— Ну, давай, чего трусишь?

Девушки подначивали друг друга, стоя перед закрытой дверью. На Купалу они собрались с храбростью, и пришли погадать к старой Всеведе, жившей на отшибе их города, далеко от крепких стен. Про нее ходили разные байки, но князь не трогал мудрую женщину, ибо лучше знахарки и повитухи не было во всем княжестве. Не раз он предлагал переехать в свои хоромы, лечить воинов да семью, но та все отказывалась, ссылаясь на старость и скорую кончину.

— Лана, иди ты! — одна девица пихнула другую.

— Чего я сразу? — вскинулась та.

— Да, ты, ты! Не раз говорила, что и не боишься вовсе! — загалдели подружки.

Отступив перед таким натиском, девушка тихо отворила дверь и прошла в темную горницу. Ведунья сидела у окна и задумчиво глядела на улицу. Девушка замерла на пороге, дожидаясь приглашения хозяйки.

— Ох, поглядите, какая смелая, — проскрипела, наконец, Всеведа. — Проходи, молодая княжна, не пугайся.

То, что старуха ее узнала, было не удивительно, сколько раз советом, да травами княжьей семье помогала. Лана робко шагнула вперед.

— Ну, что знать желаешь?

Девушка пожала плечами. Все вопросы пташками разлетелись из головы

— Может, о судьбе твоей рассказать? Иди сюда!

Княжна неуверенно подошла ближе.

— На, — старуха сунула ей в руки чашу с темным отваром, — вылей-ка…

Сухая рука махнула на продолговатое блюдо, наполненное чистой водой. Девушка поспешила выполнить указанное. Покашливая, ведунья рассматривала разводы, возникшие на поверхности воды. А после едва слышно вздохнула. Лана принахмурилась. Что ж, все так скверно?

— Судьба твоя черный шелк да золото, — молвила старуха. — От нее сбежишь, однако же помни — вода камень точит. Все. Ступай княжна.

Лана пискнула тихое "спасибо", и резво метнулась к выходу. Черный шелк да золото? Это как понимать? Правду говорили сестры — пустая трата времени! Лучше бы на гуляния пошла! Только она за порог — нетерпеливые подружки кинулись с расспросами.

— Ну, чего наворожила?

— Сильно страшно?

— Больно ты быстро…

— Мужа обещала?

— А статью какой будет?

Лана лишь отмахнулась от них, как от надоедливой мошкары.

— Говорила же, не испугаюсь! Ерунда все это!

И, не желая более оставаться в этой мрачной избе, девушка поспешила к отчему дому. Добралась в один миг, даже не заметила. Все так же звучало в ушах предсказание Всеведы. Черный шелк да золото. Может, она себе славу и почет через рукоделие сыщет? Всегда нравилась ей вышивка. Вот и Десма толковала, что руки у Ланы ловки к этому делу, да глаз цепок на узор. А вдруг жених будет красив и богат? Пред глазами тотчас встал образ сына их воеводы. Велет был немногим старше нее, но по златокудрому юноше вздыхало пол двора. От прислуги до юных княгинь. И ее сердечко не осталось безответным к этой дивной красоте. Велет был пригож лицом точно Лель, а уж как хорошо пел!

Лана глупо разулыбалась. Подходит ведь! Золотые волосы — золото, а шелк черный, хм… Никогда она Велета в черном не видела. Любил юноша в одежде светлые, приятные сердцу и глазу ткани.

В размышлениях она не заметила, как в слуховом окне мелькнула длинная тень. Да и не смотрела девушка вокруг. Бежала через ступеньку, как девка неотесанная. Быстрее спешила к матери, рассказать о непонятных словах старой ведуньи. И уж совсем не чуяла, как внимательно наблюдают за ней две пары недобрых глаз.

— Вот же сучье семя… Ничего не берет! — сплюнул на пол мужчина, плотнее кутаясь в темный плащ, — Все наговоры как шелуха слетают. Иная давно бы шею свернула. Эх, жаль, полной силы выказать нельзя.

Второй равнодушно проводил девушку взглядом.

— Не понимаю твоего усердия. Зря только силу тратишь. Давно женишок поспел для нашей голубки. Да какой…

Губы обоих искривились в злой ухмылке. Однако же на лице первого вновь мелькнула тень беспокойства.

— Только отпустит ли князь?

— Теперь уж отпустит, не сомневайся.

Лана как раз закончила вышивать узор и взглянула в окошко, передохнуть. Подходила осень, и от того купальского вечера уже прошло немногим менее месяца, а женихов как не было так и нет. А ведь совсем поджимает время! Уж три года как она в невестах, еще чуть-чуть и выйдет весь брачный возраст, горюй потом в одиночестве до самой старости, проклинай судьбу.

За невеселыми думами не заметила, как подскочил к ней Воят.

— Ланушка! Сестрица! Беда! — затараторил младший брат.

— Воятка, тише! Испугал совсем! — всплеснула руками Лана. На самом деле страшно не было ни капли. Княжич мог назвать бедой и хлеб, погрызенный мышью. Звонкий и шустрый, всегда его было много, точно в тереме жил не один Воят, а десяток.

— Идем же, идем! — ухватил меж тем он ее за руку. Вздохнув, Лана повиновалась. Княжич притащил ее в тихий закуток, покрепче запер дубовую дверь и обернулся

— Сваты приехали! — упавшим голосом возвестил он.

Внутри как-то недобро екнуло, но Лана отмахнулась. Может, права оказалась Всеведа, настал и ее черед замуж выйти?

— Да чего смотришь овечкой, глупая! — схватился за голову Воятка, — Сваты от Батыя!

Вот тут ее сердце и упало камнем. Лана хватанула ртом воздух:

— Как…

— Так, — беззлобно передразнил ее Воят, — Прятать тебя надо! Сама ведаешь, любит хан светлокудрых.

— Не одна я в тереме…

Но княжич ее перебил, зло сверкнув синими очами.

— А отец выгоды не упустит! Слыхала, небось, как граница тревожится. Уже более года набеги орды еле держим, а тут хоть выкупить себе пару лет тихой жизни можно. Не абы кого в гарем, а саму княжью дочь!

Чужие слова говорил ее брат. Не мысли это мальчика-юноши, недавно пережившего свою четырнадцатую весну.

— Куда прятать-то? — севшим голосом спросила она.

— Придумал я, идем! — и он вновь ухватил ее за руку и поволок прочь. Но бесхитростным планам брата не суждено было исполниться. Сразу за поворотом их встретила стража отца.

— Княжна, — обратился к ней один из них, кажется, его звали Горан, — мы искали тебя. Князь приказал сопроводить в твои покои. А завтра с утра к себе требует.

Она видела, как побледнел Воят, а после и вовсе бросился наутек, оставляя ее одну. Как обреченная, пошла в кольце молчаливых воинов. Клацнул за спиной засов и княжна осталась одна в светлице. Ночью не смела носа высунуть. Дозор ходил и вокруг терема, и под дверями. А на утро…

После бессонной ночи, полной тяжких дум, все тот же Горан возник у нее на пороге. Мужчина смотрел с такой жалостью, что Лана поняла — ей конец.

— Горан, миленький… — взмолилась она не своим голосом.

Тот голову отвернул. Сильные плечи ссутулил, словно кольчуга вдруг в десять раз против прежнего весить стала.

— Молчи княжна, не могу ослушаться!

Повели в отцовские покои, точно овцу на заклание. Сваты уже были там. Вольготно расположились за длинным столом, во главе которого восседал князь Беригор. Лана смотрела на мужчин в степных нарядах. Пять пар черных глаз уставились на нее. Последним поднял взгляд отец. Как всегда холодный, равнодушный.

— Вот моя дочь — Светлана.

Мужчины одобрительно зацокали языками. Один встал и подошел совсем близко. От его халата из темного сукна шел тяжелый дух. Она едва удержалась, чтобы брезгливо не отвернуть голову. В попытке отвлечься смотрела на пол под ногами, взгляд против воли цеплялся за остроносые сапоги степняка, расшитые кожаными шнурками.

Сапоги двинулись, и мужчина принялся обходить ее кругом. Остановился за спиной, и она почуяла, как потянули вверх косу. Лана нервно сглотнула. Ее мать, наложница Зоряна, имела белокурый волос, который и достался дочери. Не то, чтобы совсем белый, однако светлее многих. Как ни любила она свои волосы, сейчас горько жалела, что не пошла в отца. Тот был темно-русым. Степняк меж тем возбужденно залопотал на своем наречии. Сидящие за столом громко рассмеялись, выкрикивая в ответ странные слова. А мужчина вдруг запрокинул ей голову и ткнул кривым пальцем в рот. Лана возмущенно дёрнулась, но ее держали крепко.