Грасиэла села за письменный стол и длинными плавными движениями начала расчесывать волосы. В дверь постучали. Это пришла Минни:

— Ваша милость, принести вам что-нибудь? Может, вашу мадеру?

Грасиэла улыбнулась и отрицательно покачала головой. Мысль о том, чтобы выпить любимой мадеры, совсем не увязывалась с теперешним ее состоянием.

— Нет, мне и так хорошо. На сегодня уже все, Минни. Спасибо.

Минни улыбнулась, кивнула и вышла из спальни, аккуратно закрыв за собой дверь.

В доме было тихо, если не считать обычных вечерних звуков. Снаружи завывал ветер, в камине потрескивали горящие поленья. Не было слышно даже вечно тявкающего щенка: он, видимо, уже устроился уютненько в кровати рядом с Кларой, которая, по сути дела, присвоила его себе. Грасиэла долго смотрела на свою кровать. Спать ей совсем не хотелось.

Аккуратно подпоясав халат, она выскользнула из спальни и стала спускаться по лестнице, радуясь воцарившейся в доме тишине.

Она пошла в библиотеку, наслаждаясь прикосновениями своих босых ступней к ковру. Энид изрядно позаботилась о том, чтобы их домашняя библиотека была наполнена популярными сейчас книгами. Возможно, чтение какой-нибудь книги отвлекло бы ее от переживаний, а утром решение само собой придет ей в голову, и она будет знать, что ей дальше делать.

Заправив волосы за уши, Грасиэла стала просматривать корешки книг, сразу же решив не обращать внимания на готические романы миссис Радклиф[11]. Такие мрачные романы были бы сейчас для нее не самым лучшим выбором.

Она остановила свой выбор на тяжелой книге, которая называлась «Трактат о катакомбах Древнего Рима». Книга подобного содержания уж точно не вызвала бы у нее никаких эмоций. Их ей в последнее время и так уже хватало, а потому сегодня вечером она вполне могла обойтись без них.

Именно эмоции довели ее до такого вот состояния. Тоска. Страх. Страх одиночества. Страх раскаяния. Именно это привело ее в «Содом». А оттуда уже другие эмоции привели ее в объятия Колина — главным образом волнующая жажда интимной близости. Она повертела в руках книгу в кожаной обложке, которую взяла с полки. Возможно, эта скучноватая книга поможет ей хотя бы на время позабыть о своих проблемах.

— Итак, вы теперь стали отшельницей.

Грасиэла, испуганно ахнув, резко обернулась, и тяжелая книга, которую она держала в руках, выскользнула и с глухим ударом упала на ковер. Женщине показалось, что ее мысли вдруг материализовались прямо у нее на глазах. На пороге стоял Колин. Небрежно скрестив руки на груди, он прислонился одним плечом к дверному косяку.

— Что вы здесь делаете?

Он, похоже, взял себе за привычку появляться в ее доме без приглашения и без предупреждения.

Она поплотнее запахнула отвороты своего халата, вдруг со страхом осознав, что под этим халатом на ней ничего нет. И о чем она только думала? Ей вообще-то следовало надеть ночную рубашку. Впрочем, ей даже в голову не могло прийти, что в столь позднее время она может натолкнуться у себя дома на кого-то… а особенно на него.

— Я знаю, при каких обстоятельствах мы расстались, — сказал он зычным голосом, который, как отметила про себя Грасиэла, звучал очень серьезно. — Но мне захотелось убедиться, что с вами все в порядке.

Она тоже знала, при каких обстоятельствах они расстались. Она попрощалась с ним так, как будто прощалась уже навсегда.

Но сейчас она почему-то чувствовала в глубине души радостное волнение.

Возможно, она просто обманывала саму себя. Она уже начинала сомневаться, можно ли вообще положить конец их отношениям. А не будет ли то, что между ними уже происходило, сказываться на ней всю ее оставшуюся жизнь?

От волнения Грасиэла принялась теребить отвороты халата.

— Как видите, со мной все в порядке. Так что вы можете успокоиться и уйти.

Он продолжал стоять, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на Грасиэлу с абсолютно невозмутимым видом.

— Я пытался навестить вас уже два раза. Почему вы отказывались меня принять?

— Я имею право решать, кого к себе впускать, а кого — нет.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, не выказывая никаких эмоций. Его глаза при этом, казалось, затуманились.

— Это верно, — наконец вымолвил он. — Однако, исходя из того, какой была наша последняя встреча, я счел необходимым поговорить с вами снова.

— Сочли необходимым? — Грасиэла нахмурилась. — Исходя из того, какой была наша последняя встреча, я полагала, что стало вполне очевидным, что нам больше видеться не следует. По крайней мере, подобным образом.

— Подобным образом? — Он описал в воздухе пальцами небольшой круг и наклонил голову. — Что вы имеете в виду?

— Наедине, — пояснила она.

— А-а… Представьте, как я начал волноваться, когда мне сказали, что вы приболели.

— Это всего лишь легкая лихорадка.

— Из-за которой вы сидите взаперти и не принимаете гостей. Или вы отказывались принять только меня?

— С каких это пор вам необходимо быть в курсе состояния моего здоровья?

— С тех пор, как я стал вашим любовником.

Она невольно вздрогнула. Даже после всего того, что между ними произошло, ему иногда удавалось ее шокировать.

— Вы мне не любовник.

— Не любовник? — Его красивые губы скривились. — У нас есть доказательства, подтверждающие обратное.

Оттолкнувшись от стены, он пошел по направлению к ней. Пошел очень осторожно.

Она вцепилась пальцами в свой халат — вцепилась так сильно, что даже пальцы занемели, но ей было почему-то страшно их расслабить. Ей было страшно от того, что она под халатом голая. И что сейчас кое-что может произойти.

Грасиэла облизала губы и нервно произнесла:

— Побыть вместе один раз — это еще не значит стать любовниками.

— Это было больше одного раза.

— Но в одну и ту же ночь.

— Понятно. Сколько же ночей нужно провести вместе, чтобы стать любовниками, а?

Он остановился прямо перед ней.

Она не стала пятиться, хотя расстояние, разделявшее их, было неуместно маленьким. Впрочем, они уже давно отбросили в своих отношениях понятие уместности.

Почувствовав, что к горлу подступил огромный ком, Грасиэла с большим трудом сглотнула. У нее вообще-то не должно быть таких ощущений. Она не должна испытывать рядом с ним такую неловкость.

— Две ночи? Три? — не унимался он.

Колин придвинулся к ней, и его грудь коснулась ее груди.

Она продолжала стоять на месте и лишь слегка пошевелилась. При этом ей показалось, что ее халат как бы чиркает по ее коже, вдруг ставшей сверхчувствительной.

Она вдруг почувствовала вес и полноту своих грудей, и между ног у нее возникло напряжение. На нее нахлынула волна воспоминаний. Ее удивил и даже испугал тот факт, что ее тело реагирует на присутствие Колина само по себе, не подчиняясь ее рассудку.

Она приподняла подбородок:

— Мне неизвестны такие критерии… Я знаю только, что один раз еще не делает нас любовниками.

Он поднял руку. Она замерла, глядя на то, как его рука опускается к ее лицу. Он откинул прядь волос с ее плеча:

— Тогда, может, нам следует продолжать до тех пор, пока у вас не останется никаких сомнений…

Ее лицо зарделось:

— Мы не можем…

— Вы говорили это и в прошлый раз.

Он улыбнулся, и вид у него стал плутоватым. И еще более симпатичным. Черт бы его побрал!

— На этот раз я говорю очень даже серьезно.

Она с ненавистью подумала, что ведет себя как ребенок. Она расправила плечи и попыталась придать себе более решительный вид, приличествующий герцогине.

Он посмотрел на нее томным и страстным взглядом:

— Вы хотите сказать, что не думали об этом?

У нее перехватило дыхание, и она не смогла сделать вдох.

— И что вы не хотите испытать это снова? — продолжал Колин. — Не хотите испытать это со мной?

Он вновь прикоснулся к ее волосам и провел пальцами по мягкой пряди вниз там, где она лежала на ее плече. Затем его пальцы, едва ли не обжигая ее кожу сквозь халат, скользнули ниже, на ее грудь, и стали потирать ее сосок, пока он не набух и не стал отчетливо прощупываться через материю.