Внезапно до нее дошло, что она, похоже, потеряла контроль над собой, и ее стал наполнять гнев. Гнев на себя саму. Гнев на него.

Его глаза уставились на нее с понимающим видом. Он, видимо, думал, что она у него в руках. Он, видимо, решил, что одержал победу.

Ее рука дернулась, и, прежде чем Грасиэла успела осознать, что делает, она дала ему пощечину.

Они оба на несколько секунд замерли. В комнате было слышно лишь их дыхание. Затем он прикоснулся пальцами к тому месту на щеке, куда она его ударила и где все еще оставался след от ее удара. Он посмотрел на нее абсолютно спокойным взглядом.

Ее грудь вздымалась. Она отнюдь не испытывала спокойствия. Ей захотелось еще раз его ударить — разумно это или нет, — и от такого желания ее снова охватило чувство стыда.

— Ну что, теперь стало легче? — спросил он.

Нет. Ей стало хуже. У нее вдруг возникло какое-то странное желание расплакаться. Она не знала, что это такое. Она не знала, кто она такая.

Грасиэла растерянно покачала головой:

— Больше такого не будет.

Это все, о чем она могла сейчас думать. Все, что она могла сказать.

От этих ее слов его глаза сузились.

— Насколько я понимаю, вы имеете в виду нас.

Она кивнула.

Он тихонько засмеялся, и этот глухой смех напугал ее. Она посмотрела на него настороженным взглядом.

— Вы очень наивны, Эла, если полагаете, что мы уже никогда не будем этого делать. Между нами здесь кое-что началось, и поворачивать назад уже поздно.

От его заявления ее начала охватывать паника. А если он прав? Ей вдруг нестерпимо захотелось доказать, что он ошибается. Не может быть, чтобы он не ошибался. Им необходимо сделать все так, как это было раньше. Она съежилась. Ну и ну… Может, сделать все таким, каким оно было раньше, уже не получится, но она точно знала, что они не могут продолжать в том же духе. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает об этой их связи — а все тайное рано или поздно становится явным, — то это будет катастрофа.

Он убрал руку от своего лица. Белый след от ее удара исчез, и теперь его щека покраснела.

— Если бы вы были честными с самой собой, то признали бы, что мы оба хотим этого, и тогда мы не стали бы тратить попусту время, а нашли бы где-нибудь поблизости подходящую кровать.

Ей следовало бы рассердиться на него за такие слова. Следовало бы рассердиться на него за все те неприятности, с которыми ей приходилось из-за него сталкиваться. Однако вместо этого она почувствовала в груди легкое предательское волнение. У нее все еще было влажно между бедрами после его недавних усилий, там все еще теплились остатки испытанных ею ощущений. Ее тело гудело, жаждая обещанного им повторения.

Она сделала глубокий вдох, подавляя в своем теле предательские устремления и пытаясь рассуждать логически и быть здравомыслящей.

— Вам необходимо вести себя, как подобает взрослому человеку, Колин.

Его ноздри раздулись, и она поняла, что обидела его своим намеком на то, что он для нее как бы ребенок.

— Я и так уже взрослый, — пробурчал он.

— Значит, вы должны понимать, что не всегда можно получить то, чего хочется.

— Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что то, что происходило между нами, не может попросту прекратиться. Мы вполне могли бы продолжить наше общение, чтобы вдосталь насытиться им.

Грасиэла прикусила губу, мысленно убеждая себя, что он неправ. Дать развитие тому, что происходило между ними, — это значит еще больше ухудшить положение, в котором она оказалась.

Где-то вдалеке зазвучала музыка, свидетельствующая о том, что дочери лорда Нидлинга снова начали играть на музыкальных инструментах. Это стало своего рода потоком холодной воды, обрушившимся на Грасиэлу и потушившим тот огонек похоти, который в ней теплился. И очень даже кстати. Колину надлежало быть сейчас там, в гостиной, и ухаживать за своей будущей невестой, а не заниматься здесь всяким распутством с ней, Грасиэлой.

Она повернулась в сторону двери и показала на нее рукой:

— Я уверена, что Форзиция уже обыскалась вас. Поберегите свои поцелуи для нее. Она будет им рада.

Она мысленно представила себе нечто такое, от чего ей показалось, будто ее резанули острым клинком: Форзиция с Колином — его голова ныряет в пространство между ее бедер, и он делает этой девушке все то, что несколько минут назад делал ей, Грасиэле. Мысль об этом кольнула ее так сильно, что она почувствовала физическую боль в груди.

А затем до нее донеслись звуки шагов. Открыли и закрыли какую-то дверь. Все эти звуки отдавались эхом в коридоре.

Сюда кто-то шел.

Она испуганно посмотрела на Колина, но он уже бросился в глубину комнаты и нырнул за какой-то большой предмет мебели, на который было наброшено покрывало. Едва он это сделал, как дверь распахнулась.

В дверном проеме появился лорд Нидлинг. Он обвел взглядом погруженную в полумрак комнату и сильно вздрогнул, увидев Грасиэлу. Но уже в следующее мгновение его лицо просветлело.

— Ваша милость! Я вас искал. Вы так долго не возвращались, что я начал переживать. Музыкальное представление продолжается.

Она сделала несколько шагов к нему, нацепив на лицо улыбку и делая вид, что не чувствует последствий того, что только что происходило под ее юбками. Разорванная ткань панталон легонько шлепалась о кожу в верхней части ее бедер.

— Мне нужно было побыть наедине с собой, а дамская уборная была переполнена, — соврала она, полагая, что он не станет ей возражать. Да и откуда ему знать, была дамская уборная переполнена или нет?

Он любезно кивнул и предложил ей взять его под руку. Она, горя желанием побыстрее покинуть комнату, в которой прятался Колин, с готовностью приняла это предложение. После того как они уйдут, Колин потихоньку выскользнет из этого помещения и, по-видимому, вернется в гостиную. Так что никто ничего не заметит.

Сердце бешено колотилось в груди — так ей было страшно из-за того, что ее могут разоблачить. Она не сможет вздохнуть спокойно, пока снова не окажется на своем стуле. Впрочем, пожалуй, даже и после этого не сможет.

Ее пальцы легли на сгиб руки виконта. Она лишь с трудом удержалась от того, чтобы не оглянуться назад и не убедиться в том, что спрятавшегося Колина точно не было видно. Ей сейчас ни в коем случае не нужно привлекать внимание лорда Нидлинга ни к чему, кроме себя самой.

Нидлинг накрыл ладонью ее руку, покоящуюся на его руке, и слегка сдавил ее:

— Я очень рад, что вы приехали сегодня вечером, ваша милость.

Она кивнула, внутренне содрогаясь. Ее нервы были напряжены до предела. Она попыталась пойти вперед, чтобы они смогли наконец-таки выйти из этой комнаты, но он вдруг удержал ее за руку и впился взглядом в ее лицо:

— Вы себя хорошо чувствуете, Грасиэла?

Она кивнула, ощутив при этом, как у нее что-то неприятно сжимается в груди от осознания того, что лорд Нидлинг смотрит на нее с жаждущим видом и что Колину, находящемуся в этой комнате, слышен их разговор. Она очень надеялась, что Колин не издаст никаких звуков. При этом ей стало интересно, а что же Колин подумал по поводу того, что она взяла Нидлинга под руку? Но затем она мысленно сказала себе, что совсем не важно, что он думает. Несмотря на то, что только что произошло между ними, он не имеет на нее никаких прав.

— Да, конечно, я чувствую себя хорошо, — сказала она виконту, будучи готова сказать что угодно, лишь бы только вывести его из этой комнаты.

Он с взволнованным видом шумно выдохнул:

— Вот и замечательно. И раз уж я оказался тут с вами наедине, я должен сделать то, что я мечтал сделать еще с того момента, когда впервые увидел вас много лет назад. Я откровенно скажу вам, что даже когда моя — ныне покойная — жена была еще жива, я уже чувствовал сильное влечение к вам.

Грасиэла покачала головой, чувствуя, как ее охватывает ужас из-за того, что он уже почти прильнул к ней и наклоняет голову к ее голове. Нет. Нет. Нет. Того, что сейчас происходит, нет. Он не говорит этих слов. Он не тянется к ней со слегка выпяченными губами и блестящими от вожделения глазами.