— Вы правы, лейтенант, — вымолвила она. — Но я решила, что наши люди пригодятся нам на суше — на случай каких-нибудь глупостей со стороны местных жителей. Но, пожалуй, смотр лучше отложить до утра. Сегодня вечером я нанесу визит князю Унузекоме и оценю его умонастроение. Вы можете отправить на берег разведчиков.

Щеки лейтенанта приняли более естественную окраску, выставив напоказ лесенку порезов после недавнего бритья. Он был очень молод — моложе Аминаты, примерно тех же лет, что и Бару.

— Ваше превосходительство… — пролепетал он, наконец–то вспомнив о положенном обращении. — Будет сделано, ваше превосходительство.

Бару сжала губы, чтобы не завизжать от ярости. Смотр должен был стать ловушкой, ключевым элементом ее плана. Но все это предназначалось для спасения множества жизней! Пока морские пехотинцы находились на борту, добраться до богатств было невозможно.

Почему она не доверилась негласному пиратскому опыту князя Унузекоме! Он предупреждал Бару, что ее план не сработает. И оказался прав.

На закате она приказала спустить шлюпку и отправилась к берегу. Чистый Лист — ей удалось настоять на том, что в иной охране она не нуждается — покорно греб полпути до суши, но внезапно у нее совсем расшалились нервы.

— Пересядь на нос, — велела она и забрала у него весла.

Князь Унузекоме встретил их в порту в сопровождении почетного караула, облаченного в легкие доспехи. Они отсалютовали друг другу — резко, натянуто, холодно, как договаривались. Правда, Бару подозревала, что Унузекоме не пришлось притворяться: он взирал на человека–менору с нескрываемой тревогой.

— Один из Очищенных, — объяснила Бару. — Мой телохранитель.

Унузекоме (запястья его были в свежих ссадинах от канатов после недавнего плавания) наморщил лоб.

— Это фалькрестский орден? Никогда о таком не слышал… — Он покосился на человека–менору и снова уставился на Бару. — А он в порядке? Выглядит он как–то отстраненно.

— Не волнуйтесь, — заявила Бару и улыбнулась. — Он абсолютно лоялен.

Она не посмела подать даже оговоренный условный сигнал, означавший затруднение. Лист был слишком зорок.

Может, Унузекоме поймет. Что, если он найдет способ избавить ее от меноры, прежде чем солнце сядет, а Чистый Лист поймет, что она задумала?

Но нет. Они еще ужинали, когда в гавани грохнул взрыв.

Мины раздобыли в Ориати Мбо, а именно — в Сегу. Флотское оружие, разработанное для обороны от возможного вторжения Маскарада, было контрабандой вывезено из страны и переправлено в Ордвинн каперами синдиката Эйоты. Оиатийским химикам так и не удалось догнать фалькрестских соперников и создать вслед за ними безжалостный «Морской пал»[23] или средства улучшения человеческой породы, приписывавшиеся сплетниками Метадемосу.

Но обеспечить колоссальный взрыв они вполне могли: был бы только под рукой корпус покрупнее.

Мины были закреплены специальными фалами — минрепами — на дне гавани еще в часы последнего отлива, а надувные полости и деревянные корпуса заставили их всплыть. Теперь, пока еще не стемнело, ныряльщицам Унузекоме, отобранным из самых верных семейств, оставалось всего лишь обрубить концы и освободить мины. Эти женщины, со смазанной маслом кожей и зажимами на ноздрях, всегда славились своим мастерством.

Бару не сомневалась, что вскоре мины окажутся прямо под днищами кораблей.

Бару изучила их конструкцию — особенно взрывные механизмы, пружинно–бойковые системы, вызывавшие детонацию, когда мина прижималась к обшивке судна. Она была уверена, что все получится. Торпеды Маскарада были гораздо сложнее и капризнее, но ведь работали же.

Возможно, проще было бы взять корабли на абордаж. Но от плана, который требовал успешной атаки на суда, нашпигованные пехотинцами, Бару отказалась наотрез. Морская пехота — даже малыми силами — способна держаться на борту, пока не закончится пресная вода! Фрегаты Ормсмент вернулись бы задолго до этого момента.

Что ж, если нельзя устранить пехоту, нужно действовать по-другому и заняться самими кораблями.

Усадьба князя — «Речной дом» — возвышалась на отвесном берегу, чуть выше живописной бухты. От сюда открывался прекрасный вид на гавань.

Слуги подали ужин на балкон, обращенный к морю. В общем, и Бару, и князь могли наблюдать за тем, как «Маннерслет» сложился пополам и начал тонуть.

Но человек–менора, сидевший спиной к гавани, отреагировал первым. Вероятно, он сразу заметил на лице князя потрясение (а может, признаки удивления либо удовлетворения от выполненной задачи, но не готовности к действию). Так или иначе, но Чистый Лист просто обернулся и взглянул в сторону гавани, ничего более.

— Что? — выдавила Бару и сглотнула.

Мины были устроены таким образом, чтобы взрываться прямо под днищем корабля. Сила их была чересчур мала, чтобы разломить судно, — в лучшем случае взрыв мог бы пробить дыру в медной обшивке и деревянном корпусе.

Однако взрыв вытеснял огромную массу воды: той самой жидкости, которую обычно вытесняет корпус судна. Той самой, которая несет на себе вес корабля.

«Маннерслет» не столько взорвался, сколько рухнул в открывшуюся под ним пустоту — и разломился под собственным весом, оказавшимся куда опаснее мины. Звук, донесшийся до балкона, был совсем негромким — басовитый кашель и треск вдали. Мачты корабля плавно, грациозно рухнули в воду.

— Что случилось? — спросил Унузекоме, продолжая блеф.

Дружинники князя вскинули клинки, чтобы расправиться с человеком–менорой. Но он оказался проворнее.

Очищенный схватил нож и вскочил на стол единым движением, плавным и естественным, точно полет ныряльщицы к воде.

В гавани за его спиной резко накренился на правый борт «Кордсбрет».

— Лист! Стой! — приказала Бару, вскочив и ударившись о край стола.

Но он был таким быстрым!

Чистый Лист подцепил ногой блюдо (фаршированные фазаны в масле) и метнул его в физиономию Унузекоме. Жених Моря завалился на спину, а человек–менора с равнодушным видом прыгнул на него, уже в полете нанося удар.

Бару метнула в него нож, но тот, кувыркаясь в воздухе, ушел далеко в сторону. Прежде ей никогда не доводилось метать ножи.

Мина выскочила на поверхность и с гулким грохотом взорвалась.

Нож человека–меноры вонзился в горло Унузекоме, но один из княжьих дружинников выстрелил очищенному в грудь. Короткое оперение арбалетного болта было абсурдно ярким и подходило скорее для охоты, чем для войны. Человек–менора боком скатился с поверженного князя. Отряхнул руки, разбрызгивая капли крови, и прыгнул с балкона вниз — прямо в реку.

— Найдите его! — закричала Бару, надеясь, что княжьи люди подчинятся ей.

Разорвав ворот Унузекоме, она обнажила его щетинистую шею, скользкую от масла и крови. Он заслуживал лучшего. Совсем не так — вдали от корабля, рухнув на спину от брошенного в лицо фазана, — хотелось бы ему умереть. Не всякая история хороша для князей.

Эгоистическая часть сознания Бару методично отметила: «Менора не бросился на меня — значит, не курсе, что я тоже замешана. Или я ошибаюсь?»

— Кольчуга, — прохрипел Унузекоме. — Кольчугу нож не пробил.

Пальцы Бару нащупали кольчужный ворот под его рубахой. Лезвие соскользнуло со звеньев и нанесло неглубокий, но обильно кровоточивший порез. Рана князя протянулась вдоль шеи и доходила до самого уха.

Бару приложила к порезу льняную салфетку.

— Умно, — прошептала она.

Унузекоме улыбнулся в ответ и скривился от боли.

— Я ведь не над дурнями княжу.

Вокруг кричали дружинники. Кто–то выстрелил из арбалета в реку. В гавани вспыхнул, как вязанка хвороста, «Инундор» Одна из мачт, разломившись посередине, рухнула в воду — по пути пронзив палубу, будто копье.

— Началось?

Бару помогла окровавленному Унузекоме подняться на ноги. — Да.

Ей невольно вспомнился штурман с заячьей губой и его чудесные карты.

Резня в Уэльтонской гавани продолжалась до рассвета. Ордвиннские копейщики патрулировали берег на лодках и со смехом добивали матросов в воде, словно лучили рыбу острогами. Большая часть фалькрестийцев утонула, не добравшись до суши. Остальные теснились на палубах четырех уцелевших кораблей — некоторые мины отнесло течением в сторону, и они еще не взорвались.