- Что это?

- Это крысы, - усмехнулся Т-А-87. - Их здесь великое множество. Боюсь, что до вечера они отъедят мне нос.

Мейер ощупью поднялся на несколько ступенек и вдруг споткнулся.

- Дьявольщина! Тут можно сломать себе ноги!..

- Осторожней!

- Следите за моим окном, - сказал, достигнув верхней ступеньки, Мейер, - вы скоро мне понадобитесь.

- Хорошо!.. - донеслось снизу. - Дверь приоткройте осторожно. Посмотрите, нет ли кого-нибудь за порогом!..

В кромешной темноте мелькнула узенькая полоска света, который пробивался сквозь щель. Сжимая револьвер, Мейер подкрался к двери и прислушался. За ней было тихо.

Он приоткрыл дверь. В сумеречном свете темнели стены и груды камней. Мейер напряженно вглядывался в них. Нет, ничто не шелохнулось. Он перешагнул порог, все еще сжимая револьвер. Пусто!.. Он стоял, глубоко вдыхая свежий воздух и постепенно вновь приходя в себя.

Спрятав револьвер в кобуру, походкой старого, усталого человека он пошел знакомой тропинкой к машине, открыл дверцу кабины и нагнулся, чтобы сесть за руль. Лицо его вдруг испуганно исказилось. Он вскрикнул и отшатнулся.

В кабине сидел Блинов и, прищурившись, смотрел на него.

- Здравствуйте, господин Мейер, - приветливо сказал он. - Простите, что я без приглашения залез в вашу машину. Пришел сюда кое-что посмотреть, и вот - счастливая встреча! Решил, что вы не откажетесь меня подвезти.

- Конечно, конечно! - проговорил Мейер, с трудом беря себя в руки. - Но у вас странная манера пугать людей! Вы как будто устроили в машине засаду.

- Я хотел сделать вам сюрприз.

За каким делом сюда принесло Блинова? Задать такой вопрос Мейер не решился: тогда нужно самому объяснить, зачем он здесь. Мейер делал вид, что сосредоточенно возится с переключателем скорости. Когда он развернул машину и вырулил на дорогу, Блинов сам нарушил молчание.

- Как по-вашему, можно здесь кое-что восстановить? - спросил он. - Нам надо сохранить для армии триста тонн хлеба, а он гниет в амбарах, его крадут. Хорошо, если бы мы хоть часть элеватора привели в порядок…

- Да, это было бы неплохо. - Мейер искоса взглянул на Блинова.

Тот спокойно смотрел вперед на бегущую под колеса дорогу. «Притворяется, - подумал Мейер, - или действительно встреча случайна?»

- Впрочем, я ведь тоже приехал сюда на розыски, - наконец придумал он, - мне сказали, что здесь когда-то была своя электроподстанция и, возможно, сохранились моторы. Я переправил бы их в укрепрайон. Кстати, Илья Ильич, как со списками?

- Составлены.

- Сколько человек?

- Около семисот.

- Маловато. Эти тодтовцы требуют от нас тысячу.

- Нет, нет, - упрямо покачал головой Блинов, - пришло требование на двести человек. Через неделю они должны быть уже во Франкфурте-на-Майне…

- Что они там в Берлине думают? - недовольно пожал плечами Мейер. - Забирают всех людей, а потом мы же будем виноваты!.. А как эшелон с арматурой? Уже прибыл?

- Да, сегодня рано утром Шварцкопф направил его по назначению. Двадцать вагонов цемента и двадцать пять со стальными каркасами. На подходе еще три.

- Кто выгружает?

- Местное население.

- Батальон охраны уже оборудует лагерь, - сказал Мейер. - Как только сообщат, что можно принимать людей, мы сразу же начнем переброску.

- Вы решили, каким способом?

- На машинах, - твердо сказал Мейер. - Только на машинах. Операция рассчитана на два этапа.

Круто изгибаясь, дорога подходила к городу. Часовые, присмотревшись к машине, узнали Мейера и расступились. Машина запетляла по узким улицам, направляясь к центру.

Мейер молчал, думая о чем-то своем. Блинов прислонился к дверце и следил за тем, как движется стрелка спидометра. Блинов не умел водить машину и потому с уважением относился к каждому, кто сидел за рулем.

Вдруг Мейер снизил скорость и обернулся к Блинову:

- Я хочу сказать вам несколько слов, Илья Ильич.

На лице Блинова появилась вежливая улыбка.

- Мне кажется, что у нас есть все основания дружить с вами, дорогой бургомистр!.. - произнес Мейер.

- Безусловно! - откликнулся Блинов. - Я иначе и не представляю себе наших отношений.

- Хочу быть совершенно откровенным, - продолжал Мейер, как бы пропуская его слова мимо ушей. - У вас большие связи в Берлине, и мне бы не хотелось, чтобы вы часто к ним прибегали.

Блинов удивленно взглянул на него:

- Что вы имеете в виду, дорогой Мейер?

- Не притворяйтесь! - Мейер круто повернул машину, чтобы не столкнуться с большим, нагруженным ящиками «Круппом».

Блинова откинуло к дверце, и он схватился за ручку.

- Держитесь крепче, - сказал Мейер зло, - на крутых поворотах иногда выкидывает… - Он снова выровнял машину. - Так вот, господин Блинов, наш разговор не состоится, если вы будете вести его как дипломат. Я сторонник честной игры, но умею играть и с шулерами…

Блинов густо покраснел.

- Какую же игру вы сейчас ведете, Мейер? - Он не смог скрыть раздражение.

- Я вам уже сказал - хочу говорить честно.

- Слушаю, - произнес Блинов.

- Буду краток. Считаю своей ошибкой, что полез в ваш музей. Признаюсь, кое-какие картины мне понравились. Впрочем, так же как и вам… - он лукаво взглянул на Блинова, - но готов больше не проявлять к ним интереса.

- Условия? - коротко бросил Блинов.

- Они очень просты. Вы перестанете проявлять интерес к моим делам. Перестанете заигрывать с подпольем. Это ведь и в ваших интересах. Все может кончиться тем, что нам обоим снимут головы. Давайте лучше работать вместе…

- Я подумаю, Мейер! - серьезно сказал Блинов.

Мейер взглянул в зеркальце, прикрепленное к ветровому стеклу, - в нем отразилась верхняя половина лица бургомистра: сосредоточенно сведенные брови и потемневшие глаза.

- Если решите принять мои условия, - сказал Мейер, притормаживая у входа в городскую управу, - приходите вечерком - есть хороший коньяк.

Блинов молча кивнул и вышел из машины. Мейер дал газ, и машина понеслась дальше…

Да, Т-А-87 имел точную информацию: у партизан хлеб был на исходе. Колесник и Геннадий Андреевич долго думали, что предпринять. В ближайших деревнях хлеба достать нельзя. За последнее время не удалось отбить ни одного продовольственного обоза. Через три-четыре дня придется уменьшить и без того урезанный паек.

Наконец штаб принял решение снарядить экспедицию за хлебом. Колесник настоял, чтобы отряд по пути зашел в деревню Стрижевцы и расправился с предателем-старостой. Может быть, окажется и так, что, испугавшись, староста сам выдаст припрятанный хлеб. Геннадию Андреевичу хотелось заглянуть и к старику Харитонову. Это предложение также было принято. Основное задание обдумывалось с особенной тщательностью. Группа должна напасть на склад с мукой поблизости от мельницы и увезти столько, сколько выдержит подвода, запряженная двумя лошадьми.

Решили, что в группу войдет человек пятнадцать и возглавит ее Стремянной.

Геннадий Андреевич молчаливо признал в Колеснике своего руководителя и выполнял все его указания. Он любил точно заданные и сформулированные задачи, а уж по какой формуле их решать, это должно зависеть от него. Колесник поверил в Геннадия Андреевича.

Радуясь тому, что он наконец получил важное и самостоятельное дело, Геннадий Андреевич вносил в него ту суету, которая так не нравилась ему, когда он замечал ее у других. Ему казалось, что партизаны собираются медленно, что лошади подобраны неправильно - одна слишком высока, другая чрезмерно худа и в паре им будет трудно тащить воз, - что маловато оружия…

Геннадий Андреевич, конечно, знал все подступы к деревне и к мельнице, ему было хорошо известно и расположение склада, но в военных делах он был не так уж крепок. Колесник, понимая это, вызвал к себе в блиндаж того партизана, которого больше всех ругал и именно поэтому больше всех ценил, - Федора Куликова, и строго приказал ему держаться поближе к командиру группы и помогать ему советами.