Вражеский строй колыхнулся, зловеще опустив копья. Сигнал трубы, многоголосый рёв — и тяжёлая пехота Александра всей массой обрушилась на разреженный боевой порядок атакующих.

Беотарх только скрипел зубами, глядя, как тиран делает то, что задумал он, Пелопид. Покосился влево, увидел единственного оставшегося с ним после боя адъютанта. Молодой воин заметил, что командующий был без щита, и самоотверженно прикрывал его во время схватки.

— Сейчас всё зависит от тебя, — схватил он юношу за плечи. — Скачи, найди начальника кавалерии, передай ему приказ: немедленно прекратить преследование и атаковать пехоту противника на холмах с тыла!

Адъютант помчался выполнять распоряжение, а Пелопид быстро достиг пологого подножья холма и остановился там, где неглубокая фаланга южнофессалийских демократов дугой прогибалась под натиском гоплитов Александра.

Прямо из гущи схватки вылетел круглый щит, подпрыгивая на камнях прокатился вниз и дребезжа лёг прямо у конских копыт. Вовремя: легковооружённые пехотинцы тирана, расположившиеся выше по склону за своими гоплитами, обнаружили важную цель и принялись осыпать беотарха стрелами. Две из них вонзились в шею жеребца, и тот, хрипло заржав, в последний раз встал на дыбы.

Пелопид успел соскочить прежде, чем падающий конь прижал бы его к земле. Схватив щит, он закрылся им от стрел и побежал туда, где противник грозил вот-вот прорвать истончившийся строй.

— Вперёд! Сбросим их с холма! — загремел его голос над лязгом оружия и шумом боя. — Нажмите сильнее! Перед вами всего лишь слабые люди!

Растолкал воинов, пробился в первые ряды, в резком броске всадил копьё в самого мощного из наседавших бойцов противника.

— За мной! — грохотал он, выхватив тяжёлый меч; острая сталь в могучей руке превратилась в сверкающий вихрь, просекавший шлемы, панцири, сносивший наконечники копий.

Издав нечеловеческий рёв, Пелопид ударом щита повалил разом двух воинов последней шеренги противника. Фаланга Александра была прорвана! Полтора десятка храбрецов устремились вслед за беотархом, расширяя брешь. Стоявшие на гребне холма лучники испуганно бросились от них прочь.

Тяжело дыша, командующий ступил на захваченную высоту и увидел, как слева по склону, заходя в тыл остановившейся тяжёлой пехоте противника, поднимается вернувшаяся после преследования кавалерия.

Ополченцы утроили натиск, и вот уже весь их боевой порядок занял отвоёванные гребни холмов. Гоплиты Александра отступали шаг за шагом. Отсюда, с вершины, гневному взору Пелопида предстало всё вражеское войско. Оно ещё не разбито, но уже охвачено предчувствием неминуемого поражения, беотарх чувствует это, как гончий пёс ощущает страх преследуемой добычи. Но кто там, на правом фланге, облачённый в богатые доспехи, размахивает мечом, командует, пытается построить и вновь бросить в бой только что получивших хороший урок наёмников? Сомнений нет, сам Александр!

Пелопид, забыв обо всём, вырвал копьё из рук ближайшего пехотинца и бросился вниз по склону к сверкавшему позолотой лат врагу.

— Александр! Стой, мерзкий! Прими вызов, если ты мужчина!

Столь ужасен был вид закованного в окровавленные доспехи гиганта, столь велико его презрение к опасности — словно он неуязвим, как Ахилл, — что передние наёмники отпрянули перед единственным бойцом. Тиран и не думал принимать вызов, а поспешил укрыться в глубине строя. Пелопид устремился за ним, сметая вражеских пехотинцев. Вскоре вокруг него образовалось пустое пространство.

— Он всего лишь один, — закричал, опомнившись, какой-то наёмник, — бросайте в него копья! — и первым подал пример.

Больше десятка тяжёлых, предназначенных для боя в фаланге копий, пущенных с расстояния в несколько шагов, длинными тенями мелькнули в воздухе.

Радостные крики наёмников и горестные — южнофессалийских ополченцев — слились воедино: непобедимый фиванский воин, знаменитый беотарх сражён! Пелопид ещё сделал пару шагов вперёд, к своему ненавистному врагу, и тяжко рухнул, загремев пробитыми доспехами.

Наёмники рванулись к телу поверженного, как волки к добыче: они забыли об оцепеневших на мгновение, но готовых к атаке шеренгах противника, зато хорошо помнили о награде, обещанной тираном за голову Пелопида. Подобие восстановленного Александром строя перестало существовать.

Руки желающих разбогатеть не успели коснуться тела беотарха. Ополченцы бросились на врага в неудержимом порыве. Гоплиты ферского тирана пятились всё быстрее, и тут удар подоспевшей кавалерии решил исход боя.

Войско Александра превратилось в охваченную паникой толпу, где каждый искал спасения в беспорядочном бегстве.

Весть о гибели командующего уже дошла до начальника кавалерии, и голосом громким, почти как у великого беотарха, он требовал от своих всадников не щадить врагов. Не менее половины тех, кого привёл сюда Александр, нашли смерть на холмах Киноскефал. Сам тиран в окружении горсти телохранителей и приближённых бежал, бросив свою позолоченную колесницу и богатую лагерную утварь. Им удалось уйти — благодаря отборным, не утомлённым битвой скакунам.

Преследование было стихийным и не имело другой цели, кроме мести за Пелопида, а потому скоро прекратилось. Всадники вернулись туда, где несчастные победители, не снимая доспехов, молчаливо стояли вокруг тела своего павшего в битве вождя.

— Трофей! Воздвигнем трофей в честь одержанной им победы! — раздался чей-то крик.

В наступившей темноте по недавнему полю боя разбрелись многочисленные светлячки — это были факелы воинов, собиравших оружие поверженных врагов. Горы панцирей, щитов, мечей, копий росли справа и слева от тела Пелопида, и мрачно смотрели на него пустые глазницы тускло блестевших в багровых отсветах пламени шлемов. Ополченцы в знак скорби стригли свои волосы и гривы лошадей.

Эпистолярий одиноко сидел в палатке над чистым листом папируса: давно высохла сепия на тростниковой палочке в его руке, а он всё ещё не нашёл слов для донесения о гибели беотарха.

— Старейшины и высшие командиры Фессалии хотят видеть тебя, — доложил начальник стражи.

Скорбные лица, остриженные головы, запёкшаяся на доспехах кровь — фессалийцы в знак памяти о Пелопиде не перевязывали свои раны.

— Вот что мы хотим сказать тебе, — выступил вперёд один из почтенных старцев. — Прости, что потревожили тебя в скорби, но пойми и поверь, для нас это несчастье ещё горше. Вы, фиванцы, лишились только замечательного военачальника и государственного мужа, а мы — и военачальника, и нашей свободы. Как осмелимся мы теперь просить у вас другого полководца, не вернув Пелопида? Поэтому мы хотим направить своих послов в Фивы просить о милости, которая в таком ужасном горе послужит нам и к чести и к утешению — убрать и похоронить Пелопида здесь, на фессалийской земле...

Весть о гибели великого фиванца разнеслась с невероятной быстротой. Навстречу возвращавшимся из похода войскам, чей марш больше напоминал траурную процессию, выходили городские власти, жрецы, юноши и мальчики в белых одеждах несли в дань погибшему трофеи, венки, золотое вооружение...

Тем временем Александр убрался подальше на север Фессалии. Там, в ещё подвластных ему областях, тиран приказал чествовать себя как победителя:

— Пелопид лишил меня войска? Зато я лишил его жизни и доказал, что являюсь самым могущественным властителем в Элладе, — раздавалась его пьяная похвальба на непрерывных пирах. — Мой злейший враг не воскреснет более, тогда как новое войско я наберу завтра же...

В самом деле, бывалые наёмники собирали бежавших из-под Киноскефал воинов, забирали боеспособных мужчин из городов и селений, формировали, обучали, сколачивали новые подразделения. Когда численность войска достигла пяти тысяч человек, Александр вознамерился обрушиться на южную Фессалию и покарать её жителей, осмелившихся бросить ему вызов, но приближённые дружно отговорили его от поспешного шага:

— Дух Пелопида всё ещё объединяет и вдохновляет твоих врагов. Слышал, какие похороны устроили они беотарху? Такие не описывал даже Гомер в своих поэмах. Лучше выждать благоприятное время, численность же войска возрастёт ещё больше...