— Даже не знаю, что мы будем без тебя делать, Принцесса, — сказал Пол, крепко обнимая ее.

— Я вернусь, — тихо сказала она. Совсем не похожа на Джули — застенчивая и тихая. Должна держать себя в руках. Не представляю, какие крепкие нервы у этих людей.

Затем Пол указал на меня:

— Тот юноша, приехавший последним на велосипеде, — еще один пилот, тот, что застрял в грязи к северу отсюда. Вы, должно быть, знаете друг друга?

Я обернулась. Это был Джейми, ДЖЕЙМИ БИФОРТ-СТЮАРТ. Даже в сгущающихся сумерках, в восковом свете луны я узнала его. В тот же миг наши взгляды пересеклись. Он бросил велосипед, и мы кинулись друг другу навстречу. Он выпалил:

— Мэ... — Едва не назвал меня по имени. Вовремя спохватившись, он плавно исправился: — Милая! — и наклонил меня в лишающем рассудка Голливудском поцелуе.

Мы оба прервались, задыхаясь от нехватки воздуха.

— Прости, прости, прости! — зашептал он мне на ухо. — Первое, о чем я подумал — хоть бы не раскрыть твое имя, Киттихок! Обещаю, больше не буду...

Затем нас двоих накрыло волной дурашливости — мы хихикали, словно полные идиоты. Я очень быстро поцеловала его в ответ, чтобы он понимал, что я совсем не против. Он бросился ко мне, но одной рукой приобнимал за плечо — они все такие, эти Бифорт-Стюарты, ласковые, словно щенки, и жутко привыкшие к подобному. Это не по-британски! Ну или хотя бы не по-английски, но не думаю, что подобное в духе шотландцев. Краем глаза я заметила наблюдающего за нами Пола, который все еще одной рукой придерживал за талию девушку, но он быстро отвернулся и что-то сказал одному парню из наземного экипажа.

— Что-нибудь слышно о Верити? — внезапно спросил Джейми.

Я покачала головой, не в силах собраться с духом для ответа.

— Черт подери, — пробормотал он.

— Расскажу тебе про одно рискованное дельце Пола...

Мы пошли к машине, в которой Амели блаженно уснула на заднем сидении. Митрайет, как обычно внимательно глядя вокруг, сидела на капоте, а на коленях лежал один из ее Стенов. Самолет прибудет лишь через пару часов — приемная комиссия как раз организовывала посадочную полосу, привязывая к палкам электрические фонари. Нам же не оставалось ничего, кроме как ждать и наблюдать, пока не придет время зажечь огни.

— Рискованное дельце? — переспросил Джейми.

— В Париже есть женщина, которая ведет радиопрограмму для Янки, — сказала я Джейми. — Пол спрашивал у нее, не могла бы она взять интервью у гестаповцев из Ормэ, возможно, даже добавить немного пропаганды в их поддержку в свое шоу, чтобы дать понять американским парнишкам на боевых кораблях, до чего же мы бессердечны, раз отправляем невинных девушек в логово врага в качестве шпионов, и как хорошо относятся к ним немцы, словив на горячем. Ведущую зовут Джорджия Пенн...

— Господи, разве не она ведет это кошмарное шоу для Радио Третьего Рейха «Нет места лучше дома», или как оно там называется? Я думал, она нацистка!

— Она... — Я не могла подобрать подходящее слово, кроме «двойной агент», которое не очень подходило, поскольку она была не такой. — Она не посыльный, она не передает послания... Как называли человека, которого король отправлял вперед своего войска и надеялся, что его не убьют?

— Геральд⁶⁶?

— Именно!

Я должна была помнить. Ведь так называется американская газета, для которой она пишет.

— Чем она нам полезна, пока продвигает эту пронацистскую кампанию в Ормэ?

— Она попытается найти Верити, — мягко сказала я. Вот чем занимается эта женщина, эта сумасшедшая американская радиоведущая, и, несмотря на то, что зарплата ей выплачивается нацистским Министерством Пропагандирования в Берлине, она смело идет в тюрьмы и лагеря, чтобы отыскать людей. Иногда. Порой она отказывается. Порой слишком поздно. Слишком часто случается так, что люди, которых она ищет, просто не могут быть найденными. Но она пытается. Она проникает внутрь, развлекает заключенных солдат, и выходит оттуда с информацией. И ее до сих пор не поймали.

Проклятый ветер. Все еще воет надо всей Францией — если бы не он, день был бы прекрасен.

Наконец прибыл самолет, один из Лиззи Лунной Эскадрильи — прекрасный, знакомый фюзеляж с уткообразным носом и аккуратные совиные крылья — втроем нам будет тесновато, но другого выхода не было, к тому же мы не были слишком крупными — но не смог приземлиться. Порывы ветра, пересекающие взлетно-посадочную полосу поперек, достигали сорока узлов, опоры гнулись при приближении самолета, батареи на электрических фонарях садились — в конечном итоге мне, Полу и Джейми пришлось стоять там, выключая фонари каждый раз, когда пилот уходил в поворот, дабы попробовать сесть еще раз. Парень кружил над нашими головами три четверти часа и пытался сесть около дюжины раз, прежде чем наконец сдался. Кажется, слово «сдался» не совсем подходит, ведь кто угодно, имеющий хоть одну извилину, поступил бы так же, а я даже не петляла бы столько, сколько он. К тому времени уже было четыре часа утра, а в Англию пилот вернулся наверняка только к рассвету.

Мы с Джейми знали, что у него не получится. И все равно я чувствовала опустошение, когда он развернулся в сторону дома. Подняв лица к темному небу, мы стояли и смотрели вслед, пальцами сжимали выключатели на фонарях, но спустя несколько секунд он скрылся из виду — и еще минуту-другую слышали знаковый рев двигателя, пока и он не исчез вдали.

Как в конце истории о «Волшебнике из страны Оз», воздушный шар улетел без нее. Я не хотела, чтоб так вышло, я ничем не могла помочь, но по-детски разрыдалась, пока мы шли обратно по полю. Просто хотелось выть. Когда мы добрались до машины, Джейми обнял меня за шею и притянул к себе, чтобы заглушить мои рыдания.

— Тише-тише.

Я прекратила, больше из чувства стыда, потому что даже та радистка держала себя в руках.

Пришлось упаковать все и вернуться так же, как и приехали — все сбежали по своим укрытиям, только вот уже наступил комендантский час, а кур, которыми можно было бы прикрыться, у нас больше не было. Я снова начала рыдать, когда пришло время прощаться с Джейми.

— Ну все, прекрати. Возвращайся в Ормэ и найди Верити.

Я знала, что он места себе не находит от волнения за нее, и, чтобы подбадривать меня, ему самому требовалась недюжинная храбрость, поэтому я кивнула. Большими пальцами он стер слезы с моих щек.

— Умничка. Соберись, Киттихок! Тебе так несвойственны рыдания.

— Чувствую себя бесполезной, — разнылась я. — Весь день прячусь, все носятся вокруг меня, рискуя жизнями, постоянно меня ждут, делятся едой, даже когда на счету каждая крошка, я даже штаны себе не могу постирать... А что будет, когда я вернусь домой? Меня наверняка отправят в тюрьму за обман собственного офицера, хищение самолета КВС и крушение его во Франции...

— Они будут допрашивать нас всех, и мы за тебя заступимся. Они не запретят летать ни одному из нас — страна отчаянно нуждается в ночных пилотах. Ты делала лишь то, что тебе велели.

— Я знаю, что они скажут. Что я безмозглая, глупая, слишком мягкая, что женщинам нельзя доверять мужскую работу. Они позволяют нам летать оперативных самолетах, только когда в отчаянии. И когда мы напортачим, они судят нас намного строже. — Все это было чистой правдой, и следующее сказанное мной — тоже, хоть и немного мелочной. — Ты даже сумел сберечь БОТИНКИ, а мои СОЖГЛИ.

Джейми рассмеялся.

— Они позволили мне оставить ботинки не потому, что я мужчина, — сказал он с таким же возмущением в голосе, какое было у меня. — Просто у меня нет пальцев на ногах!

Я фыркнула от смеха. Джейми мягко поцеловал меня в лоб.

— Тебе нужно присмотреть за Джули, — прошептал он. — Ты же знаешь — она на тебя рассчитывает.

Затем он ненавязчиво позвал:

— Эй, Пол! Поди сюда, скажу пару слов! — Джейми ласково обнимал меня за талию — так похоже на его сестру. Пол приблизился к нам из темноты.

— Раньше пользовались этим полем? — требовательно спросил Джейми.