— Дайкарге акедан! — заклокотал тамада скатываясь в колею между русским и грузинским языками, — Ви мала чачи вь жизни пиль!.. Какой пурэ?.. Какой кызыль?.. Пурэ в Грузии нэ растёт!
— А котлеты растут? — дерзнул вмешаться Герман.
Вахтанг обмяк и обессилено откинулся на спинку стула. Воцарилась пауза и члены «штаба», оторвавшись от олимпийской карты, с укоризной уставились на любителя котлет. На выручку Вахтангу поспешил азербайджанец Сабир, поправляя у ворота крахмальную салфетку.
— Не сердись, батано?! Сделай заказ сам, будешь у меня в облисполкоме в Баку — я закажу, в Ереване — Арсен! Верно, говорю, Арсен?!
Сухонький чернявый Арсен, напоминающий карликового пинчера с брезгливым оскалом и бегающими аспидными глазами коротко кивнул и вновь погрузился в изучение юго-востока столицы, разграничивая проверочные угодья с балкарцем Тахиром, который никак не хотел отдавать западную часть парка у метро Вернадского в обмен на два пруда в районе Конькова.
Пока Вахтанг со знанием дела оформлял заказ, доверительно похлопывая по плечу лысоватого официанта с характерным горбатым носом и чёрной заплаткой усов, Герман уже освоился в компании азиатов, изучавших окраины северо-запада Москвы.
Отослав земляка-официанта, тамада предложил организовать жеребьёвку-аукцион проверочных маршрутов, составленных безвестными выпускниками Института в предшествующие годы.
— Неглинная, от пересечения со Звонарским переулком, далее — через «Сандуны», с поворотом направо по улице Жданова до метро «Кузнецкий мост», — зачитывал первый лот тамада. — Общее расстояние — метров пятьсот-шестьсот. Шесть проверочных мест, два места для тайниковых операций, два — для отрыва… Кто берёт маршрут?
— Комиссионки есть? — задал вопрос Поскотин.
Вахтанг углубился в описание маршрута, но вскоре выпрямился. «Нет, дорогой, только ювелирный магазин».
— Роддом? — поинтересовался Дамир.
— Э-э-э, послушай, дорогой, зачем тебе роддом?
— Жена вот-вот родит!
— Вах, батано?! Причём тут жена?! Причём дети?!
— Я по легенде ищу пропавшую в ЦУМе беременную жену!
Раздающий оторопело смотрит на любящего таджикского супруга и сквозь зубы говорит что-то по-грузински. Это «что-то» весьма напоминает «билят нерусский», но Дамир не улавливает смысла и настойчиво повторяет вопрос.
— Нэту, дарагой! — резко отвечает тамада, но, слегка смягчившись, добавляет, — Для таких как ты, Дамир-джан, не роддома, а инкубаторы строить надо.
Первый лот достался хитроватому узбеку Фархаду из Ферганского обкома, второй, в районе улицы Богдана Хмельницкого и Армянского переулка ушёл Сабиру. Герман выторговал себе участок в Медведково всего с двумя проверочными местами, зато недалеко от дома.
Подали закуски. Перемежая содержательные тосты и названия лотов, представители братских республик быстро хмелели. Грузин Вахтанг, сдав полномочия аукциониста желчному Арсену, ввязался в спор с посланцем Баку Сабиром, утверждавшем, что настоящий разведчик курит исключительно сигареты «Кент» и никогда не позволит себе такую дешёвку, как «Мальборо». Вахтанг курил «дешёвку».
— Ты пробовал «Мальборо» с ментолом? — кипятился Вахтанг.
— Навоз с шалфеем! — невозмутимо отвечал Сабир, затягиваясь «Кентом».
— Ты это называешь навозом?
— …с шалфеем!
Вахтанг порывисто встал.
— Товарищи коммунисты, кто из вас курил настоящий навоз?
Поскотин, сыпавший искрами от болгарской «Стюардессы», мысленно пожалел, что в компании не было Сергея Терентьева, знавшего толк в данном вопросе. Между тем Вахтанг, не унимался. Он рывком вытащил из губ желчного Арсена сигарету «Кэмел» и в образовавшееся отверстие воткнул «Мальборо» с ментолом. «Это навоз?!». Арсен воинственно сверкнул глазами и, брезгливо отложив на скатерть подарок, вновь заткнул брешь недокуренным «Кэмелом». Вахтанг, встав с кресла, величественно пошёл по кругу и каждому штабисту вручал по американской сигарете. Герман, предусмотрительно, затушивший «Стюардессу», попросил две для надёжной дегустации. Посланцы среднеазиатских республик последовательно гасили кто «Приму», а кто казахстанский «Космос». И лишь киргиз Жаркынбай отказался принимать подарок, демонстративно закурив из голубой пачки с броским названием «Новость». «Что, у нас Брежнев дурак был, если он всем заморским предпочитал родную „Новость“?» — резонно заметил Жаркынбай, обдавая Поскотина едкими клубами генсековского табака. «Наверное, всё же, дурак, — подумал про себя Герман, затягиваясь ароматным с лёгкой кислинкой дымом. — И откуда у них только деньги берутся на импортные сигареты?»
Вскоре послышались восторженные отзывы. Солнцелюбивые азиаты подобострастно зацокали языками. Настала очередь вскочить Сабиру. Он раздавал на дегустацию сразу по две сигареты «Кент». «Кто скажет, что „Мальборо“ — навоз, получит ещё две!» — увещевал задетый за живое азербайджанец. «Навоз!» — благоразумно изрёк Герман, после чего засунул призовые экземпляры в пачку из-под болгарских сигарет. «У Ольги покурю», — мечтательно подумал он, кося глазом на желчного Арсена.
— Ты что смотришь? — не выдержал армянин, перегнувшись через стол.
— Да вот, читал, будто «Кэмел» по органолептическим показателям превосходит все известные марки сигарет! — добродушно ответил Поскотин.
— На, держи! — осклабился Арсен, подавая пачку американских сигарет с одногорбым верблюдом.
Вечер в «Арагви» близился к завершению. С разных мест доносились робкие пробы голоса. Партнаборовцы, не зная иного репертуара, пытались воспроизвести старые комсомольские песни, но память, потревоженная алкоголем и одурманенная заморским никотином, отказывала солистам заходить дальше первого куплета.
«Счёт!» — решительно возвестил окончание совещания разгорячённый Вахтанг, обнимая плешивого официанта и засовывая ему в карман хрустящий червонец. «Товарищи коммунисты, с вас по пятнадцать рублей, тридцать четыре копейки!» — подвёл итог тамада, раскрывая увесистый портмоне.
Герман оцепенел. Выуживая из кармана оставшиеся после рюмочной «три с полтиной», он представлял себя нищим среди принцев. Как оказалось, его соседи из среднеазиатской секции тоже не чувствовали себя высокородными отпрысками, хотя ни у кого не возникло проблем заплатить пятнадцать рублей, тридцать четыре копейки. Наблюдая за сменой масок на лице русского друга, проницательный Арсен, не говоря ни слова, протянул ему пятнадцать рублей и со словами «на следующей неделе…» встал из-за стола. «Голытьба беспорточная!» — мысленно обозвал себя уязвлённый офицер. И вдруг ему совершенно не к месту вспомнилось, как после девятого класса, отдыхая у родственников в Брянской области, своими глазами видел землянки, в которых ещё жили местные колхозники. «Ничего, всё переживём! — подумал он. — Когда-нибудь и Грузию догоним, и Армению…»
«Девушка с веслом»
На улице, распрощавшись с друзьями, Поскотин ощутил чувство лёгкого стыда и досады. На промозглом ветру настроение окончательно улетучилось. Ехать домой на вечерний морковный сок? Его даже передёрнуло от единственной праведной мысли. В общежитие? Сидеть у телевизора, играть в нарды, слушать бесконечные воспоминания пограничников? Продолжить торить маршрут? Но это же глупо, и… ночь на подходе. Да, Веник приглашал к Надежде… Обещал, будто Ольга придёт. Но где взять деньги? В гости без цветов и шампанского — такого даже лейтенанту не пожелаешь. Герман горестно вздохнул, снял «пирожок» и поскрёб упаренную ботву на своей макушке. Он сделал несколько безвольных шагов, давая волю бессознательному течению мыслей… Продать! Надо что-то непременно продать! Но где и что? Молодой человек порылся в холщёвой сумке. Термос… Не то! Бинокль позолочённый в черепаховом футляре… Возможно. Ах, да, «Генри Мозер» с боем и секундной стрелкой. «Надеюсь, дед-покойник не осудит. Не его же „Георгия“ несу на продажу, а трофей…»
В антикварном магазине у набережной Тараса Шевченко было сумрачно и тихо. Со стен в мозаичном беспорядке на посетителей через паутину кракелюра в упор смотрели скудоумные лики вельмож в мундирах и коротких расписных кафтанах, сдобные барышни с выщипанными бровями и глубокими складками на шее. К ним прижимались субтильные дети с гримасами арлекинов и пресыщенных ловеласов. «Бр-р-р!» — поёжился посетитель, продолжая осмотр антикварной живописи. Под стеклом пылились старинные гравюры с набором господ в смокингах и цилиндрах, на конях и без, с барышнями, похожими на перевёрнутые бокалы с зонтами и детишками в матросках. «Какой декаданс! — вползло в голову незнакомое слово, — то ли дело у нас в библиотеке плакат: „Папа, не пей!“… до слёз продирает!»