Я считал, Мировое Дерево – это такое очень большое дерево, а не утка с выводом утят.

– Ну вот, – объявил нам Блитцен. – Это и есть перекресток вселенных.

Хэртстоун с благоговейным видом встал на колени.

Я глянул на Сэм, которая, смывшись с урока физики, уже успела примкнуть к нам. Она не смеялась.

– То есть… – Я в полном обалдении смотрел на объект, возле которого мы находились. – По-моему, это вообще-то просто скульптурная группа «Уступите дорогу утятам!».

– А символику ты не усматриваешь? – спросил Блитцен. – Она же здесь просто кричит. Девять Миров. Девять уток. Это портал. Суть мироздания. Центр дерева. Место, с которого легче всего перепрыгивать с одной утки… то есть я имею в виду из одного мира в другой.

– Ну, если ты так уверен…

Я тысячу раз проходил мимо вот этих самых бронзовых уточек. Какой там еще портал? Они были вываяны по сюжету какой-то там детской книжки, в которой мама-утка с утятами переходила одну из бостонских улиц. Ну, симпатичная сценка. Вполне миленько смотрится в общественном парке. Родителям с детишками в теплое время года полюбилось фотографироваться на ее фоне. А в Рождество на головы утки с утятами надевают маленькие красные санта-клаусовские шапочки. Но при чем тут центр мироздания?

Сейчас на утке с утятами шапочек уже не было, их по самые шеи запорошил снег, и выглядели они весьма одиноко.

Хэртстоун провел над скульптурной группой руками тем самым жестом, которым проверяют на электроплите, не горячая ли конфорка, а затем, повернувшись к Блитцу, покачал головой.

– Что и требовалось доказать, – сказал тот. – Мы с Хэртом чересчур часто перемещались, и сейчас лимит наш исчерпан. Нам не удастся сегодня активизировать уток. Магнус, это придется сделать тебе.

Я ожидал разъяснений, но Блитц просто молча взирал на скульптурную группу. Сегодня он облачился в новый головной убор, который решил протестировать. Это был белый шлем с темной вуалью, доходящей ему до самых плеч. Ткань ее, по его словам, была разработана лично им и блокировала девяносто девять процентов солнечного света, позволяя одновременно видеть его лицо и не скрывая его модного костюмчика. Выглядел он, как пчеловод в трауре.

– Готов попытаться, – нарушил я затянувшееся молчание. – Но каким образом мне их активировать?

Сэм с явной тревогой оглядывала окрестности. По ее припухшим глазам было видно, что как следует выспаться ей сегодня не удалось, а обветренные руки в мозолях словно хранили живые воспоминания о нашей вчерашней экстрим-рыбалке. Куртку она поменяла на черный шерстяной тренч, в остальном же ее одежда изменений не претерпела: зеленый хиджаб, топор, щит, джинсы, зимние ботинки. Иными словами, полное снаряжение модной экс-валькирии.

– Делай что хочешь, но поторопись, – сказала она. – Мы находимся слишком уж близко от входа в Вальгаллу, и мне это совсем не нравится.

– Но я не знаю, что делать, – уже начал злиться я. – Это же вы, братцы, постоянно прыгаете из мира в мир.

– Слишком часто, – уточнил сожалеющим жестом Хэрт.

– Видишь ли, – подхватил Блитц, – чем чаще путешествуешь между мирами, тем труднее это становится делать. Это как, например, с машиной. Если мотор перегрелся, приходится ждать, пока он остынет и отдохнет от чрезмерной нагрузки. К тому же одно дело просто прыгать из мира в мир и совершенно другое, когда приходится предпринимать путешествие со строго определенной задачей. Сынок, мы с Хэртом не очень уверены, куда точно нам надо.

– Ну а ты? – посмотрел я на Сэм.

– Пока я была валькирией, это мне было легко, но теперь… – Она покачала головой столь же решительно, как и Хэртстоун. – Ты, Магнус, сын Фрея – бога роста и плодородия. У тебя, надеюсь, получится уговорить ветви Иггдрасиля. Они ведь должны поплотнее сомкнуться, чтобы нам удалось на них прыгнуть. К тому же ведь поиск-то твой. Значит, и шансов определить направление у тебя больше, чем у всех нас. Попробуй представить себе, что скульптура – центр, и найди от нее самый короткий путь.

Начни она мне объяснять что-то из области высшей математики, я и то, наверное, понял бы лучше.

Ощущая себя совершенным кретином, я все же послушно опустился на колени перед любимой скульптурной группой бостонской малышни и коснулся ладонью утенка, замыкавшего бронзовый строй. По моей руке пополз холод. Меня словно окутали лед, темнота, туман, – словом, что-то настолько враждебное и неприветливое, что от этого было впору кинуться без оглядки прочь.

– По-моему, это самый короткий путь в Нифльхейм, – объявил я друзьям.

– Молодец, – похвалил меня Блитц. – Туда нам как раз и не надо.

Я уже потянулся к следующему утенку, когда издали крикнули:

– Магнус Чейз!

Обернувшись на голос, я увидел на другой стороне Чарльз-стрит капитана Гуниллу с двумя другими валькириями, стоявшими по бокам от нее, а за ними – строй эйнхериев. Выражение лиц большинства из них было от меня скрыто дальностью расстояния, но мрачно-серая физиономия полутролля Икса, которая возвышалась над всеми, не обещала мне радостной встречи. Гунилла явно переманила моих соседей по этажу под свои знамена, и они вышли сражаться против меня.

Я затрясся от ярости. Если бы только мог, отправился бы прямо сейчас на рыбалку с огромным мясным крюком и Гуниллой в виде наживки. Рука моя потянулась к кулону с руной.

– Нет, Магнус, нет, – остановила меня Сэм. – Сосредоточься на утках. Нам надо как можно скорей уйти в другой мир.

Прибывшие вместе с Гуниллой валькирии, выхватив из-за спин сияющие копья, направили их острия в мою сторону и скомандовали эйнхериям приготовить оружие. Гунилла метнула в нас два из своих молоточков.

Один из них Сэм отразила щитом, второй сбила с курса в воздухе топором, и вместо нас он вонзился по самую рукоятку в ствол ивы. Три валькирии на той стороне улицы взмыли в воздух.

– Я с ними всеми не справлюсь, – предупредила Сэм. – Либо мы спешно отсюда уходим, либо они нас схватят.

Я попытался сосредоточиться на утятах, но мне мешали ярость и паника.

– Дайте мне больше времени!

– У нас его нет, – как раз в этот момент отбила щитом еще один молоточек Сэм. Удар был столь сильный, что щит треснул посередине.

– Хэрт, – ткнул его в руку Блитцен. – Теперь уже надо.

Эльф крепко нахмурился, сжал губы и, запустив руку в кисетик, достал из него рунную плашечку, сжал в ладонях, как держат пойманную птицу, и что-то принялся ей бормотать безмолвно, лишь губы его шевелились, а затем подбросил плашечку в воздух, и она взорвалась над нами, превратившись в пылающую золотым светом руну:

Расстояние между нами и отрядом карателей капитана Гуниллы вдруг увеличилось. Валькирии продолжали лететь к нам на бешеной скорости. Мои товарищи по этажу вытащили оружие и ринулись на нас в атаку. Однако ни те ни другие не приближались к нам ни на шаг.

Мне это напомнило дешевые мультики 1970-х, в которых экономили на картинках. Герои перемещались, а фон не менялся, и выходило как бег на месте. Чарльз-стрит спиралью вилась вокруг наших преследователей, и они неслись по ней, как хомяк в колесе, а я наблюдал впервые собственными глазами то, о чем мне рассказывала в Вальгалле Сэм. Руны в умелых руках и на самом деле были способны менять реальность.

– Райдо, – произнес с одобрением Блитцен. – Руна колес, дорог и путей. Видишь, Хэртстоун добыл тебе чуть-чуть времени.

– Всего лишь секунды. Торопись, – пояснил Хэрт и тут же рухнул на руки Сэм.

Я быстренько пробежал ладонями по бронзовым уткам и, дойдя до четвертой, почувствовал именно то, что требовалось.

– Вот оно, – выпалил я.

– Ну так и открывай! – подогнал меня Блитцен.

Я вскочил на ноги. Каким образом мне удалось догадаться, что делать, не знаю. Сорвав руну с цепочки и сжав в руках меч, тут же начавший урчать, как безумный кит, я сперва постучал им плашмя по утке, а затем рубанул снизу вверх воздух. Он вдруг раскрылся, будто передо мной раздвинули занавески. Тротуар исчез, а на его месте возникли ветви дерева. Ближайшая, шириной с Бикон-стрит, нависая над серой мглой, простиралась тремя футами ниже наших ног.