— В самом деле, милорд, — поддержала Грасиэлу акушерка. — Ее милость права. Ничего не получается. Вам не следует находиться здесь.

— Она, возможно, права, а я, возможно, — нет, — пожал он плечами. — Но если вы думаете, что я сейчас отойду от нее, то вы сошли с ума.

Произнеся эти слова ровным и абсолютно спокойным голосом, Колин посмотрел на Грасиэлу и подмигнул ей.

Она знала, что наверняка выглядит ужасно. Ее волосы растрепались, а их кончики прилипли к влажным щекам и шее. Она уже несколько часов пребывала в таком состоянии, стеная от боли, но он смотрел на нее с такой же любовью в глазах, как в тот день, когда они поженились. А может, даже с еще большей любовью. И она осознавала, что любит его все больше и больше. Ее любовь к нему росла с каждым днем.

Он убрал мокрые от пота пряди у нее со лба и мягко произнес:

— Я от тебя не отойду.

Она, тяжело дыша, кивнула с таким видом, как будто ему было нужно ее согласие.

Им пришлось пройти до этого момента нелегкий путь. В тот день, когда он зашел в ее спальню вместе со священником, поклялся ей в любви и женился на ней, они полагали, что утратили своего ребенка.

Теперь же они знали, что ошибались тогда. Как ни странно, это была ошибка.

И акушерка тогда тоже ошибалась. Несмотря на произошедшее кровотечение, плод в ее утробе продолжал расти и развиваться. Да еще как! Живот у Элы раздался аж до китовых размеров.

Она снова взяла его за руку, но уже по-другому: переплела свои пальцы с его пальцами так, как будто уже не собиралась разделять их никогда. Этот ее символический жест отражал реальную действительность: с тех пор как Эла и Колин поженились, они были вместе каждый день, наслаждаясь друг другом с легкостью и воодушевлением, которых она раньше никогда не испытывала. Она была счастлива. Счастлива до безумия, до бреда и до блаженства.

Она, конечно же, никогда прежде не верила, что у нее может быть такая судьба, но судьба ее стала именно такой. Все эти несколько последних месяцев ничто не омрачало ее радость. Даже ее назойливые страхи по поводу течения ее беременности. Пока рядом с ней находились Колин и другие ее близкие родственники, она чувствовала себя сильной. Даже когда пришло известие о смерти бабушки Колина, это не вызвало почти никаких эмоций. Просто как будто бы закрылась дверь, ведущая назад, в прошлое, к тому несчастному случаю на ступеньках. Теперь имелось только настоящее и будущее, в которых у них с Колином все было хорошо.

По настоянию акушерки Грасиэла старалась физически совсем не напрягаться. Если она не находилась в кровати, то Колин уносил ее на руках в гостиную. Ей разрешалось ходить самой только по естественным надобностям и в ванную, чтобы искупаться.

Месяцы беременности текли как-то очень медленно. Ей инстинктивно хотелось возражать против того, что все ее всячески опекают даже в мелочах, но она подавляла в себе подобные протесты. Ведь все, кто окружал ее, желали ей и ребенку только всего самого лучшего. Да и она сама не хотела рисковать — даже в малейшей степени.

Наконец наступил тот день, когда ребенок уже вроде бы должен был родиться. И Грасиэла с большим волнением ждала момента его появления на свет…

Она шумно выдохнула, когда у нее снова начались схватки и ее раздувшийся живот стал сжиматься. Она пыталась заставить себя переносить все эти мучения молча, но ее усилия были бесполезны: у нее изо рта то и дело вырывался крик. Этот крик был таким, какого она еще никогда не слышала ни от себя самой, ни от какого-либо иного живого существа.

— Ну вот! — радостно воскликнула миссис Силвер. — Я вижу голову, ваша милость. Ребенок выходит наружу! Он уже вот-вот выйдет.

— Ты слышала, Эла? У тебя все проходит великолепно. Ты уже почти родила.

Грасиэла откинулась назад на кровати, тяжело дыша и все еще цепляясь за руку мужа.

— А теперь послушайте меня, миледи. Я хочу, чтобы вы приготовились к еще одному мощному усилию. Если оно будет достаточно мощным, то окажется и последним.

— Ты слышала, Эла? Еще одно усилие — и ты родишь… И мы увидим нашего ребенка.

Никакие другие слова не смогли бы заставить ее приложить еще более мощное усилие. Все еще цепляясь за руку Колина, она ухватилась за свое колено и стала тужиться.

Охватившее все ее тело напряжение спало, когда из ее утробы появился младенец, который тут же начал вопить так, что было слышно, наверное, на весь Лондон.

Она рухнула на кровать и стала всхлипывать, чувствуя дрожь в своем обессиленном теле.

Грасиэле показалось, что ее голова стала удивительно тяжелой, а шея — очень слабой, когда она попыталась приподняться, чтобы впервые взглянуть на своего ребенка.

— Миледи! — воскликнула миссис Силвер, беря младенца на руки и поднимая его. — У вас замечательный сын. А теперь дайте-ка мне несколько секунд.

Обрезав пуповину, она стала заворачивать ребенка в тонкое одеяло.

— Сын, — прошептала, задыхаясь, Грасиэла и со слезами на глазах посмотрела на мужа. — Колин… У тебя есть сын.

— У нас есть сын.

Он нежно поцеловал ее, легонько поглаживая пальцами ее волосы.

Акушерка бережно передала Грасиэле сына. Эла взяла завернутого в одеяло ребенка и, разглядывая его, легонько вздохнула. Хотя она уже давно ждала наступления этого момента и знала, что у нее родится ребенок, ей в это все еще не верилось. Женщине казалось, что все это ей просто снится. Уж слишком все было хорошо для того, чтобы быть правдой.

Она всматривалась в свое дитя, с которым она мысленно разговаривала все месяцы своей беременности, и у нее опять потекли слезы. «Эй, привет, мой маленький джентльмен. Я — твоя мама». Она с любовью смотрела на его красиво очерченный рот, мягкую линию бровей и малюсенький носик. Взяв в руку один из его кулачков, она погладила пальцем его шелковистую кожу.

Она вздрогнула, когда акушерка стала ковыряться у нее в самых интимных местах, что-то приводя там в порядок. Миссис Уэйкфилд стояла рядом с акушеркой, помогая ей, — как она помогала и при родах.

Эла постаралась не обращать внимания на ощущения у себя между ног и сосредоточилась на той малюсенькой драгоценной жизни, которую она сейчас держала в руках.

Колин, наклонившись, поцеловал их сына в лобик чуть ниже мягкого пучка каштановых волос.

— Он красивый, — завороженно произнес он. — Как его мама.

— Он похож на тебя. — Грасиэла погладила линию малюсеньких бровей. — Вот посмотри на его брови и форму глаз.

И тут вдруг она содрогнулась от накатившейся на нее волны боли. Прошло уже немало времени с тех пор, как она рожала в предыдущий раз (ей казалось, что это было целую вечность назад), но помнила, что еще не все закончилось. Еще должен был выйти послед. Впрочем, насколько она знала, этот элемент родов не доставляет сколько-нибудь сильных неприятных ощущений. Грасиэла тяжело вздохнула. Так больно ей при прошлых родах точно не было.

Долго скрывать охватившую ее боль она не смогла, хотя ей и очень хотелось делать вид, что все хорошо, и любоваться красотой своего сына. Ее дыхание участилось, стало тяжелым…

— Эла… — Колин, всмотревшись в ее лицо, обеспокоенно нахмурился.

Она кивнула ему:

— Со мной… все в порядке…

На нее нахлынула еще одна волна боли, и она вскрикнула.

— Эла! — Колин осторожно забрал из ее рук ребенка.

— Что-то не так.

Она охнула и изогнулась на кровати, почувствовав, как боль пронзила, словно острый нож, нижнюю часть ее тела. Она, возможно, помнила про предыдущие свои роды не все, но такого…

Такого в прошлый раз не было. В этом она была абсолютно уверена.

— Что происходит? — спросил Колин у акушерки, покачивая на руках своего сына. — Это нормально? Это…

Эла снова вскрикнула. Она не смогла от этого удержаться. Она не хотела никого пугать своими криками, но ей сейчас стало так тяжко, как при только что закончившихся родах. А ведь такой боли уже быть не должно…

Она встретилась взглядом с Колином. Он выглядел очень красиво с их сыном на руках, и ее сердце сжалось. А может, она умирает? Может, она уходит навсегда от своего мужа и своего сына? От них и от Клары…