Но, посмотрев ему в глаза, княжна запнулась. Не мешкая, он перехватил ее руку и бережно потянул к себе.
— Вкуснее… Куда как желаннее… — тихо приговаривал Яр, вынуждая девушку перебраться к нему на колени. Лана, как зачарованная, уступала осторожным, но уверенным его движениям. Руки сомкнулись на ее талии, забирая притихшую девушку в нежный плен. Не давая ей опомниться, он припал к влажным губам.
Она вздрогнула, когда шероховатый язык оборотня проник в ее рот, призывая ответить на поцелуй.
— Ты мое вино, — шепнул Яр в ее губы, — самое чудное, сладкое. Задурманила голову, свела с ума…
Тихий, бархатный голос ласкал, обволакивал, рождая в теле томную слабость. Усмиренная его нежностью тревога жалась где-то на краешке сердца, словно загнанный зверь. Огрызалась все реже и Лана понемногу уступала мягкой настойчивости мужских губ. Поцелуй стал глубже, горячее.
На душевные терзания вдруг не осталось ни сил, ни желания. «Зачем противится? — тихо нашептывал в уши смутно знакомы голос. — Смотри, как сладко милует он тебя, касается так бережно… Прости же, забудь о прошлых обидах. Ты и сама хочешь этого…». Покоряясь настойчивому шепоту, Лана совершенно сдалась. Обвила руками шею мужчины и доверчиво прижилась к широкой груди, вверяя себя его ласкам.
Почувствовав, как Ланушка робко льнет к его рукам, Яр чуть не сорвался. Столько грезил о ней, снами о близости мучился. И вот свершилось. Сама к нему жмется, от горячей ласки дышит тяжко. Шнуровку распутал, платье приспустил, и к нежным грудкам скорее. Обхватил губами твердую вершинку-бусинку и от накатившего блаженства голову повело. Ох, до чего сладкие! Вовек не насытиться. Ланушка так и взвилась. Застонала в голос. Выгнулась, подставляя нежное свое тело под горячую ласку жадных губ. Проворные пальчики запутались в растрепанных прядях, прижимая его голову ближе. Тихий рык вырвался из горла — отзывчивая какая!
Доведя себя и ее до мелкой дрожи, Яр спешно отстранился под разочарованный девичий стон. Ловким движением сдернул с себя рубаху и застыл, жадно наблюдая, как в потемневших от желания глазах девушки огненной зарей разгорается восторг.
Увидев перед собой обнаженную грудь оборотня Лана тихо заскулила. Дрожащими пальцами коснулась горячей смуглой кожи, очерчивая литые мышцы богатырских плеч.
— Ла-а-ана, — простонал мужчина, откидывая голову. Сквозь полу прикрытый веер черных ресниц полыхнуло раскаленное золото. Густые пряди смоляным великолепием рассыпались по смуглой коже. А она от восхищения себя позабыла. Ну до чего прекрасен! От одного вида сомлеть можно. То в жар, то в холод кидает. Сильный, статный, в каждом движении мощь звериная. Жутко и прекрасно разом. Княжна зачарованно оглядывала замершего перед ней оборотня. Взглядом ласкала, пальцами. Каждую впадинку и выпуклость. А ведь смотреть ей мало и плечи его широкие гладить тоже! Невесомый поцелуй отметил ямку между ключицами. Она нежно прикусила темную жилку, что билась часто-часто и тут же облизнула место укуса.
По телу мужчины прошла крупная дрожь. Гортанный рык вырвался из широкой груди, и платье с ее тела пропало, сдернутое, разорванное сильными руками. Сграбастав ее в могучие объятья, Яр повалился на кровать.
Не выдержал все-таки. Не смог.
— Моя маленькая, моя сладенькая, я же поцелую… поцелую только… — шептал ей хрипло, а сам между стройных ножек протискивался. Зверь внутри совсем взбесился, одурел от пьянящего ее запаха. Требовал отметить сей же миг. И Яр жадно прихватывал за нежную шейку, царапал кожу клыком, но зубов не смыкал. Как одержимый набрасывался то на сладкий, открытый его поцелуям ротик, то на белую, мягкую грудку.
Руки скользили по нагому стройному телу, все ближе подбираясь к заветному местечку. Он знал, чуял, что там уже мокро от его страстных ласк. Палец погрузился в нежную плоть, и Ланушка с громким стоном выгнулась ему на встречу, широко распахивая глаза. Губки сложились в удивленно-восхищенное "О-о-о", а его так и встряхнуло. Тесная!
Он что-то делал с ней, трогал и нажимал так, что руки сами цеплялись за гладкую кожу широких плеч, а бедра все настойчивей толкались навстречу ласкающим пальцам. Куда ее страх делся? Куда исчезла девичья стыдливость? Словно гулящая кошка она ластилась к обнаженному мужчине и жадно целовала там, где могла дотянуться. Плечи, шея, подбородок, лицо, губы… Громко и болезненно застонав, оборотень вдруг отдернул руку, и вместо пальцев лона коснулось другое. Тонкой иглой кольнул сердце позабытый на время страх.
— Яа-а-а… М-м-м, — ее возглас перехватили и заглушили настойчивые, жесткие губы. Оборотень качнулся вперед и Лана почувствовала, как в ее тело вторгается твердая, мужская плоть.
— Пусти меня… пусти к себе, — сдавленно прохрипел Яр, едва отрываясь от ее рта. Широкая ладонь нырнула под бедра, подталкивая их ближе, а сам мужчина вдруг нежно потерся обожжённой щекой об ее. Тихо всхлипнув от его незамысловатой ласки княжна глубоко вздохнула и расслабила напрягшееся тело.
Перед глазами вспыхивали и гасли разноцветные пятна. Хорошо. Как же в ней хорошо! Невыносимо, больно, сладко. Обернувшись огненным потоком, кровь неслась по жилам, испепеляя разум и выжигая дотла последние крохи терпеливости. И все, на что хватило его выдержки, это застыть на несколько ударов сердца, чтобы потом с громким стоном сорваться в подступающее безумие. Жадно подмяв под себя обретенную возлюбленную, Яр задвигался, жесткими, глубокими толчками погружаясь в нежную плоть.
— Лана, Ланушка… Родная, девочка моя… моя… моя… — жаркий шепот в самое ухо обрывался рычанием вперемешку с голодными поцелуями.
— Хорошо тебе? Хорошо со мной? — торопливо приговаривал Яр, прожигая ее насквозь шальным, безумным взглядом черно-золотых глаз.
А она льнула к ласкающим рукам и губам, не в силах вымолвить ничего кроме протяжных стонов. Что он говорит? Кому хорошо? Ему? Ей? О, ей хорошо! Всюду хорошо — снаружи, внутри… И жарко, просто ужасно горячо, словно кровь кипит, распаленная до юрких пузырьков обжигающим золотом колдовских глаз.
Быстрые толчки рождали внизу живота напряженную дрожь, поцелуи и ласки так и сыпались на разгоряченное тело, а она могла лишь всхлипывать и цепляться за его плечи, извиваясь в тесном кольце сильных рук и о чем-то умоляя пересохшими губами.
— Внутри, — она почти плакала, прижимаясь все теснее, — так странно и… горячо!
— Да, — шептал он ей в губы, — так и нужно, милая…
С очередным сильным толчком мир перед глазами вдруг сжался и тут же разлетелся во все стороны золотыми искрами. Давясь громким стоном, она забилась в его объятьях, и тут же обмякла тряпичной куколкой.
Судорога прошла по гибкому телу, и мужчина ощутил долгожданное трепетание шелковистых стенок сжимающих его плоть. Кончено. Теперь он! Сжимая ее бедра и не давая и мгновенья отдыха, он быстро и резко погружался в обессилившую девушку.
В паху все скрутило в тугой узел и, вломившись в желанную тесноту последний раз, он вскинул голову и зарычал, отдавая всего себя ей. И тело и душу. Впервые за все время не отстранился. Бедра сами совершали последние, слабые толчки, изливая в девичье лоно все до последней капли.
— Теперь только так, — прошептал он, утыкаясь в ее влажный от пота лоб своим, — только так и не иначе.
Кое-как отдышавшись, он посторонился, неохотно освобождая Лану от себя, и с опаской поднял голову. Не испугал ли своим напором? Но стоило увидеть ее глаза, как птицы защебетали на душе! Она смотрела на него совершенно одурманенным взглядом, и только жалась ближе, все еще вздрагивая расслабленным телом. Хотелось завыть от восторга, точно ему шестнадцать весен от роду.
Скатившись вбок и устроив девушку рядом, он принялся неспешно ласкать ее, стараясь продлить удовольствие, а может, если повезет, подготовить к новому. Голод по ней хоть и был обуздан, но далеко не утолен. Яр всей грудью вдыхал аромат ее тела. Ох, какое чудо! Всю жизнь бы дышал, не надышался!
Оглушенная девушка лежала в мужских объятьях, прикрыв глаза. Светлые Боги, что Яр с ней такое сделал? В голове было пусто и звонко, а мышцы разом превратились в теплый, безвольный студень. Неужели с мужчиной бывает вот так? Сладко, горячо, до счастливых слез из глаз и рвущегося из груди сердца? Может, все ей лишь привиделось… Но вот же они лежат вместе, вспотевшие, с одним на двоих сбитым дыханием и жмущимися к друг другу телами. И между ног у нее так мокро и… липко?