Мадлен успела заметить, что один из них прячет под плащом какой-то сверток.

Мадам Дюбуа подбежала к ней, схватила за руку и обернулась к Шарлю, который все еще стоял рядом.

- Не забывайте, Шарль, у вас двое детей! Вам только не хватает неприятностей с полицией!..

- Но он же ударил Мадлен, - ответил Шарль.

- Сама виновата!.. Шантелье в ее защите не нуждается!.. Господи, вот что значит, когда у ребенка нет матери!..

Мадам Дюбуа потащила Мадлен в свою квартиру при магазинчике, которая находилась рядом с квартирой Ива.

Покойный муж мадам Дюбуа - Эрнст Шерер - был немцем, и все это еще сказывалось в обстановке комнат. Повсюду были фарфоровые таблички с нравоучительными изречениями, написанными замысловатой вязью готических букв: «Садясь за стол, думай о господе боге», «Щедрость должна быть скромной», «Дети, любите своих родителей». Даже на пивных кружках, которые давно не помнили застольных бесед, и на тех было написано что-то очень сентиментальное. Столы и комоды покрывали бесконечные салфеточки. В больничной чистоте квартиры, казалось, не было жизни.

Мадлен не любила этих комнат. Гораздо уютнее ей было в магазинчике, среди мешков и корзинок. Там тоже было прибрано, но не чувствовалось такой утомительной тщательности порядка.

Мадам Дюбуа усадила Мадлен за стол и быстро согрела кофе.

- Тебе надо быть благоразумной, Мадлен! - говорила она, открывая коробку с конфетами. - Зачем ты вмешиваешься в дела взрослых?..

Мадлен хмуро молчала. Ей не хотелось ни кофе, ни конфет. Она еще чувствовала на своем лице прикосновение чужих рук, а голова разламывалась от нерешенных вопросов. Почему над Шантелье нависла беда?!. За что страдает Жак?!. Его ищут полицейские?!.

- Ну как, получила ответ из Одессы? - спросила мадам Дюбуа, чтобы отвлечь Мадлен от того, что произошло, и принялась за вязание; она вечно что-нибудь вязала; к этому тоже приучил ее покойный муж, который был домоседом и любил, чтобы жена сидела подле него.

Мадлен отрицательно покачала головой.

- Вот увидишь, и не ответят! Они боятся иметь с нами дело!.. Когда они приезжают в Париж, то даже боятся ходить по нашим улицам!.. Их возят в автобусе.

- А чего они боятся? - удивилась Мадлен.

- Разве ты не знаешь? - воскликнула мадам Дюбуа. - Ведь в России постоянный голод!.. Они даже не пьют кофе! - В ее представлении это было крайней степенью нищеты. - А их дети не ходят в школу!..

- Почему?

- И школ мало, и ходить им не в чем! У них нет ботинок! А потом детей там заставляют работать бесплатно…

- Неужели бесплатно?..

- Ну да! Только чем-нибудь покормят! Представляю себе, как они испугались, когда получили письмо из нашего свободного мира!.. Впрочем, они, наверно, его и не получили! Все письма у них задерживает полиция!..

- А как же Артек? - спросила Мадлен.

- Какой Артек? - удивилась мадам Дюбуа.

- Жак рассказывал, что на Черном море есть лагерь, куда летом приезжают ребята со всего мира. И там они дружат с русскими ребятами!..

Мадам Дюбуа пожала плечами.

- Может быть!.. Но это все хитрости! Коммунисты создают что-то хорошее в одном месте, а потом кричат, что у них всюду так хорошо!.. А если кто-нибудь хочет их проверить, его тут же обвиняют в шпионаже и посылают в Сибирь!..

- А отец Жака говорит, что в России нет капиталистов!.. - сказала Мадлен, отпивая из чашки кофе.

Мадам Дюбуа вскинула брови.

- Ну, а я что говорю?.. Там все бедные!..

Мадлен замолчала. Несколько минут она молча следила за короткими, пухлыми пальцами мадам Дюбуа, которые удивительно легко и ловко двигали вязальным крючком.

- А месье Шантелье честный человек! - вдруг произнесла она, как бы отвечая своим мыслям.

Мадам Дюбуа усмехнулась и на мгновение перестала вязать.

- Но он хочет меня разорить!.. - Она перехватила удивленный взгляд Мадлен. - Да, да, - повторила она, - он хочет меня разорить! Он считает - если я имею свою лавку, значит, я уже капиталистка! А я ведь бедная женщина и едва свожу концы с концами!.. Нет, Мадлен!.. Если коммунисты придут у нас к власти - все погибнет!.. Разве это честно, отнять у человека дом и не заплатить ему ни одного франка?

Мадлен вздохнула. Мадам Дюбуа умело нажала на самое больное место. Ведь если бы сбылась бабушкина мечта и она получила бы деньги за свой дом, их семье стало бы легче жить. Отцу не пришлось бы столько работать, а она, Мадлен, смогла бы учиться пению.

Вскоре мадам Дюбуа заторопилась. Она каждый вечер ходила играть в карты к жене владельца бара Далишана. Когда Мадлен вышла во двор, в окнах ее квартиры было по-прежнему темно, не горел свет и у Шантелье. Мадлен постояла немного и пошла к Марии.

Вдруг сзади ее окликнули. Она узнала голос Мориса Шантелье. Мадлен бросилась к воротам ему навстречу. Высокий, чуть сутулый, в темном пальто, он казался спокойным. Только в прищуре его глаз жила затаенная тревога.

- Дядя Морис, у вас были полицейские!.. - быстро заговорила Мадлен. - Они делали обыск…

И, волнуясь, она сбивчиво рассказала о том, как увидела тени людей в его квартире, как крикнула «Воры!» и как Шарль ее защитил от человека в плаще. Шантелье слушал, покусывая губы.

- Теперь я все понимаю! - проговорил он. - Не случайно, значит, меня задержали по дороге, обвинили в том, что я нарушил правила уличного движения, и два часа продержали в полиции. Это был сговор! - Он усмехнулся. - Но только зря старались!.. Ничего интересного для себя они найти не могли…

- Они унесли какой-то сверток, - сказала Мадлен. - Я видела, как один из них прятал его под плащом!

- Может быть, это были мои старые черновики статей?!. - Улыбка осветила лицо Шантелье, но сразу же исчезла, как только Мадлен спросила про Жака.

- Спасибо твоему отцу!.. - сказал Шантелье. - Он приезжал ко мне! С его помощью мы напали на след!..

Он кивнул Мадлен и зашагал к подъезду.

Как будто тяжелый камень упал с души Мадлен, так легко сразу стало ей от этих слов. Она подпрыгнула на месте и быстро заскакала на одной ноге к подъезду, в котором жила Мария. Надо скорее поделиться с Марией этой новостью!.. Но не успела Мадлен добраться до подъезда, как чья-то рука схватила ее за плечо, и она услышала голос бабушки:

- Идем домой, Мадлен! Мария уже, наверно, уложила своих ребят, и тебе там делать нечего!

Но и сухой тон бабушкиных слов не смог сейчас испортить Мадлен настроения. Перескакивая с одного события на другое, она принялась рассказывать бабушке все, что произошло сегодня. Бабушка часто прерывала ее, заставляя вспоминать подробности. Особенно интересовал ее обыск у Шантелье.

Однако когда Мадлен с радостью сообщила ей, что отец ездил к Шантелье, ее любопытство сменилось гневом.

- Это просто невозможно! - воскликнула она. - Сейчас не такое время, чтобы можно было общаться с коммунистами!.. Он поступил как глупый мальчишка!.. Ему от меня сегодня за это хорошо достанется!..

- Бабушка, милая!.. - обняла ее Мадлен. - Папа ведь должен был сказать правду!.. Надо спасать Жака!..

Сердце старухи невольно смягчилось. Властная и строгая, она не могла долго сердиться, когда Мадлен обращалась к ней с лаской.

- Конечно, Жак ни в чем не виноват! - вздохнула она. - Ну ладно, ладно, не проси. Не буду пугать твоего друга!..

Отец вернулся поздно вечером. Мадлен уже спала. А когда она проснулась рано утром, на столике у ее кровати лежала записка: «Мартышка! Я все сделал, как ты приказала. Теперь мое сердце чисто. Твой жираф».

Жирафом Мадлен прозвала отца, когда еще была совсем маленькой. Он казался ей тогда невероятно высоким.

- Что ты ему приказала? - полюбопытствовала бабушка.

Мадлен улыбнулась.

- Он обещал сделать мне подарок!

- Ты, наверно, считаешь меня дурочкой! - обиделась старуха. - Что ж, теперь я тоже буду иметь от тебя тайны!..

В школе ребята каждый день спрашивали Мадлен про Жака. Даже долговязый Эдмон Далишан, сын владельца бара, который постоянно дрался с Жаком, и тот проявлял участие к его судьбе. На переменке он подсел к Мадлен. Его интересовало, не знает ли она, какой марки была машина, на которой похитили Жака. Ведь по ней можно понять, к какому кругу людей они относятся. Если машина дорогая, значит, это люди богатые, влиятельные, имеющие власть.