Кто-то вывел Джона за руку из катакомб.

Через несколько минут он находился в грузовике, прыгая по горной дороге, которая вела из Сиртауна. Здоровая рука Джона стискивала металлическую скамейку в кузове, и он смотрел на остальных, пытаясь понять по их лицам, понимали ли они лучше него, что только что случилось. Он смотрел на Касс, на шесть других разведчиков и того гигантского альбиноса-бойфренда, и он чувствовал себя так, словно кто-то только что перерезал нить, связывающую его с землёй.

Он видел, как плакала Касс.

Она тоже была в шоке, как вдруг всё лопнуло.

Судя по её лицу, до неё как будто что-то дошло, или она, наконец, поняла, что всё это значило. Её лицо сморщилось под диагональным шрамом, и она разразилась рыданиями. Джон онемело смотрел, как Касс сворачивается на коленях гигантского видящего с большой жёлтой косой и меткой меча и солнца на плече. Она проплакала несколько часов, пока он держал её. Он покачивал её одной массивной рукой с толстыми пальцами, тихо говоря на ломаном мандаринском наречии и гладя её по волосам.

Она проплакала всю дорогу до Хардвара. Затем также быстро заснула.

Джон подозревал, что это тоже дело рук гигантского версианца.

Сам он не плакал. Он просто наблюдал за всеми ними и гадал, что Балидор сделал с телом.

Когда грузовик с Джоном выехал с земляной парковки над Старым Особняком, два других особняка оставались в парковочной зоне с видом на сады и то, что осталось от Сиртауна. Когда Джон спросил, ему сказали, что Балидор и несколько других остались, чтобы закончить то, что нужно сделать. Дорже ехал с ними до Дармсалы, затем тоже вернулся к Балидору.

Джон видел слезы в глазах Дорже, когда прощался с ним. Для него всё тоже оставалось размытым, но он помнил какое-то обещание, какие-то слова о том, что Дорже вернётся и найдёт его, когда всё это закончится.

Или нет. Может, Джон это тоже вообразил себе.

Задолго до того, как грузовик наконец остановился, до него дошло, что он может никогда больше не увидеть Балидора или Дорже. Когда грузовик всё же остановился, и рулонная дверь кузова открылась, Джон осознал, что смотрит на синее небо и другие горы со снежными шапками, белёные домики и покатые черепичные крыши. Он ошеломлённо выбрался из грузовика.

Кто-то сказал ему, что он в Катманду, Непал.

Они пробыли здесь почти две недели. Пока что не было ни слова от Балидора или остальных, кто остался в Сиртауне.

Посмотрев на черепичные крыши, Джон взглянул на гору, сосредоточился на белых стенах и красных крышах монастыря.

Чувствуя, как стискивает зубы, он принял решение.

Он ушёл с террасы, прошёл мимо деревьев в горшках и раскиданных пластиковых стульчиков, мимо участка искусственного газона, занимавшего часть белёного патио. Направившись к узкой площадке в дальнем углу, он взбежал по цементной лестнице, перескакивая через две ступеньки и крепче кутаясь в толстое пальто, которое он носил поверх термобелья и футболки.

Хотя бы на нём хорошая обувь. Раз за разом предупреждая о зимах в Памире, Дорже всё-таки уговорил его купить настоящий комплект в Дели, но он всё ещё не надел достаточное количество слоёв для их холодной погоды.

Сейчас февраль, подумал Джон. Может, март? Здесь так сложно озаботиться подобными вещами, даже следить за ходом времени чаще, чем раз в несколько недель.

С трудом тащась по земле, которая хрустела льдом под его ногами, Джон пересёк небольшое поле до земляной тропки, которая вела к монастырю, и задрожал, засунув руки в карманы.

Они держались на краю города, чтобы избегать толп, но учитывая всё происходящее в мирах людей и видящих, туристы были большой редкостью.

Джон привлёк несколько взглядов, пока проходил мимо.

И всё же его немало поразил размер города. Почему-то он представлял нечто намного меньшее, чем миллион человек. Он несколько раз выезжал с Касс и Багуэном, чтобы посмотреть на рынки и храмы, побродить по главному торговому центру на площади Дурбар. Его немного поразило то, сколько людей слонялось вокруг королевского дворца и среди базарных палаток. Там он купил хорошее пальто и несколько книг на английском, поскольку последнее сложно было достать в Сиртауне.

Багуэн, будучи ростом почти семь футов[3], привлекал намного больше взглядов со своей почти альбиносовой внешностью, чёрными глазами и грудью, которая напоминала бочку.

Непальские люди постоянно встречали видящих, конечно же, и довольно много, но версианцы вроде Багуэна обычно не забредали так далеко на юг. Версианцы склонны вообще избегать людей, насколько понимал Джон. Они придерживались отдалённых кочевых районов Китая и Тибета, избегали городов. Хотя некоторых из них продали для работы на Западе — в основном в качестве атлетов, телохранителей, а иногда и диковинок из-за их внешности, внушительного роста и размера — здесь они встречались ещё реже, поскольку были одними из немногих видов видящих, которые вообще не могли сойти за человека, даже с лицевой хирургией и кровяными патчами.

Джон зашагал быстрее, потирая ладони друг о друга, и вошёл в деревянные ворота монастыря видящих. Надо будет напомнить себе купить перчатки, когда он в следующий раз отправится в город.

Четыре из примерно двадцати разведчиков, которые были с ними в Сиртауне, пропали: Балидор, Дорже, Тензи и Иллег. Тех, кто остался в монастыре Непала, Джон знал не так хорошо. Тот, с кем он, пожалуй, говорил больше всего — Унге — был немного холоден после прибытия, и его приглашение на визит казалось чисто формальным.

В основном это были люди Балидора, хотя некоторые, как Тензи и Анале, были членами охраны Семёрки. После атаки на Сиртаун эти две группы практически слились в одну — по крайней мере, в плане рабочей иерархии.

Никто не видел Чандрэ после Дели. Или Гаренше.

Все, включая Элли, предполагали, что Чандрэ перешла на сторону Ревика.

Или погибла при бомбёжке.

Однако Элли, похоже, была уверена, что та не погибла — и теперь, задумавшись над этим, Джон с ней соглашался. Он помнил, как Чан начала меняться, ещё тогда, когда они планировали операцию в Вашингтоне. Она даже тогда разделяла взгляды Ревика относительно целей и средств их достижения.

Черт, Джон даже не знал, что думать в этот момент.

Вновь увидев сгоревшие останки Сиртауна, а также заголовки истерии в человеческом мире, он тоже временами злился. Он регулярно слышал, как человеческие комментаторы в новостях призывают к массовому истреблению видящих, требуют перестрелять всех видящих без ошейников, которые окажутся в пределах видимости, или же бездушно предлагали надевать ошейники на всех и порабощать с рождения.

К тому же, Джон теперь знал больше, и это тоже сказывалось.

Дорже рассказывал ему про лагеря рабов-видящих, где он, Чандрэ и большинство видящих провело детство. Тогда Дорже немного знал Чандрэ и имел некоторое представление о том, что ей пришлось вынести в детстве. Дорже, похоже, считал, что женщинам там доставалось тяжелее, хотя он говорил, что это во многом зависело от конкретного лагеря.

Дорже делился некоторыми деталями и своих детских переживаний. Честно, в некоторых отношениях он рассказал Джону больше, чем он на самом деле хотел знать, особенно о том, что они делали с видящими, которые мысленно ломались под давлением.

Черт, учитывая всё это, он удивлялся, почему намного больше видящих не убивают людей.

На самом деле, кто он такой, чтобы говорить Ревику, будто тот ошибается?

Однако всё это стёрлось, когда он вспомнил Дели. Те воспоминания всё ещё пылали перед его мысленным взором: людей расстреливали как скот, когда они выходили из дверей разбомблённого отеля; горящие тела; ещё больше изувеченных тел на тротуаре или под обломками; люди, бродящие как в трансе, покрытые кровью и пеплом. Он помнил их ужас, шок на их лицах, словно что-то внутри них сломалось и никогда уже не починится.

Никто такого не заслуживал. Никто.