Люди Казимира - шеф, руководивший группой захвата на Ленинградском вокзале, и его напарник - приближались к дому не только скрытно, но и с профессиональной предосторожностью. Там, где нужно, они низко пригибались, чтобы не возвышаться над малинником, шеф шел впереди, а его напарник - шагах в десяти позади и несколько правее. Тем не менее Горов, распластавшийся под хорошим укрытием, обезвредил их легко. Шефа он пропустил, а потом двумя точными выстрелами парализующими зарядами в височные части голов уложил боевиков на землю. Вернувшись в гараж, он выгрузил первую пару пленников из «Волги», перенес в подсобку мастерской, уложив на предварительно расстеленный старый машинный чехол. Потом загнал «Волгу» в малинник, поднимая по пути хрупкие ветви и жилистые стебли крапивы, загрузил в нее другую пару налетчиков и отвез в гараж. Заперевшись изнутри, Горов перенес своих новых пленников в ту же подсобку, уложив рядом с первой парой, и принялся за осмотр и обыск.

По паспорту и водительскому удостоверению шеф числился Гарольдом Тарасовичем Нетребой. Это же имя стояло и в договоре на аренду гаража, находящегося в Болотках при доме номер один и принадлежащего гражданину Когану. Весьма неглупый и предусмотрительный ход для оправдания своего присутствия возле пустующего дома да еще с машиной. Договор был оформлен по всем правилам нотариально-юридического искусства, и хотя, Горов не сомневался, фактически он был подложным, формальных оснований для соответствующих сомнений не было никаких. Напротив, все по современным меркам было очень правдоподобно; известный скрипач уехал на зарубежные гастроли и за приличествующую плату сдал свой гараж в аренду. Однако это бюрократическое правдоподобие решительно подрывалось «вальтером» с глушителем, в магазине которого были боевые патроны, а вот разрешение на его ношение отсутствовало. Напарником Нетребы был интеллигентный парень лет двадцати, с интеллигентным лицом и руками рабоче-го-инструменталыцика. Документов у него не было вовсе, а вот такой же «вальтер», как у его шефа, - был. Кроме того, при нем был кейс с набором разного рода приспособлений и инструментов, которые используются для отпирания замков, взломов и поиска сигнальных устройств. Очевидно, это и был тот самый Клоня, о котором шла речь на вокзале, судя по оснащению, квалифицированный шниффер.

У ресторанного Вовы тоже не было никаких документов. Экипирован он был серьезно, как захватчик-волкодав, помимо «магнума» с глушителем, ствол которого он немного ранее направил на Горова, в его карманах хранился кастет, пружинный нож, кляп и наручники. Обследовав магазин пистолета Вовы, Горов с некоторым удивлением обнаружил, что пули в патронах стоят не боевые, а резиновые - того самого типа, что используются при разгонах демонстрантов и пикетчиков. И в магазине «узи», принадлежащего Игорю, были патрончики с резиновыми пулями, что делало эту скорострельную пукалку скорее пугачом, чем настоящим оружием, - факт, заслуживающий внимания. В заднем кармане брюк Игоря хранился дамский браунинг американского производства 22-го калибра. Разрешения на ношение оружия у него, естественно, не было, а вот паспорт на имя Игоря Борисовича Занкевича наличествовал. На это же имя был выписан и договор на аренду гаража О.А. Когана - двойник того, что Горов обнаружил у Нетребы. Горов внимательно сличил оба документа, они были оформлены в различные сроки и в разных нотариальных конторах, помимо причастности к гаражу Когана в Болотках, в них не было ничего общего. Одно и то же прикрытие у конкурирующих между собой бизнесменов, не чурающихся прямого разбоя! Тут было о чем подумать и из чего, может быть, извлечь пользу. Следовало задуматься и над тем, что ни у Игоря Занкевича, ни у ресторанного Вовы не оказалось прав на вождение автомобиля. Поскольку вряд ли бы им разрешили отправиться в длительный автомобильный вояж по Подмосковью и Мещере без водительских прав, оставалось допустить, что их забросил сюда на машине некто третий. Через некоторое время этот третий мог вернуться сюда для проверки хода дела, для смены состава засады или для ее снятия. Плохо! Следовало немедленно выяснить, когда может этот некто третий вернуться.

Для допроса Горов выбрал Вову. Конечно, Игорь помягче и, скорее всего, духом послабее, расколоть его будет проще. Но он неглуп, изворотлив и может предложить такую легенду, сотканную из полуправды, что до истины докопаться будет трудно. А нужна истина!

Горов перенес Вову из подсобки в мастерскую и уложил на массивную лавку лицом вверх. Через продолговатые оконца под потолком, забранные решетками, гараж хорошо освещался светом послеполуденного солнечного дня. Ноги и пояс Вовы Горов примотал к лавке тонким прочным шнуром, а кисти рук замкнул под скамьей на те самые наручники, которые изъял у своего пленника. В таком положении Вова был совершенно беспомощен. Действовал Горов неторопливо, но споро, все его движения были заранее продуманы и мысленно отработаны - они были слиты в цельную динамическую картину без малейших пауз между отдельными ее элементами. Убедившись в надежности своей вязки, Горов достал из кармана ампулу, в которую был встроен инъектор, поворотом кольца установил нужную дозу и для ускорения процедуры ввел противоядие непосредственно в шейную артерию. Через полминуты Вова пришел в себя, как бы пробуждаясь от глубокого сна. Он зевнул, хотел потянуться, дернулся несколько раз, увеличивая силу рывков, потом с усилием поднял голову и с нарастающим беспокойством огляделся. Когда его ищущий разгадки происходящего взгляд остановился на Горове, тот спокойно сказал:

- Мы встречались в «Славянском базаре», Вова.

Несколько весомых секунд боевик разглядывал мужчину, сидевшего рядом с ним на табурете. Беспокойство в его глазах сменилось испугом, а потом злобой. Вова дернулся изо всех сил, стараясь освободиться, вскрикнул от боли в скованных руках, бессильно откинул голову и грязно выругался.

- Вы помните меня, Вова? - негромко, но внятно спросил Горов.

Вместо ответа, Вова снова длинно и грязно выругался, посылая своего тюремщика в самые дальние края, наличие которых ему подсказывали уровень развития и теперешнее настроение. Не дождавшись конца этого матерщинного панегирика, Горов, дабы сорвать нередкую в воровском мире истерику, хлестнул боевика ладонью по щекам справа и слева. Пощечины были увесистыми, и словоизвержение прекратилось.

- Вы хотите жить, Вова? - по-прежнему негромко спросил Горов.

- Не пугай! Пуганый!

Горов положил руку на горло боевика и сдавил пальцами его сонные артерии. Когда глаза Вовы помутнели и стали закатываться, Горов ослабил хватку. Помедлив, пока боевик не пришел в себя, он грубо, переходя на «ты», спросил:

- Жить хочешь, дерьмо?

Вглядевшись в лицо человека, склонившегося к нему, Вова почувствовал, что инстинктивный испуг заледенил его вообще-то закаленное передрягами бандитской жизни сердце. Этот человек был, несомненно, тем самым, который в «Славянском базаре» просил называть себя Ником и которого он провожал потом к столику Игорька. Но это был совсем другой, как-то вдруг переродившийся Ник. Не уверенный в себе невозмутимый джентльмен, а бывалый, готовый впасть в бешенство деловой мужик. Вова повидал таких бывалых людей, воров в законе, способных довести себя до буйной истерики и могущих в таком невменяемом состоянии и вену на собственной руке перекусить, и горло врагу перегрызть. Да Вова и сам бывал таким. Конечно, Вова не то чтобы осознал крайнюю опасность ситуации в округлых и законченных фразах философствующего на эту тему интеллигента, он просто почувствовал ее всей своей дубленой разбойными делами шкурой. Лицо человека, просившего называть себя Ником, было сейчас страшным: верхние веки его набухли и приопустились, отчего глаза приобрели пугающую треугольную форму, а радужина их будто осветилась изнутри. Не человек - волк!

- Жить хочешь? - холодно переспросил этот человек, и его железные пальцы снова, правда теперь вполсилы, сжали горло налетчика. - А то ведь болото рядом, и следа на земле от тебя не останется.