— Я больше так не могу! Не могу и не хочу!
— Кого? — полюбопытствовала Надежда.
— Мишу!.. Теперь я буду как бревно… Закрою глаза, словно меня это не касается…
Герману стало дурно. Как же д'Артаньян и Констанция Бонасье? Тоже под своим галантерейщиком бревном лежала? Почему Дюма о главном умолчал? Господи, а как же Анна Каренина, Лиля Брик?.. Выходит, все женщины лгут? Даже лучшие… даже Наташа Ростова? А мужики? На последний вопрос ему почему-то не захотелось искать ответа.
— Ты что стоишь, как немой укор?! — вывел его из задумчивости Вениамин, — Принимай свою любовь взад! — И вдруг, увидев пачку импортных сигарет, тут же забыл о своей посреднической роли. — «Кэ-э-эмел!» — пропел он, — Отборный табак, запах поцелуя и возбуждающее послевкусие…
— Забирай! — бросил Герман, приближаясь к Ольге, — Что будем делать? — спросил он её.
— Любить… — покорно ответила она, — Только ты постарайся хотя бы не каждый день. Ну, понимаешь… Раз в неделю — с вас достаточно!
Инструктаж
Близились первые «боевые» выходы в город под контролем сотрудников наружного наблюдения. Слушатели готовились к выезду на «Виллу» — так назывался секретный объект, где целую неделю жили на казарменном положении слушатели развединститута, проходившие городские занятия. Герман в который раз перекраивал маршруты, стараясь оптимизировать их для эффективного выявления слежки и отрыва от неё. Всем слушателям предстояло пройти пять маршрутов, заложить два тайника и встретиться с условным агентом. Роль агентов исполняли бывшие сотрудники разведки, вышедшие на пенсию. Учебные агенты по какой-то причине именовались на институтском сленге «приватами».
В последнюю неделю перед началом городских занятий куратор отделения, полковник Геворкян готовился принимать зачёты по закладкам и контейнерам, в которых должны были храниться шифры, тайнопись, микроплёнки и прочая шпионская мелочь, изучение которой уже успело набить оскомину первокурсникам.
«Место для тайника выбирается, исходя из следующих критериев, — с интонациями простуженного медиума излагал основы древнего ремесла бывший резидент в Афинах, вышагивая между рядами столов перед изнывающими от тоски слушателями, — доступность, скрытность и обыденность. Ваше появление в районе закладки тайника должно быть безупречно аргументировано и не вызывать подозрений. На короткое время вы обязаны выпасть из поля зрения любых возможных наблюдателей и при этом иметь как минимум два отработанных маршрута для отхода в случае выявления опасности. Перед тайниковой операцией необходимо убедиться в том, что за вами отсутствует наблюдение со стороны противника». Герман машинально конспектировал рекомендации бывалого разведчика, оставаясь погружённым в тончайших сферах, где полновластно хозяйничали пернатые амуры. «Контейнер не должен привлекать внимания, — продолжал Геворкян, — и не представлять интереса для окружающих. — Полковник на минуту остановился. — Хотелось бы привести конкретный пример ошибочного выбора предмета для изготовления контейнера. — Слушатели с облегчением отложили ручки и откинулись на спинки стульев. — Один из ваших нынешних преподавателей в годы разведывательной юности решил проводить тайниковые операции в сельской местности на востоке Франции, если не ошибаюсь — в Бургундии. В качестве легендированного места посещения он избрал винный погреб одного фермерского хозяйства, в который наведывался за покупкой „Божоле“ — молодого вина для нужд нашего посольства. При подъезде к ферме разведчик на машине нырял в ложбину, тем самым скрываясь от посторонних взглядов, проводил тайниковую операцию и, завершив её, вновь превращался в обычного советского дипломата. В качестве контейнера он избрал небольшой гранитный камень, вот посмотрите на его фотографию, товарищи… Итак, гранитный камень, который… который… Товарищ Терентьев, что вы там пишете?» «Я не пишу, товарищ полковник, я зарисовываю». «Кого?» «Камень, товарищ полковник!» Пожилой армянин несколько раз недовольно погонял верхней губой седую щетину своих усов, после чего, в раздражении повернулся спиной к художнику и продолжил: «Означенный камень уже несколько лет пылился на обочине дороги. Сотрудники оперативно-технического подразделения просверлили в нём полость и вслед за тем изготовили для него камуфлированное запорное устройство. После первой же закладки секретных материалов контейнер исчез. В резидентуре было объявлено чрезвычайное положение. Наш агент получил указание срочно покинуть Францию. Оперработник и приданные ему силы были брошены на поиск секретного изделия. Разведработа в стране была парализована. Камень нашли спустя семь месяцев. За это время посольство запаслось молодым вином на многие годы вперёд, а доход фермерского хозяйства утроился. И тогда мало кому могло прийти в голову, что весь этот тревожный период секретное изделие использовалось в качестве гнёта для изготовления козьего сыра». Полковник Геворкян добродушно поглядел на своих воспитанников, но, заметив Терентьева, тянувшего руку, насупился.
— Товарищ Терентьев, что-то хотите спросить?
— Так точно, товарищ полковник!
— Слушаю вас.
— Удалось ли силами резидентуры вернуть контейнер на место?
— Куда?
— На дорогу.
«Тьфу ты, деревня! — не выдержал сидевший „на галёрке“ пограничник Скоблинцев, — и откуда столько гниломудрости у наших отличников? И к бабке не ходи, закончит он свою никчёмную жизнь пулеизлиянием в мозг!» Свой эмоциональный заряд бескомпромиссный борец с успеваемостью, словно в воронку, выплеснул в ухо соседу с таким расчётом, чтобы брызги его словесного яда долетели и до Поскотина, который, нацепив маску прилежания, уже буквально сгорал в невидимых всполохах любовных фантазий.
Призвав к тишине и окинув взглядом класс, полковник Геворкян подвёл итог занятиям: «Надеюсь вы поняли, что изготовленный вами контейнер для тайниковой операции, как минимум должен вызывать омерзение у всякого, кто на него взглянет, и чтобы самый изощрённый ум не смог найти для него практического применения! Идея понятна?» Выслушав нестройное «понятно…» преподаватель всё же счёл возможным добавить: «Для уверенности в эффективности изготовленного вами контейнера, каждому рекомендую вложить в него месячный оклад и оставить его в тайнике хотя бы дня на три…»
Дятел и поруганный классик
Через несколько дней старый разведчик пожалел, что дал слушателям рекомендации, выходящие за рамки учебной программы. Вазген Григорьевич сидел в своём кабинете и принимал зачёты по контейнерам для тайников, изготовленным слушателями его отделения. У дверей собрались будущая элита спецслужб со своими специзделиями. Добрая их треть была закамуфлирована под разного рода экскременты. Наиболее правдоподобно выглядел контейнер у юного Алика Налимова. Он бережно держал в руках небольшую спиралью закрученную пирамидку, до мельчайших деталей напоминающую свежеприготовленную субстанцию, которой профессионально интересоваться могут разве что ассенизаторы.
— Какая мерзость! — не выдержал Веничка Мочалин, разглядывая коричневую кучку в руках молодого товарища.
— Мэйд ин Ю-Эс-Эй, Вениамин Вениаминович, — с гордостью отрапортовал лейтенант Налимов. — Используется для проведения народного праздника Хэллоуин. А вы попробуйте надавить!..
— Фу, Алик, она ж ещё воняет!
— А как же! Стопроцентная имитация. Зато никому не придёт в голову взять мой контейнер в руки. А у вас, Вениамин Вениаминович, что имеется.
— Что имеется — что имеется… Да то же…, только собачье! Ты бы лучше посмотрел, что приготовил Дамир Малофеев.
В это время рядом проходил капитан Терентьев, жонглируя тремя «яблоками» конского навоза.
— Где планируешь закладывать? — весело поинтересовался у него Мочалин.
— На Ленинском проспекте!
— Ну, Бог в помощь! Давненько я там лошадей не видывал!
Внезапно дружеский обмен мнениями прервался на полуслове. Дверь в кабинет с шумом распахнулась, и в коридор вылетел староста группы капитан Намёткин, сбив Терентьева с его незамысловатыми контейнерами.
