злобно лающих собак. Даже с лица Гарви Кадуно сошла надменная ухмылка, хотя он казался все таким же невозмутимым. Наконец, не в силах больше терпеть то, как играючи Хиден берет над ними верх, из рядов аклонтистов вышел еще один рослый косматый кампуец, в округленных глазах которого читалась неприкрытая ярость.

— Ты — ничтожный, выживший из ума старикашка! — взревел горец, жутким образом коверкая эйрийские слова. — Думаешь, такой всесильный!? Много возомнил о себе! Тебе нужны аргументы? Дискуссии захотел? Молот — вот наш аргумент! Копье промеж лопаток — вот и вся дискуссия! Дерзнете противиться нашему альянсу, и мы утопим вас в крови. Кампуйис не забыл 719 год, слышите!? Мы нанижем ваших детей на колья, изнасилуем и сожжем ваших жен! Нас больше, и мы все равно раздавим вас, так и знайте!

Профессор Хиден притворно улыбнулся и к удивлению всех, зааплодировал.

— А вы знаете, господин, — проговорил он после театральной паузы, — ваши доводы в сущности куда разумнее, чем все то, что говорили сегодня ваши единомышленники. Представьтесь, пожалуйста.

— Фойкан Бамзарри, горный воевода. Вспомнишь мое имя в свой смертный час, старик!

— Ну что ж, это действительно так: вы можете просто-напросто взять нас силой. Но и Кариф без боя не сдастся, в этом также можете быть уверены. Только это уже тема совсем другой беседы…

Подобие дискуссии продолжалось еще некоторое время; несколько карифских купцов также выступили, не сказав по сути ничего нового, а лишь выразив свое полное согласие с позицией Райджеса Хидена. Когда профессор начал подводить неутешительные для аклонтистов итоги конференции, кампуйцы покинул зал, повинуясь приказу Фойкана Бамзарри. Виккарцы же проявили чуть больше почтения.

Мероприятие было завершено. Люди, оживленно переговариваясь, постепенно двигались к выходу; профессор Хиден пожимал руки репортерам, попутно давая им какие-то пояснения.

Ниллон боялся, что Гелла затеряется в толпе и исчезнет, как в прошлый раз. Хотя здесь, среди людского шума, ему с ней говорить также не хотелось. И вдруг, когда он находился у двери, ведущей из зала в коридор, его окликнул профессор Хиден. Окликнул негромко, но в голосе его слышалась тревога или даже испуг. Ниллон приблизился к нему, желая узнать, в чем дело. Профессор косился на окно, как будто именно там располагался источник его беспокойства.

— Телега… рядом со зданием… Они выгружают оружие… Нам надо бежать… — сам не свой произнес Райджес Хиден. Таким его Ниллон еще не видел никогда.

— За мной! — крикнул профессор, будто бы вновь обретая присутствие духа. — Спасемся через черный ход. Бежим!

И Ниллон побежал. Но только не за профессором.

Гелла. Все его существо сейчас жаждало видеть ее, быть рядом с ней.

Он не слышал, что профессор кричал ему вслед. Он слышал только стук своих шагов и сумасшедшее биение сердца.

«Пускай меня изрубят в куски, — отчаянно думал он. — Пускай рыдают родители. Я ничего больше не желаю — но я не покину без нее это место!»

И он увидел ее. Гелла шла по полупустому коридору, приближаясь к повороту, за которым уже брезжил дневной свет с улицы.

— Гелла! Гелла! — Ниллон кричал что было мочи, не беспокоясь о том, что его могут услышать те, кому не следует.

Карифянка обернулась, удивленно глядя на него, и он, приблизившись, едва удержался от того, чтобы обнять ее.

— Гелла! Нам надо бежать, — Ниллон быстро запыхался, так как совсем не привык бегать. — У нас нет времени…

— Ниллон, ты? — изумилась девушка. — Ты что, спятил? Куда бежать? Ты…

— Послушай, мы в опасности! — Ниллон схватил ее за плечи, словно бы надеясь, что так его слова будут звучать убедительней. — Гелла… Умоляю, просто следуй за мной! Ты можешь мне довериться. Я знаю, как глупо сейчас это все выглядит… Я должен был сказать тебе это еще там, в Пранте…