– Вам легко, командор, обвинять...

– Вы даже не предприняли попытки?

– Повторяю, тому, кто не делил нашу судьбу, не боролся за выживание, легко критиковать нас и ту дорогу, которую мы выбрали. Я уверен, что в техническом смысле берсеркер не совсем мертв.

– Потому что его двигатель функционирует.

– Поэтому тоже.

– Потому что несомненно действует какая-то астронавигационная система. Автопилот и другая аппаратура, удерживающая машину на одном и том же курсе. Силовые поля, буксирующие станцию. Что-нибудь еще?

– Все остальное относится к области фантастики. Все же нам не следовало бы доверять берсеркеру, не так ли?

– Позвольте мне сказать это по-другому. Насколько вам известно, много лет назад он прекратил попытки уничтожать людей?

Дирак, образец сдержанности, покачал головой:

– Боюсь, что мы только испытываем его терпение.

– Не понимаю. А как насчет трех людей, что погибли на яхте? Неужели все они были убиты в стычке между собой?

– Никто из них не был членом вашей команды. И я не считаю возможным обсуждать с вами то, что они делали.

– Члены моей команды находятся в медроботах на борту того судна, и я...

– Члены вашей команды находятся в такой же безопасности, как и все остальные люди. Командор, вы просто невозможный человек. Мы достигли той точки, когда я считаю лучшим рассказать вам обо всем без обиняков, хотя не намеревался этого делать. Но думаю теперь вы сумеете лучше понять нашу ситуацию. Время от времени мы вступаем с берсеркером в контакт.

– О, что же это за контакт?

– Нам было необходимо достичь с ним перемирия. Обоюдовыгодного соглашения, — спокойно объявил премьер.

– Что за соглашение?

– Подразумевающееся,— создавалось впечатление, что премьер прекрасно владеет собой.— Вы все еще не понимаете нашей ситуации до конца, сэр.

Лейтенант Тонгрес взорвалась:

– Это и наша ситуация сейчас!

Дирак смерил ее невозмутимым взглядом.

– Согласен, но, похоже, что вы до сих пор не понимаете ее.

Командор, стараясь хотя бы на время положить конец обвинениям, поднял руку. Он задал разумный вопрос:

– Я очень хочу понять нашу ситуацию, говоря вашими словами. И правда, если бы вы мне объяснили, я бы гораздо лучше понял, что, черт возьми, происходит. И остальное тоже. Я настаиваю на правде. Объясните, что вы подразумеваете под перемирием?

– Чтобы понять это, вам понадобится время. Пожалуйста, не старайтесь запугать меня, командор Принсеп. На этом судне ваша власть на меня не распространяется. Скорее вы должны подчиняться моей.— Дирак величественно повернулся к нему спиной и удалился.

Когда кто-то из людей Принесла предпринял попытку последовать за ним, Скурлок встал на пути:

– Все, что он пытается сказать, может быть сведено к следующему: мы не трогаем его, и он не трогает нас,— подвел черту под разговором он.

Командор Принсеп также решил не раскрывать карт, во всяком случае пытался оттянуть этот момент во времени. Он боялся, как бы не развернулась борьба между людьми на станции.

Все же, чем больше он обдумывал сложившееся положение, тем более сложным оно представлялось ему. Присутствие старожилов на их первом собрании не оправдало его надежд. Все на борту станции к моменту появления людей с “Симметрии” были хорошо накормлены и одеты. Системы жизнеобеспечения лаборатории работали слаженно и бесперебойно, также, как и на борту яхты: водородные станции, вырабатывающие электроэнергию, как и следовало ожидать, могли обслуживать еще многие поколения. Поддерживающие режим машины тоже работали. Медроботы также сохранили способность ухаживать за тяжелобольными и ранеными.

Поля, генерируемые системой искусственной гравитации, все еще сохраняли внутри станционного корпуса соответствующие параметры. Машины повторной переработки могли быть запрограммированы на создание новых тканей,— если бы вдруг это кому-нибудь пришло в голову,— и вполне могли справиться с задачей создания новых фасонов, если бы это кому-нибудь могло понадобиться. Должно быть, некоторые машины на борту были установлены специально для того, чтобы их можно было использовать для нужд будущих колонистов.

Принсепа продолжала волновать судьба раненых, он старался внимательно следить за их состоянием. Следил он и за тем, чтобы их регулярно навещали.

Ховелер и Задор пристрастно расспрашивали Принсепа о том, что могло произойти с остальными кораблями флота. Теперь медицинские работники страстно желали, в то время как все остальные обитатели станции боялись,— прибытия новых людей. Верилось, что спасатели прибудут на мощном корабле. Премьера перспектива этого очень страшила. Для Дирака прибытие новых людей означало бы крушение его заветных мечтаний. Несколько столетий назад он начисто исключил возможность спасения. И планируя дальнейший ход событий, он перестал допускать и мысль о таком повороте судьбы.

Принсеп решил, что с его стороны будет разумным создавать впечатление, что прибытие новых кораблей реально, сам он, конечно, не верил в это. Но вера других в это — подрывала власть Дирака.

Последняя версия Николаса Хоксмура сразу после перепрограммирования стала размышлять над сложностью ситуации, в которой он оказался. Другие люди на борту, знавшие ранее две его прежние версии, называли теперь его Ник-3. Самому Нику две его прежние ипостаси казались совершенно чужими, хотя отдельные воспоминания были и общими.

Одна из немногих истин, в которой он был абсолютно уверен в этом преходящем и опасном мире, в который ему вновь позволили войти, состояла в том, что он считал леди Дженевьев очень красивой. Вторая истина, которую он для себя открыл почти сразу, вернувшись к исполнению своих обязанностей, заключалась в том, что у этой интересной и привлекательной женщины был роман с Кристофером Хейвотом, которого Ник сразу возненавидел.

Еще одним из его открытий было то, что леди Дженевьев была очень осторожна с Ником, словно опасалась его. И он не представлял себе, что могло послужить тому причиной. Поверить в то, что одна из его прежних версий могла причинить ей вред, он был не в состоянии.

Ник-3 осторожно пытался нащупать подход к ней, явившись однажды в ее комнату в виде голограммы, когда она осталась одна, и он разумно предположил, что его не перебьют.

Он сказал:

– Госпожа, думаю, вы знаете меня.

Она резко взглянула на непрошеного гостя:

– Я знаю, тебя зовут Ник. Николас Хоксмур. Чего ты хочешь?

– Только успокоить вас. У меня сложилось впечатление, что вы боитесь меня. Я хочу пообещать вам, что бояться меня нет никаких оснований. С моей стороны это было бы последним делом причинить вам зло...

– Спасибо, Ник, спасибо. Что-нибудь еще? Если это все, пожалуйста, оставь меня одну.

– Да, миледи. Но не соблаговолите ли вы сначала ответить на один мой вопрос?

– Что такое? — нехотя проговорила она.

– Я не сплю, как, вероятно, вы знаете. Все же были времена,— а я полагаю, что это как-то связано с перепрограммированием, времена, когда я видел сны. Мне снилось, что у меня было тело, тело было у вас, и мы были вместе. Я не знаю, сможете ли вы сказать мне что-нибудь об этих моих снах,— но мне казалось, что я должен был рассказать о них вам.

Леди теперь смотрела на него совершенно другими глазами.

– Как странно,— выдохнула она.

– Миледи?

– Нет, Ник, мы никогда в телесной оболочке не были вместе. У тебя никогда не было тела.

– Я это знаю.

– Но ты действительно являлся мне во сне. Точно так, я являлась в твоих. Боги космоса, как бы я хотела избавиться от них!

Мгновение спустя Хоксмур удалился из каюты леди Дженевьев, чувствуя облегчение от того, что у нее не было к нему ненависти, но никакой информации он не получил.

Мысль о том, что он постоянно подвергался процессу перепрограммирования угнетала его, хотя, с другой стороны, это было залогом своего рода бессмертия.