Поликрат незаметно оглядел присутствующих: судя по всему, слова царя, обращённые к разуму, возымели действие — на всех, кроме эфора и возмущённого архонта.

— Эгерсид один способен сокрушить хоть десять гоплитов, — зарокотал уверенный бас Клеомброта. — Такой командир сумеет провести своих воинов к победе сквозь вражеский строй!

«Странно, — думал Поликрат, наблюдая за происходящим, — ведь это — не самые главные доводы в пользу будущего военачальника. Тем не менее благодаря уверенному басу и массивной фигуре Клеомброта они убеждают архонтов не хуже, чем взвешенные слова мудрого Агесилая. Но... пора спасать то, что едва не разрушил мутноглазый от ненависти эфор».

— Нельзя не согласиться с вами, благородные цари, — в голосе Поликрата сочетались достоинство и миролюбие, — но ведь ты, Агесилай, сам сказал, что Эгерсид ещё молод и способен заблуждаться. В том числе и относительно сухопутного похода на Фивы. Думаю, члены Герусии ещё раз взвесят все обстоятельства войны морской или сухопутной. В зависимости от этого решения мы и будем готовить наши силы к будущей весне. Но боюсь, мы утомили тебя, благородный Агесилай. Выздоравливай скорее, ибо ты нужен Спарте. Да поможет тебе Асклепий, — архонт поднялся, давая понять остальным, что визит окончен.

— Пусть Герусия утвердит Эгерсида в должности лохагоса, — размышлял он, неспешно шагая в сторону дома. — Надо уступить царям в малом, чтобы выиграть в большом.

Рядом возмущённо бормотал Эвтидем; он, Поликрат, выскажет эфору всё, что думает о его уме, но не на улице...

Следующие дни подтвердили худшие ожидания Поликрата. Похоже, он недооценил способности больного царя. Агесилай, скорее всего, сумел привлечь на свою сторону часть архонтов, а главное — установить добрые отношения со вторым царём, и теперь Клеомброт проводил идею сухопутного похода с напором атакующей фаланги.

В какой-то момент Поликрат понял, что остаётся в меньшинстве. С трудом удалось ему вновь вернуть Герусию к обсуждению главного вопроса, когда несколько старцев с юношеским задором бросились доказывать, что Эгерсида ни в коем случае нельзя назначать лохагосом. Этому смутьяну и пентекостиса много. Но Клеомброт воспринимал противодействие по этому вопросу как личное оскорбление и попытку умалить царское достоинство.

Многие архонты были связаны с семьёй царя родственными или дружескими узами. Пусть Эгерсид им неприятен, они не станут портить отношения с Клеомбротом из-за этого назначения. Наконец, к явному удовлетворению царя, Эгерсид был утверждён в должности лохагоса с незначительным большинством голосов.

Поликрат, собрав сторонников морской войны в монолит, предпринял отчаянную попытку переломить ход событий в свою пользу. В конце концов было решено предпринять наступление по суше, но в то же время готовить и флот — против Афин.

— Я думал, — прошептал Агесилай, узнав, чем закончилось заседание Герусии, — существует два решения: одно лучше, другое хуже. Они же сумели найти третье, наихудшее. У нас нет сил для двух одновременных ударов — против Фив по суше и по Афинам с моря. Значит, и будущий год станет бесплодным — в лучшем случае...

Клеомброт выглядел довольным, искренне считая, что получилось даже лучше, чем предполагалось. Агесилай не стал его разочаровывать. Ни афиняне, ни фиванцы не удивлялись тому, что для обсуждения Народным собранием Спарты выносились уже по сути дела принятые Герусией решения. В конце концов, в их демократиях важные вопросы тоже решались в узком кругу народных избранников, и только затем представлялись общественности. Если же им не удавалось прийти к соглашению, то Народному собранию предлагалось несколько различных решений, за каждым из которых таились интересы тех или иных политических группировок и партий: это дело обычное. Нет, афиняне и фиванцы посмеивались лишь над тем, как граждане Спарты выражали свою волю — громким криком.

Эфоры на слух определяли, в пользу какого решения толпа издала более громкий рёв: оно и принималось. Предполагалось, что за него кричит больше людей. Правда, очень многое зависит от слуха эфоров, зато не надо считать, сколько белых камешков опустили граждане в урны, голосуя «за» и сколько чёрных — «против». С арифметикой, шутили афинские острословы, у спартиатов ещё хуже, чем со слухом.

На этот раз восторженный гул толпы в поддержку Эгерсида был так силён, что Эвтидем задохнулся от бессильной злобы: ни о каком другом толковании воли народа не могло быть и речи.

Вновь утверждённый лохагос поблагодарил царей, эфоров, Герусию и народ Спарты за доверие.

Лохагос. Не так уж много в его годы за его службу. Но всё же Эгерсид чувствовал радость и благодарность к этим людям, приветствовавшим его назначение. Конечно, кто-то недоволен, кто-то завидует — ведь лохагос может быть поставлен наместником в небольшой город, а это уже путь к богатству — тому, что осуждают педономы, воспитывая будущих граждан в презрении к роскоши, и тому, к чему так стремятся правящие отцы отечества! Но большинство искренне приветствует его.

Эгерсид решился. С детства приучался он выражать свою мысль простыми и ясными словами — ведь это нужно для боя.

Красивый сильный голос достигал каждого, звучал проникновенно, когда лохагос говорил о своём отечестве, гордо — о славе и могуществе, завоёванных предками. Со скорбью — о временах нынешних, ибо враг, посмевший оскорбить Спарту открытым вызовом, до сих пор не наказан! В чём же причина неудач?

Соседние государства неуклонно богатеют от труда и торговли, увеличивают число своих жителей, а значит — и воинов. Спарта же, обеспечивая своих воинов трудом илотов, искусственно поддерживает соотношение — один спартиат на семь подневольных. Именно с таким числом противников он может справиться в схватке. Поэтому Спарта обречена на постоянную войну со своими илотами, регулируя их численность, но в результате... ограничивает численность самих спартиатов. Семь илотов едва прокармливают одну спартанскую семью, так как на криптии отвечают плохим трудом и хитростью.

Спартиаты давно уже пополняют своё войско периэками. Но те, лишённые гражданских прав, сражаются без воодушевления.

Противник выставляет всё большее число войск и кораблей, им же противостоят, как и во времена Ликурга, семь тысяч спартанских гоплитов. Если так будет продолжаться дальше, число врагов одолеет нашу силу, выучку и доблесть.

Как противостоять тому, что рано или поздно должно свершиться при существующем положении вещей?

Нужно побудить периэков отважно и с охотой сражаться в войске Спарты, а илотов превратить из внутренних врагов в надёжных союзников. Выход один: дать гражданские права периэкам и нынешние права периэков — илотам! Пусть арендуют землю, которая останется собственностью государства! Плата за аренду и будет основным источником содержания спартиатов.

Трудно отказаться от привычных порядков, трудно представить, что рядом с тобой, потомком знаменитого рода прославленных воинов, будет голосовать какой-нибудь дурно пахнущий дубильщик-периэк. Трудно сделать выбор. Но выбор необходимо сделать на благо отечества, если ты любишь его, закончил свою речь Эгерсид.

Он не видел, как мрачнело лицо Клеомброта, не видел недобрых глаз архонтов.

Некоторое время над площадью царило молчание. Затем раздались одобрительные крики сторонников Эгерсида и вот над площадью поплыл разноголосый гул.

Эвтидем, неспособный более сдерживать себя, потрясая кулаками, бросился на место оратора.

— То, что сказал этот человек, — кричал он, сжигая ненавидящими глазами Эгерсида, — бросает вызов нашим священным обычаям! Подрывает устои государства! Но мы никому не позволим! Высокий военный пост можно так же отнять, как и дать!

Голос эфора срывался на яростный визг. В глубине души он чувствовал, что его беспорядочная речь и нелепые жесты только усиливают впечатление от выступления Эгерсида, но ничего не мог поделать с собой и от этого выглядел ещё хуже. Воспользовавшись паузой в речи Эвтидема, Поликрат отодвинул его в сторону и сам занял место оратора.