Весть о том, что спартанское войско расположилось менее чем в половине дневного перехода к югу от Левктр, достигла Эпаминонда к вечеру.

Нет, не напрасной была жертва Кревсии. Пусть невелик нанесённый врагу урон, но даже захваченный и разорённый город позволил ему, Эпаминонду, выиграть драгоценное время. Даже больше, чем он рассчитывал.

Фиванская армия успела совершить манёвр и перекрыла противнику все пути, кроме обратного. Теперь за спиной — Фивы, совсем близко, всего полдня неспешного пути пешком. Город помогает, как только может, и армия ни в чём не знает нужды. Близость родных очагов преисполняет воинов суровой решимостью, тем более что командиры, не жалея красок, рассказывают им о зверствах спартиатов в Кревсии.

Беотарх оглядывал возвышенность, где стройными рядами палаток раскинулся, перекрывая дорогу на Фивы, укреплённый лагерь — невиданное прежде в Элладе дело.

Эпаминонд знал о численном превосходстве врага, грозного даже в меньшинстве. Значит, особенно важно не дать ему воспользоваться удобным моментом и атаковать не успевшее изготовиться к битве войско, смять, раздавить защитников Беотии своей тяжкой силой. Всего лишь за два дня появился ров глубиной в рост человека, насыпь на его внутренней стороне, а за ней — ограда, где деревянная, где каменная. Помогли горожане и жители окрестных деревень.

Из глубины лагеря, оттуда, где расположена кавалерия, раздаётся частый стук — работают оружейники. Они приехали из Фив, присоединившись к сопровождавшим армию мастерам. В круговерти строительства укреплений никто не обратил внимания на несколько прибывших с ними гружёных крытых повозок. Не удивились также и занятые работой воины, когда две трети копий каждой синтагмы велено было собрать и отнести в мастерские: наверное, закрепить наконечники и подточить острия.

— Что ж, — удовлетворённо сказал Эпаминонд самому себе, — укреплённый лагерь — не единственная неожиданность для спартиатов. И даже не главная. Жаль, нет рядом Пелопида с его кипучей энергией, — вспомнил друга беотарх.

«Священный отряд», которым он избран командовать, назначен для обороны городских стен и находится в Фивах...

Настороженное ожидание чего-то страшного, неотвратимо надвигающегося, словно облаком затянуло город. Ни улыбок, ни шуток, ни оживлённой суеты. То, что казалось важным и нужным ещё вчера, забыто. Напряжение нарастает, отравляя людей, чтобы сделать их затем жертвой опасного массового безумия — паники.

Есть только один способ борьбы с этим состоянием — работа. Труд отвлекает людей от ожидания беды, особенно если направлен на её предотвращение, полезен, осознан и приносит зримые плоды.

Престарелый Люстрат, назначенный руководить подготовкой города к обороне, знал это как никто другой. С годами ушла сила рук, но возросла мощь ума военного инженера, сумевшего найти всем гражданам нужное дело. Пока ещё возможно, увеличивались запасы продовольствия и воды. Пожилые мужчины и юноши, не способные к полевому бою, сводились в отряды для защиты городских стен и усиления стражи. Женщины носили топливо к установленным на стенах котлам, чтобы поливать штурмующего противника кипятком и горящей смолой. Из арсенала доставили, собрали и поставили на боевые площадки метательные машины. Опытные баллистиарии проверили их, метнув каменные ядра и тяжёлые стрелы, взяли под прицел все важнейшие подступы к городу.

— Ты собираешься на стены? — спросила жена Пелопида, увидев, что муж застёгивает свой полотняный, обшитый железной чешуёй панцирь.

— Нет. Еду в лагерь к Эпаминонду. И веду туда же «священный отряд».

Женщина знала, как тяготится муж вынужденным пребыванием в городе, но в глубине души благодарила богов за выпавший ему жребий. Но видно Пелопиду надоело мириться со своим жребием.

— Где наши дочери? — спросил он, взглянув на жену. — Передай им мой привет и поцелуй, — и привлёк к себе женщину.

— Умоляю, береги себя, — прошептала та, прижавшись к холодному металлу на груди мужа.

— Добрый совет для простого воина, — поцеловал её волосы Пелопид. — Но полководец должен думать о том, как сберечь жизни других.

Вскоре топот коня командира «священного отряда» затих в конце улицы.

Люстрат не стал удерживать Пелопида — во-первых, понимал, что это невозможно, во-вторых, знал, что лучший способ облегчить оборону крепости — нанести противнику сильный удар в поле.

«Священный отряд» сейчас будет полезнее там, под Левктрами. Если же военная судьба не будет благосклонна, то в город успеет отойти достаточное для защиты его стен количество войск.

Старый воин, стоя у катапульты на башне у южных ворот, проводил взглядом отряд удалявшихся гоплитов, а затем воздел руки к синим небесам, моля у Зевса победы...

Укреплённый лагерь! Подумать только! Из-за него пришлось отказаться от немедленной атаки, самим расположиться лагерем в противоположном конце долины, вновь вести разведку и оценивать обстановку. Клеомброт пришёл к выводу, что противник будет вынужден выйти из лагеря с началом движения его войск, и решил не затягивать с решающим сражением.

— Я буду биться на правом фланге монолита, в первых рядах, как велит наш обычай, — заканчивал царь и командующий свой приказ. — Ты, Сфодрий, будешь подле меня, как сам того и желал.

Эгерсид, оставив шатёр Клеомброта, не спеша возвращался к своей море. До вечера было ещё далеко. Воины уже знали, что завтра будет битва, и готовились к ней, как любящие состязания атлеты, уверенные в своих силах, желающие победы и способные победить.

Вот они, ничтожные фиванцы, в своём лагере. Боятся, огородились рвом, насыпью, забором, залезли на холм! Ничего, достанем вас из-за ограды, снимем с холма! Говорят, противника почти вдвое меньше, чем нас. Жаль, не каждому достанется по врагу.

«Так и я сегодня буду полировать меч в своей палатке, — подумал Эгерсид, — совещание не займёт много времени. Всё, что приказал Клеомброт, достаточно просто».

Полемарх остановил взгляд на группе воинов, украшавших друг друга сложными причёсками. Лица гоплитов выражали ответственность и серьёзность, они внимательно вглядывались в зеркальную поверхность щитов. Таков ещё один военный обычай спартиатов.

Невысокий плотный человек с ковровым тюком едва не налетел на Эгерсида; бросив поклажу, раскланивался и извинялся.

«Удивительно, как быстро торговцы успевают облепить армию», — подумал полемарх, опустив занесённую было для оплеухи руку, и продолжил путь.

Между тем неприметный человек подхватил свой тюк и поспешил не куда-нибудь, а прямо к шатру Клеомброта.

— Покажи это царю и доложи обо мне, — предъявил он обломок серебряной монеты начальнику караула. — Будь уверен, за промедление ты будешь наказан!

Молчаливый страж исчез за пологом шатра.

— Иди, — коротко бросил он неприятному посетителю, вскоре появившись обратно, и тот бесшумно скользнул в полевые покои спартанского царя.

Клеомброт неподвижно сидел в кресле. Двое дежурных телохранителей, подобно статуям золочёной бронзы, стояли по бокам.

— Я Кебет, служу господину Поликрату... — согнулся перед ним в низком поклоне человек, отбросив капюшон бурого плаща.

— Знаю. Принёс?

— Только тебе одному, царь, — торжественно произнёс лазутчик.

Клеомброт знаком удалил стражей. Кебет ловко расшнуровал тюк, и в лучах пробивавшегося сквозь стены шатра вечернего солнца золотом сверкнула шкура гигантского хищника. Кроме того, на свет появилась ясеневая палица, лук со спущенной тетивой и колчан грубой кожи, полный пернатых стрел. Толщина сложного древка лука и внушительные размеры палицы говорили о небывалой силе того, кто некогда владел этим оружием.

Те, кто хорошо знали скупого в проявлении чувств Клеомброта, сказали бы, что царь ликует, увидев эти предметы.