— Хорошо бы… Как бы только Лену и Фрола не обидеть. Может, заранее предупредить?

— Да их нет дома.

— На рыбалку нужно ехать на ночь, с субботы. А то на работу опоздаем… — неуверенно возражал Михаил Васильевич: предложение Валерии ему самому очень понравилось.

— Успеем! А если и опоздаем — не велика беда, — улыбнулась Валерия, — наказывать тебя пока некому!

— Разве воспользоваться безвластием? Пока нет ни министерства, ни совнархоза, сами с усами… Попробуем! — решился Михаил Васильевич.

Он позвонил в гараж, попросил заправить газик и пригнать к квартире. Машину поведет он сам: пусть у шофера тоже будет воскресенье.

Пока Валерия заканчивала туалет, Михаил Васильевич успел переделать кучу дел: побриться, одеться, прочесть газету.

Позавтракали на кухне и принялись за сборы. Увязали брезентовую палатку, сложили в ведро крючкастые переметы, подвязали веревочками порванные ячейки в бредне. Валерия захватила все необходимое для ухи.

Вскоре подошла машина, снасть была уложена на заднее сиденье, шофер пожелал рыболовам, по охотничьему обычаю, «ни пуха ни пера», и они отправились в путь.

Ехали светлыми перелесками, потом свернули в прохладную, всегда сумрачную тайгу. Здесь побуксовали в заплесневевшем болотце. Михаилу Васильевичу пришлось снять парадное облачение, вылезти из машины в одних трусах и всерьез потрудиться. Увязая в болотной жиже, он подкладывал под колеса хворост, ветки, камни. Наконец удалось сдвинуть машину с места.

Выбрались на бархатистый заливной луг. Дальше путь их пролегал уже по пыльной проселочной дороге. Вскоре миновали ворога поскотины, проехали вдоль вытянувшихся плотными рядами душистых кустов можжевельника, проскочили заросшую разнотравьем полянку.

У берега горной речушки Михаил Васильевич остановил машину. Пошел к воде, смыл с себя грязь, оделся.

Пасека Луки, где происходила свадьба, была уже почти рядом: среди густой зелени виднелась красная крыша. С той стороны доносились переливы баяна, смех, громкий говор.

Вокруг дома, прямо под деревьями, на траве, шеренгой выстроились длинные деревянные столы. На врытых в землю столбиках желтели дощатые лавки. Столы были сплошь заставлены всяческой снедью — жареными глухарями, гусями, утками, самой разной рыбой, соленьями и вареньями. Словом, все, чем богата сибирская тайга, было здесь в изобилии.

Фрол, помогавший Петьке и Дмитрию расставлять на столах бутылки, закричал:

— Лена! Иди скорее встречать дорогих соседушек!

Невеста, как и полагается, была в белом шелковом платье с фатой. В ее рыжеватых волосах синели полевые цветы. Жених красовался в белой шелковой рубахе.

Валерия вручила невесте подарок, поздоровалась со всеми. Здесь было много знакомых: Кругликов, Шишкин, Галкин, Морозов, Борисова, молодые ребята и девчата из бригады Столбова. В стороне сидели родственники — серьезные бородачи и степенные старушки. Рудничное начальство пришло с женами, они стояли кучкой под тенистым кедром. Некоторые из них с любопытством поглядывали на Валерию. «Наверно, судачат по моему адресу», — подумала она и поклонилась. Ей ответили тем же.

Лена взяла под руку ее и Борисову и повела к рослой березе, где в легкой, сквозной тени были разложены для обозрения подарки.

Северцев подошел к кружку мужчин в момент, когда Морозов только что рассказал какой-то анекдот и слушатели дружно смеялись.

— Лучше бы ты, Михаил Васильевич, на работу опаздывал, а на свадьбу приходил вовремя! Мужички прямо измучились, заждавшись, — улыбаясь, укорил Кругликов.

— А я, должно быть, не последний, — сказал Михаил Васильевич, заслышав приближающийся топот копыт.

Верхом на добром рыжем коне подскакал Степан Егоров. Он долго тряс руку Северцеву и сразу потащил его осматривать пчелиное хозяйство.

В высокой траве прятались желтые, голубые, красные, белые ульи — целые улицы разноцветных домиков, над которыми роились их обитатели.

— Перебрался я сюда той же весной, — помните, когда вас отвозил к смолокурке? Тяжелая выдалась та весна для нашего колхоза, — рассказывал Егоров. — Почитай, начинали сызнова. Особенно трудно с людьми было: веру в себя потеряли… Год баранку я крутил, потом механиком назначили, а зимой выбрали председателем. Окореняли мы теперь… А то ли еще будет! — убежденно говорил он.

— У всех соседей такой же подъем? — отмахиваясь от назойливой пчелы, спросил Северцев.

— Пока не везде. Вот ближайший к нам колхоз «Таежник» — тот на месте топчется, председатель закладывал за воротник, тут уж не до хозяйства. На днях сняли его. Мастак был очки втирать: раззвонил года два назад на всю область, что создал колхозную овцеферму, в газете печатался… а приплода нет и нет! Райком поручил нашей парторганизации проверить их, установить, почему не растет у них овечье поголовье. Поехал я в «Таежник», говорю председателю: кажи, дескать, твою хваленую овцеферму! Он сразу загрустил. Мор, говорит, напал на овец, ферма совсем не та, что была. Привел меня в сараюшку-развалюшку. Там два поголовья блеют. «Все?» — спрашиваю. Он только рукой махнул: все. Так и записали в акте: овцеферма есть, на ней две овцы, и те оказались баранами, — смеясь, закончил Егоров.

Вернулись к дому. С крыльца им энергично махал рукой старый Лука. Северцев с трудом узнал его. В лакированных сапогах и черном суконном сюртуке, от которого за версту разило нафталином, Лука выглядел степенным купчиком. За спину преображенного пасечника пряталась хозяйка, одетая в лиловое с белым горошком сатиновое платье. На ней был темный полушалок.

Хозяин поклоном пригласил всех к столу.

Гости рассаживались шумно, торопясь занять места за столами, — видно, они основательно проголодались и давно ждали этого приглашения.

Молодых усадили в центре. По сторонам от них разместились родители жениха и невесты.

И вот за столами стало тихо. Старый хозяин поздравил молодоженов, прослезился, трижды расцеловался с ними. Похлопав ладонью по замшелому бочонку, он громко объявил:

— Этот бочонок зарыл я в день рождения моей Ленки. Чтобы распить, значит, в день ее свадьбы. Сегодня в скрадке зарыл я другой бочонок, который завещаю открыть только в день вашей серебряной свадьбы. Пусть жизнь ваша, дети мои, будет такой же доброй, как эта медовушка опосля четверти века!

Сразу образовалась очередь: всем хотелось попробовать забористой медовушки. Северцев выпил полстакана и понял, что нужно как следует поесть, а то и на рыбалку не выберешься… Медок пился очень приятно, голова оставалась светлой, а ноги и руки, как у паралитика, переставали слушаться.

Гости кричали «горько». Фрол обнял раскрасневшуюся от медовушки Лену и расцеловал ее.

Прошло много времени, пока успели управиться хотя бы с частью того, что было выставлено хозяевами на столы. Гости пили, ели. Опять пили, опять ели… а конца пиршеству видно не было.

Заголосили баяны. Изрядно охмелевшие гости готовно поднялись с лавок и стали в круг.

Петька под несложную мелодию «барыни» принялся сосредоточенно и ожесточенно втаптывать в землю зеленую траву. Вскинув над головой руку с розовым платочком, в круг вошла дородная деваха и визгливым голосом зачастила:

Северцев не без усилия поднялся и шепнул Валерии, что будет ждать ее у машины. Морозов, тоже хмельной, услышал, задержал его:

— Куда?

— На рыбалку. Поедем? Снасти в машине…

— Крючки да бредни? Это для пацанов. Нужно было предупредить: я бы взрывчатки прихватил!

— Семен Александрович… когда ты только образумишься? Не сносить тебе головы! Все время тянет тебя играть со смертью.

Морозов с пьяной лихостью отмахнулся:

— Э-э! Она и без того с горняком всю жизнь рядом ходит — и ничего, живем! Разве только вот малость портрет попортился, да и то девки не шарахаются…