Не успели степенные любовники, собрав разбросанный гардероб, покинуть опочивальню, как Ольга, увлекая обезумевшего Германа, рухнула на ещё тёплое лежбище. А в это время в прихожей Вероника, отчаянно стуча молотком по бетону, пыталась водрузить на место сорванную с петель вешалку.

Утренний рассвет компания встретила за столом. Мужчины неспешно пили кипяток, заправленный грузинским чаем с вкраплением опилок. Растерявшие в любовных утехах остатки сил, они тупо таращились на своих подруг, весело щебечущих напротив и только Вероника, как метроном вышагивала туда-сюда по кухне, поторапливая гостей скорее покинуть её квартиру.

— Ну, Живот, что ещё плохого мы не успели сделать за эти сутки? — спросил Мочалин, подсаживающий обессиленного друга на подножку служебного автобуса.

— Веник, оставь мой воспалённый мозг в покое, — ответил Герман, плюхаясь на сиденье.

В общежитии было пусто и тихо. Большинство слушателей ещё не вернулось. В комнате Германа сидели Дятлов с Аликом Налимовым. Постоялец и гость играли в нарды. Из наушников военного приёмника еле слышно доносилась мелодия греческого композитора Вангелиса из фильма «Огненная колесница». Полиглот Налимов, подняв над доской шашку, машинально подбирал к ней французские слова, а в минуты, когда фортепианные разливы забивались эфирными помехами, переключался на исполнение народной азербайджанской песни «Бях-бях». Дятлов с настойчивостью своего тёзки из птичьего мира, отрешённо повторял первые строки припева известного шлягера из кинофильма «Мимино». «Чито-грито, чито маргарито да-а-а… Чито-грито, чито маргарито да-а-а… У меня дубль! Чито-грито… Налим, что ты мух ловишь? Снимай свою шашку с бара!.. Чито маргарито да-а-а…».

Обернувшись на приветствия вошедших друзей, игроки молча уставились на них.

— Что не так? — не выдержал Веничка.

— У вас вид такой… — начал юный Налимов, но осёкся, переведя взгляд на Германа.

Алик Налимов был во всех отношениях добродетельным человеком. Он не сразу привык обращаться на «ты» со своими более опытными в жизни друзьями, поэтому в минуты возбуждения всякий раз переходил на почтительное «вы». Вот и на этот раз традиционно восточное благоговение перед старшими, усиленное остатками новогоднего алкоголя, украсило его речь учтивыми оборотами.

— У вас, я, конечно, извиняюсь, такой вид… — снова повторил он, подбирая выражение.

— Какой? — не выдержал Герман.

— Такой, будто над вами с уважаемым Вениамином Вениаминовичем жестоко надругались!

Поруганные офицеры поспешили к зеркалу. Из параллельного мира на них смотрели две серые тушки с признаками глубокого истощения.

— Где это вас так? — посочувствовал Шурик, незаметно перекладывая застрявшую «во дворе» шашку в «свой дом».

— Долго рассказывать, — устало ответил Поскотин, — спать хочу!

— Ой, и меня в сон клонит! — обрадовался «юнга», потянувшись смешать шашки на игровом поле.

— Сидеть! — рявкнул Дятлов, — пусть себе спит, мы ему мешать не будем.

— Оставь сироту, — вступился Веник. — Я за него доиграю. Что там у нас на кону?

Алик, пожелав матёрым опера?м спокойной ночи, выскользнул из комнаты. Герман, сняв одежды, юркнул под одеяло и отвернулся к стене. «Чито-грито, чито маргарито да-а-а…» — снова поплыл в тишине общежития речитатив грузинской песни.

— А мы с Налимом сегодня в «Прекрасное далёко» слетали, где я, так сказать, имел брудершафт с самим Брежневым.

— Тебя что, спьяну на «тот свет» занесло? — вежливо поинтересовался Веничка.

— Нет, дружок! На самом деле в гостях у посланцев светлого будущего побывали!

— До чего же доводят неокрепшие души семинары по «Научному Коммунизму»! — сочувственно отреагировал партнёр.

Герману, который уже погрузился в любовные грёзы и усилием воли пытался перевести их в романтические сновидения, слово «Коммунизм» мгновенно перекрыло подачу успокоительных гормонов. Измученный любовник застонал и перевернулся на другой бок. Веник долгим сочувственным взглядом окинул друга, после чего с тяжёлым вздохом сообщил: «Этот тоже со своей „гостьей из будущего“ встречался».

— Нет, я серьёзно! — перебил его Дятлов. — «Молодой» к своим друзьям водил. У них сегодня новогодний капустник был. Собралось, наверное, с пару десятков выпускников из МГУ и МГИМО. Гуляли у одного из них на квартире. Впечатление — будто в сказке про Шехерезадницу побывал!

— Про кого?

— Ну, ту, что из «Тысячи и одной ночи».

— Шехерезаду, грамотей!

— Пускай так… — ни сколько не обидевшись, продолжил Шурик. — У хозяина той квартиры, Ильясом его звать, невеста — богиня восточная!..

— Типа, наложница?

— Я же тебе сказал — невеста!.. Если бы ты видел её крутые бёдра, ты бы на свою жену без слёз смотреть бы не стал!.. Царица, одним словом!

— Тоже из будущего?

— А ты думал!..

— Шурик, вы сколько с Аликом выпили, что обоих в светлое будущее понесло?

— Не перебивай! Квартира у Ильяса — пять комнат и все под гарем расписаны!

— Да ну?! — изумился Веник. — Что, из-под каждого угла сиськи алебастровые свисают?

— Дурак, ты и пустозвон, Балимукха! Слушай дальше и не перебивай. Так вот, проёмы в том доме сводчатые, лепнина, орнамент…

Герман, который потерял надежду заснуть, некоторое время прислушивался и наконец не выдержал.

— Барыга!

— Сам ты барыга! — обиделся за Ильяса рассказчик. — Папа у него из «Це-Ка»! В Политбюро членом работает!

— Что, правда? — Герман с выражением напускного ужаса приподнял голову над подушкой. — А Налима нашего как туда занесло?

— Э-э-э… — протянул Дятлов, — наш Налим только с виду убогий, а там, за калиткой КПП орлом летает! Ты знаешь, кто его отец?! — и Шурик, опасливо оглядываясь по сторонам, шёпотом добавил, — Не-ле-гал!

— Да ну?! — не поверил Герман.

— Я тебе говорю! Мне Брежнев так и сказал, что Аликов отец — разведчик-нелегал, а мать у него…

— Нелегалиха! — с изрядной долей сарказма завершил фразу Вениамин, после чего укоризненно добавил, — Шурик, едри ж твою печень, ты хотя бы покойников не тревожил!

— Да чтоб мне здесь провалиться! — выпалил путешественник, возвратившийся из будущего, — Мне об этом внук самого Брежнева сказал!.. — и для достоверности добавил, — Мордатый такой и пьёт как слесарь…

— Ну и в компанию тебя занесло! — воскликнул потрясённый Герман, прячась под одеяло. — Там все такие были?

— Нет. Остальное — разная шелупонь, хотя и умная, врать не буду. Ко мне один такой всё лез целоваться… Чернявый, в очках, толстый и потливый. Митрофаном представился. Потом с другим сошёлся — вроде как, Баламутом звали. Тёзка мой. Вежливый такой адвокатик. Умница, вроде нашего Джаво?да. Курчавый… Из этих… из семитов, естественно… Таких много среди них было.

— А этот, «цековский» сын?

— Ильяс? Ильяс — наш мужик! Аспирант! Здоровый коняка, носатый… На меня похож! В зеркало смотрелись — не отличишь! Выпили с ним по двести… Он ко мне всей душой: «брат, брат… мамой, мол, клянусь, обижусь, если на свадьбу не приедешь!» Ильяс — человек начитанный, диссертацию пишет по внешней политике Великобритании. Так ты знаешь, что говорит?

— Что?

— Не поверишь, Аллахом клялся, будто в этой самой Англии тебе нечего делать в политике, если не изменяешь жене!

— Какая прелесть!

— И я о том. Вообрази, нам бы такое в разведке! Думаю, перебежчиков и предателей вдвое меньше стало. Ещё лучше, если бы у нас в Политбюро все любовницами обзавелись!

— Сомневаюсь… Не потянут уже.

— И то правда. Из наших только чучела для палеонтологических музеев набивать.

— Шурик, да уймись ты, таксидермист-самоучка! — скашивая глаза на стены комнаты, вмешался Веничка, — Мало мы с тобой ковёр в Парткоме протирали? Давай, лучше про будущее доскажи.

— А что там досказывать. В будущем пьют, как и в настоящем — серьёзно и основательно. И нам перепало в качестве подарка. Перед уходом загрузили меня с Аликом «по самое не могу». Еле вдвоём до общаги донесли. Да ты под стол загляни!