К счастью, в те времена Шукшина не оттеснял Фолкнер, которого было очень трудно добыть и еще труднее понять: при всех наших нехватках и унижениях у нас не было ощущения, что мы живем во второразрядной державе, которой еще ползти и ползти до звании «нормальной», то есть заурядной страны. Мы не сомневались в своей ценности, а потому и ценили писателей, в зеркале которых видели себя. Но сегодня в тени саморазрушительной химеры о нашей второсортности разрослась еще и гибельная сказка об упадке нашей литературы, хотя талантов сейчас ничуть не меньше, чем было сорок лет назад и будет через следующие сорок лет. Именно для одоления этой клеветнической выдумки и необходимо защищать современную русскую литературу. Для этого совсем не нужно искусственно тормозить иностранную – достаточно каждому толстому журналу назвать десяток достойных поддержки российских авторов, а их произведения при помощи государственных структур разослать хотя бы по библиотекам более или менее крупных городов и университетов, одновременно выделив на местных и федеральных телеканалах обязательное время для встреч не только с любимчиками тамошнего начальства, но и с каждым из выдвиженцев. Притом не раз и не два, с презрением пропуская мимо ушей лакейскую демагогию о «рейтингах». Государство должно служить не прибыли, а вечности.

Собственно, организационных форм можно придумать множество, если только понять: каждое новое поколение должно видеть себя в новом зеркале, иначе в истории народа возникают опаснейшие пустоты.

Перед нашими глазами промелькнули и почти уже растаяли во мгле времен целые три литературные эпохи – социалистическая, перестроечная, постмодернистская. И параллельно с ними – или перпендикулярно? – уже много десятилетий живет и разрастается независимый и абсолютно оригинальный мир Валерия Попова. Он и в свои «за семьдесят», словно не чувствуя возраста, выдает на-гора книгу за книгой, по-прежнему искрящиеся остроумием и зоркостью, по-прежнему ошарашивающие фантасмагоричностью.

В чем же источник этого поистине кавказского долголетия? Да в том самом мире, который он же для себя и сотворил из подручного и подножного материала – сотворил собственный прелестный мир, бесконечный источник радости, и собственную эпоху, в которой он единовластный правитель и верховный судья. В таких-то условиях чего бы и не жить и не писать: счастье это будет пребывать с ним всегда, покуда он жив, обретая четвертое, пятое и одиннадцатое дыхание! Застолбив свое мироздание демонстративным девизом «Жизнь удалась!» еще в 1980 году, Попов упорно обращает в золото искусства все, что с ним происходит, не обходя и самые мучительные трагедии.

И вот – в автобиографической книге «Горящий рукав» (М., 2008) он решился наконец рассказать о том, как ему это удавалось. Назвать, однако, эту книгу документальной нельзя – в ней не столько перечень фактов, сколько перечень вдохновений, пойманных автором с самых ранних дней своего сотворения, начиная с детской ванночки. Этот «перечень восторгов» читаешь с радостью и азартом болельщика: вот, оказывается, как вырастает писатель! Вот когда еще он, оказывается, почуял, что в мире нет пустяков, – взгляд художника может и груду мусора превратить в сундук с драгоценностями.

Но ведь нам много лет благородные гуманисты давали понять, что дело литературы оплакивать человеческие страдания? Попов думает иначе: «Задача литературы – приучить людей пить страдания не из лужи, а из драгоценного сосуда».

Оказывается, слоган «Жизнь удалась!» – не столько констатация факта, сколько декларация о намерениях: не сдавайся, жизненный успех не в том, чтобы избежать страданий, а в том, чтобы их эстетизировать. И в этом отношении жизнь Валерия Попова действительно удалась.

Его биографическая книга имеет для рецензента тот серьезный недостаток, что, начиная проглядывать ее в поисках нужных цитат, не удерживаешься и перечитываешь вновь. Детские воспоминания лирически очаровательны, воспоминания перестроечные публицистически увлекательны, а картины литературного мира Ленинграда, на мой взгляд, обладают буквально историко-литературной ценностью. Какую Атлантиду мы потеряли!

Пишущий эти строки давно вынашивает мечту каким-нибудь образом подвигнуть музей истории более или менее современной литературы «ХХ век», пока еще не совсем поздно, приняться за собирание литературного фольклора. Ибо легенды, слухи и даже сплетни являются чрезвычайно важной компонентой литературной жизни и даже в какой-то степени стимулом творчества. Не менее важными элементами литературного мира служат колоритные персонажи, которые своими произведениями едва ли обратят на себя внимание историков, но без которых литературная жизнь была бы гораздо более тусклой.

«Горящий рукав» Валерия Попова я положил бы в основу этого культурного проекта, если слово «проект» способно придать мечте солидность. Однако помимо культурной ценности книга Попова обладает и ценностью, я бы сказал, психотерапевтической. Он с предельной убедительностью демонстрирует нам, что каждый живет в том мире, который сам сумеет собрать – собрать из людей, событий, воспоминаний, слов… Главное, слов! На протяжении вольнотекущей книги автор не раз возвращается к своей излюбленной мысли, что метким словцом можно защититься едва ли не от любой потери. Вот, например, его отец, крупный ученый-селекционер, при переезде теряет с воза стул – «ничего, он на четырех ногах – догонит».

Урок на всю жизнь! Однако оружие это обоюдоострое – слово фальшивое, фальшивая интонация ранят изощренный слух знатока гораздо мучительнее, чем туповатый слух невежды.

Обычная, но оттого не менее горькая подростковая драма – папа с мамой разъезжаются. И мама вдруг начинает писать компенсаторные рассказы: «Женщина средних лет с умным волевым лицом сидела за столом и что-то писала. Вдруг в круг света, очерченный абажуром настольной лампы, решительно вошла девочка с круглым лицом и пытливыми глазами. “Я не понимаю, мама, – взволнованно заговорила она. – Как может человек ради своих удобств оставить свою семью, бросить детей?”» Это пытка лишь для тонкого уха.

Да и отец, которого мальчик навещает в какой-то нелепой Суйде, от смущения тоже изображает бодрый советский фильм… Но кто не обманул – выступивший из тьмы белый гусь, из клюва которого шел пар. И будущий писатель безошибочно понял: «Запоминай! Это драгоценность!»

Дар художника может обратить в драгоценность каждую глупость, каждую неудачу. Мальчик из хорошей семьи, желая подладиться к приблатненным одноклассникам, просит закурить, и малолетний паханок, оказывая эту любезность, незаметно поджигает ему рукав. И тем самым дарит название будущей книги!

Этим от Адама до наших дней и занимается литература – ужасное и безобразное превращает в забавное или трагическое, то есть прекрасное. Автору «Горящего рукава», правда, ближе первый метод – нагнетание трагизма представляется ему чем-то искусственным, однако люди ничего без пользы для себя нагнетать не будут: трагедия тоже способ примирения с миром. Да, мир ужасен, соглашается трагедия, чтобы тут же воскликнуть: но мы-то до чего прекрасны!

Конечно, в искусстве главное – красота, преображение унылого и жуткого в смешное и восхитительное. Но пресловутое «содержание» иногда и само по себе чего-то стоит. В «Горящем рукаве» даже и документальную ценность представляет яркий отпечаток бурной эпохи, называемой «шестидесятыми». Попов – один из активнейших ее участников, увидевший ее изнутри и ее передавший вовне.

Он разворачивает перед нами роскошную галерею то более, то менее знаменитых питерских писателей и поэтов и о каждом задумывается, какими средствами тот защищается сам и чем очаровывает других. И приходит к выводу, что одного литературного таланта, как правило, недостаточно для успеха – нужны и еще какие-то социальные дарования. У Марамзина был избыток напора и недостаток терпения, Вольфу, наоборот, недоставало напора – он умел слишком уютно уживаться в собственном прелестном мирке (что-то подобное можно сказать и об Уфлянде). Горышин чересчур желал быть матерым мужиком от суглинка…