Ее женский орган жадно напрягся, жаждая быть заполненным его членом.
Все это казалось ей постыдным и распутным, но она не могла заставить себя хотя бы попытаться воспрепятствовать чему-нибудь из того, что сейчас происходило. Она протянула к нему руку и положила ладонь ему на грудь. Затем она провела рукой по его упругому животу, слегка царапая ногтями его кожу и наслаждаясь тем, как он вздрагивает от ее прикосновения. Она сняла пальцем капельку жидкости с кончика его члена. Глядя на него, она поднесла этот палец себе ко рту и слизнула.
Он прошептал какое-то слово, а затем — ее имя.
Он смотрел на нее, и его глаза казались скорее серебристыми, чем голубыми. Она взяла второй рукой его член и сдавила его, проводя уже увлажненным кончиком своего пальца по напрягшейся головке, легонько массируя края имеющегося в ней отверстия и зачарованно наблюдая за тем, как цвет его члена становится более насыщенным по мере того, как она с ним играет.
Колин вздохнул и, схватив ее за руку, убрал ее пальцы от своего члена.
— Пока не надо, — прошептал он. — Есть кое-что такое, что я хочу сделать в первую очередь.
— Что именно? — спросила она.
Его голова исчезла между ее бедер.
— Например, вот это.
Она почувствовала на своем женском органе его дыхание, а затем его язык лизнул ее там.
Она дернулась под ним и вскрикнула. Она знала, что он делает. Он уже делал ей это раньше, но ее все еще удивляло, что мужчины могут делать женщинам такое. Уж Отенберри, так тот точно никогда не потрудился бы сделать нечто подобное и не проявлял к этому ни малейшего интереса. Если что-то не доставляло удовольствия ему самому, то это «что-то» его абсолютно не интересовало.
— Колин! — Она схватила его за волосы и потянула за них, чувствуя, как ее переполняют чувства… Напряжение, которое она чувствовала у себя между ног, становилось уже почти болезненным.
— У вас тут такая милая и сладкая штучка, Эла, — прошептал Колин, не обращая внимания на то, что она тянет его за волосы, и еще интенсивнее лаская ее губами там. Он засунул язык ей во влагалище, имитируя совокупление.
Его руки скользнули под нее, и его пальцы впились в нежную плоть ее ягодиц. Он приподнял ее таз навстречу своим губам — так, как будто она была вкусным блюдом и ему все никак не удавалось этим блюдом насытиться.
— Колин, пожалуйста… — сказала она, тяжело дыша.
Напряжение у нее между ног заставляло ее приподнимать таз. Ее таз двигался то по направлению к Колину, то обратно. Ощущения, которые она при этом испытывала, были для нее уж слишком сильными. Ей казалось, что еще немного — и она зарыдает.
Наконец она сдалась нахлынувшей на нее волне чувств, и ее тело опустилось на ковер. Ее голова запрокинулась, а волосы уже едва ли не вставали дыбом по мере того, как он лизал ее между ног.
Наконец его язык коснулся маленького бугорка, находящегося в верхней части ее полового органа, и она почувствовала, что ее охватывает исступление.
Она раскинула руки и сжала их в кулаки. Он продолжал сосать ее бутон удовольствия, орудуя языком таким образом, что она едва не теряла сознание и чувствовала, что вот-вот умрет. Ей вдруг стало понятно, почему французы используют для подобных ощущений термин «la petite mort».
Она несколько раз дернулась всем телом, испытывая пик наслаждения и всхлипывая при этом. Затем ее ощущения постепенно начали ослабевать. Губы Колина перестали ее ласкать. Она прижала ладонь к голой коже повыше своего бешено колотящегося сердца, желая его успокоить.
Однако смысла в этом не было. Еще ничего не закончилось.
Колин вдруг лег на нее сверху и, пристально глядя ей в глаза, вошел в нее, причем глубоко.
Она охнула, и ее пульс снова участился.
Колин закрыл глаза, и выражение его лица стало блаженным. Такое выражение ей было вполне понятным, потому что и она испытывала блаженство.
— Эла, — застонал он. — У вас там самое сладкое, что только может быть на свете…
Она жалобно захныкала, когда он почти полностью вышел из нее. Он сделал паузу, держа головку члена у входа в ее влагалище.
— Колин, — произнесла она, тяжело дыша, его имя, а затем впилась зубами в его плечо.
Тогда он снова вошел в нее, причем с такой силой, что она немного сдвинулась на поверхности ковра.
Наслаждение заискрилось в том месте, где их тела соединились. Он опустил голову и прильнул лицом к ее шее. Его губы коснулись ее кожи, и он сказал:
— Я подумал, что мне, наверное, лишь кажется, что это так восхитительно…
— Я — тоже, — прошептала, тяжело дыша, она.
Он увеличил скорость своих движений, яростно входя в нее. Она обхватила руками его крепкие плечи и прижалась приоткрытыми губами к одному его плечу. Он двигался все быстрее и быстрее. Их совокупление было таким энергичным и вызывало у нее такие сильные ощущения, что ей пришлось обхватить его ногами вокруг таза.
Одна из его широких ладоней скользнула вдоль ее бедра, обжигая прикосновением пальцев ее кожу, и, крепко и властно ухватившись за это бедро, приподняла его так, чтобы можно было входить в нее еще глубже. Благодаря изменению угла своих движений он стал касаться членом какого-то труднодоступного чувствительного места внутри нее, которого раньше еще никто не касался, и это вызвало у нее настоящий взрыв чувств.
Она вцепилась пальцами в кожу на его плечах, ставшую уже слегка влажной от пота, — вцепилась так, как будто только это позволяло ей удержаться на земле и не улететь сейчас куда-нибудь в небеса.
Он отпустил ее ногу, расположил обе свои ладони возле ее головы и приподнялся на локтях, чтобы не придавливать ее всем своим весом.
Они теперь смотрели друг другу прямо в глаза, едва переводя дух и пытаясь выровнять свое дыхание. Она, медленно и нежно улыбнувшись, подняла руку и прикоснулась к его лицу. Ее пальцы скользнули по щетине на его челюсти. Его голубые глаза показались ей бездонным озером, в котором она может тонуть и тонуть…
— Ну что, теперь-то мы уже стали любовниками? — спросил он.
Она напряглась. Тонуть в его глазах, может, и приятно, но у этого тоже есть свои недостатки. Он заставил ее забыть буквально обо всем, а этого она себе позволить не могла. Особенно сейчас. Ей было необходимо принять решение, как же ей поступить, а не прятаться от реальной действительности.
Она окинула взглядом комнату, вспоминая о том, где они сейчас находятся, и в ужасе толкнула его в грудь. В эту комнату сейчас вполне мог кто-то зайти: они ведь вдвоем только что вели себя довольно шумно. Что, если они разбудили кого-то из слуг? Por favor, Dios. А что, если сюда зайдет Клара или Энид?
Она снова толкнула его в грудь:
— Вам необходимо отсюда уйти.
Он нахмурился:
— Мы можем подняться на второй этаж…
— Нет. Вам необходимо просто уйти. Мы не любовники, и вы должны выкинуть мысли об этом из головы.
Отстранившись от нее, Колин присел и с сердитым видом потянулся к своей одежде.
— Продолжайте обманывать саму себя, Эла. Продолжайте убегать.
— Я вас сюда сегодня не приглашала, — напомнила она ему. — Вы пробрались сюда, как какой-нибудь ночной воришка.
Он хрипло засмеялся:
— Однако я ничего не украл. Даже соблазнения — и того не было. Соблазнение предполагает уговоры. А вы не оказали мне даже символического сопротивления.
— Хм!..
Грасиэла схватила свой халат, поспешно надела его и тщательно подпоясалась. Она сильно рассердилась, но больше на саму себя, чем на него. Потому что он был прав. Она отдалась ему охотно и с радостью. И если бы данная ситуация повторилась, она сделала бы это снова.
— Вы и сами знаете, что то, что происходит между нами, нечто абсолютно неуместное.
Она выставила палец по направлению к нему. Если бы он смог понять это, разговаривать с ним уже не было бы так трудно.
Колин, внимательно посмотрев на нее, кивнул:
— Вы правы. Раз вы так думаете, значит, это и в самом деле нечто неуместное.