Чья-то рука обхватила ее за талию и, потащив, прижала к крепкому мужскому телу. Грасиэла тихонько пискнула и бросила взгляд через плечо.

— Вы все еще здесь? — прошептала она, зная, что ей следует встревожиться и даже рассердиться. Уже ведь наступило утро. Ее служанка могла зайти сюда в любой момент, чтобы проверить, горит ли еще огонь в камине. Ему не следовало находиться здесь.

Тем не менее, почувствовав, что он ее обнимает, она в глубине души… обрадовалась. Это для нее было ранее неведомым ощущением. Отенберри никогда не оставался с ней на всю ночь: сделав свое дело, он всегда уходил из ее спальни.

После того как она и Колин совокупились в третий раз, она почти сразу же заснула.

Три раза. Ее лицо зарделось: мысли об этом показались ей ужасно неприличными.

— Вы думали, что я уйду, не попрощавшись? — пробурчал Колин.

— Уже почти утро. Скоро встанет моя прислуга.

Он ткнулся носом в ее ухо, а затем покусал мочку, и у нее от этого между ног начало появляться напряжение.

— А моя прислуга уже встала, — со смехом сказал он.

Грасиэла, поняв, на что он намекает, ахнула от этих его бесстыжих слов.

— Опять? — она приглушенно захихикала.

— Прошло несколько часов. Я готов продолжить. А вы разве нет?

— Вы ненасытный, — застонала она, когда он стал раздвигать ее бедра. Она почувствовала, как его прислуга — твердая и настойчивая — проскальзывает внутрь ее женского органа.

— Мне никогда не перестанет этого хотеться.

Он вошел в нее глубоко, растягивая и наполняя ее влагалище.

Хотя она изрядно устала после того, что происходило прошедшей ночью, у нее — как она тут же почувствовала — уже опять стало влажно между ногами, когда он стал орудовать в ее очень чувствительном влагалище. Она уткнулась лицом в постельное белье, чтобы не позволять себе вскрикивать. Устала она или нет, ее женский орган настроился на принятие его толстого члена, а ее тело стало жаждать его так же сильно, как и раньше.

Он вдруг схватил ее за талию и, перевернув на живот, заставил ее приподнять таз и встать на колени. Это было для нее новым, угол его вхождения в нее — другим, ощущения — тоже другими. Она уперлась ладонями в постель и выгнула спину, стараясь удерживаться на месте, когда он, держа ее своими большими ладонями за талию, стал овладевать ею сзади.

Это было изумительно. В такой позе она чувствовала, что он проникает в нее глубже, чем раньше. С каждым своим движением вперед он касался членом какого-то труднодоступного места внутри нее. Ее ноги задрожали, и он, полностью обхватив ее одной рукой вокруг талии и сдавив ее, усилил при этом скорость своих движений вперед.

Это было восхитительно. Она даже и представить себе не могла, что после трех совокуплений, совершенных прошедшей ночью лишь с небольшим перерывом между ними, это утреннее совокупление может быть таким приятным и волнующим. Она даже и представить себе не могла, что будет хотеть этого еще и еще. Она даже и представить себе не могла, что он сумеет снова довести ее до оргазма, но он сделал это. Он овладевал ею, пока она не начала всхлипывать и что-то бормотать на своем родном языке.

Он сделал еще несколько движений и замер, извергнув свое семя глубоко внутрь нее с тихим стоном, от которого ее спина вдоль позвоночника затрепетала. Затем он провел своей широкой ладонью вдоль ее позвоночника — так, как будто увидел на поверхности ее спины рябь волнения и попытался эту рябь успокоить.

Она рухнула плашмя на кровать. Он лег сверху на нее, но сделал это очень осторожно — так, чтобы не придавить ее слишком сильно. Это было приятное ощущение — оказаться как бы в плену его теплого мужского тела. Она вполне могла бы к такому привыкнуть.

Но думать об этом было очень опасно. Никакого продолжения не будет. Это был единичный случай. Она не могла позволить себе даже и подумать о каком-либо продолжении. Такие мысли были бы подходящими для глупой и капризной влюбленной девушки, а она, Грасиэла, таковой девушкой явно не была.

Она удовлетворенно вздохнула. Даже если ей и было немножко грустно от осознания того, что это все закончилось, она не позволила своим эмоциям проявиться внешне и сказала:

— Вам лучше уйти.

— Правда? — непринужденно спросил он. — А я не могу придумать для себя ничего лучше, кроме как провести весь день в постели с вами.

Она повернулась на бок. Его предложение было великолепным, но, увы, никак не осуществимым. И он, конечно же, это знал. Он лег на спину. Грасиэла приподнялась на локте и наклонилась над ним.

— Вы шутите. Мы не можем допустить этого. У меня в доме полно слуг. И любой из них может проболтаться.

Он завел прядь волос ей за ухо:

— Очень хорошо. Но когда, в таком случае, я увижу вас снова?

Она не нашлась что ответить.

— Эла? — стал настаивать он, и, поскольку она продолжала молчать, его лицо помрачнело.

— Будет лучше, если мы на этом и остановимся. Мы провели вместе замечательную ночь…

— И вы полагаете, что уже пресытились мною?

Она окинула его внимательным взглядом. Его всего. Его симпатичное лицо и крепкое молодое тело были для нее даже бóльшим соблазном, чем он мог себе представить. Но у них попросту ничего не получится. Ему не стать ее мужчиной. Он будет принадлежать кому-то другому. Какой-нибудь девушке вроде Форзиции.

— Колин. Понимаете, я должна вернуться в…

И тут вдруг двери ее спальни распахнулись. Она резко повернулась к двери, чтобы посмотреть, кто это зашел к ней в спальню без стука, и тем самым оказалась спиной к Колину. Сердце встревоженно заколотилось, и ее охватило негодование. Она машинально натянула покрывало на свои обнаженные груди. Было еще довольно рано, и любому из числа ее прислуги следовало бы знать, что им нельзя врываться в ее спальню так бесцеремонно.

— Мама!

Клара.

Грасиэла бросила быстрый взгляд через плечо и с удовлетворением констатировала, что Колин спрятался под покрывалом. Он лежал так, что получалось нечто бесформенное, очень похожее на скомканное постельное белье.

Клара остановилась как вкопанная на полпути к кровати, и ее красивые карие глаза расширились.

— Мама, на тебе нет вообще никакой одежды!

Эла подтянула простыню до самого подбородка:

— Да, моя дорогая. Мне ночью стало жарко, и я сняла ночную рубашку.

Глаза ее дочери расширились еще больше.

— Ты спала голой?

— Я не ожидала, что сюда кто-то зайдет. — Она заставила себя захихикать, глядя на дочь и замечая при этом, что та стоит перед ней в ночной рубашке. — А как ты здесь оказалась? И почему ты в ночной рубашке?

— Мы приехали вчера вечером. Мы с Энид по тебе соскучились. Когда мы приехали, я попросила миссис Уэйкфилд ничего тебе не говорить. Я хотела сделать тебе сюрприз.

— А-а, — тихо сказала Грасиэла. — Это и в самом деле сюрприз.

От долговязого тела Колина исходило тепло даже сквозь покрывало. Он умудрялся лежать абсолютно неподвижно, но что, если Клара решит присесть или лечь рядом с ней, Грасиэлой, на кровать? В этом не будет ничего удивительного: Клара поступала так по утрам уже бесчисленное количество раз.

К счастью, то, что она, Грасиэла, была голой, произвело на Клару ошеломляющее впечатление. Девушка стояла босая, переминаясь с ноги на ногу, с таким видом, как будто не знала, что ей делать дальше.

— Почему бы тебе не позвать свою служанку и не одеться для завтрака, моя дорогая? Я вскоре к тебе приду, и мы решим, как мы проведем день.

Клара радостно кивнула:

— А это был для тебя очень большой сюрприз, когда ты меня увидела, правда, мама?

— Да, очень, — кивнула Грасиэла.

В животе у нее появилось тошнотворное ощущение: ее дочь стояла лишь в нескольких футах от нее, а у нее в кровати лежал при этом голый мужчина. Голый Колин.

И тут Грасиэла почувствовала, что его ладонь скользит вдоль ее бедра. Она слегка было дернулась, но все же сумела заставить себя сидеть неподвижно. Колин, похоже, был жутким озорником. И как это она умудрилась не замечать за ним такого раньше?