Она не может не примкнуть.

Княгиня Игуаке ждала Бару, сидя в центре застывшего в камне водоворота — мандалы из красного и белого мрамора.

— На колени, — приказала она.

Поперхнувшись гордостью, многими днями лесного похода, Бару застыла на месте. Но промедление не привело ни к чему.

Игуаке продолжала любезно улыбаться. Бару не отводила от нее взгляда.

Мощная, великолепная Игуаке с кожей цвета земли под паром любила украшения. На ее золотых браслетах были отчеканены быки и лошади, скачущие вереницами, — живое воплощение красоты и богатства империи ту майя. Сколь ничтожной, должно быть, казалась Бару в сравнении с ней — по-крестьянски поджарая, мускулистая, как чернорабочий, без титула, без детей, без всякой власти.

Бару опустилась на колени и склонила голову.

Игуаке скрестила руки на груди.

— Ты создала восстание из теней, — изрекла она звучным голосом владыки. — Хитрые богатства из бумаги и чернил. Призрачные армии лесовиков, лишенных доспехов. Брачные перспективы при отсутствии довольных любовников и доказательств способности рожать младенцев. Я слушала, как на совете ты предрекала князьям конец, и подумала: может, у нее нет ничего, кроме пустых речей?

Бару открыла рот, но Игуаке сдвинула брови и махнула рукой. Один из стражей ударил древком копья о каменный пол.

Бару была иноземной простолюдинкой на княжьем дворе. И пока еще ей не дали позволения говорить.

— Наяуру предала меня, и я охотно спущу с нее шкуру, — продолжала Коровья Княгиня. Ее драгоценности мелодично позванивали при каждом движении. — Но я понимаю ее. Она мечтает заполучить мои стада и пастбища — так же, как и я сама желаю присвоить плотины и мельницы в свою собственность. Она хочет, чтобы ее дети породнились со мной, а мой род склонился к подножию ее трона. И она решила, что у нее есть шанс получить все это и вдобавок оказаться в фаворе у Пактимонта. Восстания открывают возможности, верно? А какие возможности можешь предоставить мне ты, Бару Рыбачка?

И княгиня указала своей дланью на Бару.

Та заговорила — без злости, без мольбы, взвешивая каждое слово.

— Ты пустила «Армию шакала» в свои владения. Ты дала нам людей и припасы. Мы в ответ разбили Наяуру, когда она пошла на тебя войной. Твои вложения окупились.

Игуаке многозначительно промолчала. Но Бару не сказала более ничего, и княгиня произнесла:

— Однако мой долг перед тобой — тоже призрачная тень. Он существует лишь в нашей памяти. Вероятно, я предпочту забыть о нем: теперь я могу выдать тебя Пактимонту, и в награду они уничтожат Наяуру и пожалуют мне ее земли. Но я могу выслушать ее блеянье, взять с нее виру[27] и вместе с ней истребить «шакалов». — Игуаке разглядывала Бару, точно бракованного жеребенка, неудачного отпрыска призового жеребца. — Сегодня я хотела услышать, что мне предложат восставшие. Но одними тенями тебе, Честная Рука, не перебить цены, которую готов платить Маскарад. Мы не забыли, что случилось с последним из южных князей, который присоединился к тебе: теперь народ Радашича склоняется перед стягом оленя. Мы помним о Дурацком Бунте и об участи тех, кто начал действовать слишком рано. Если ты хочешь, чтобы я рискнула воевать против Пактимонта, ты должна предложить мне реальные ценности.

«Сомнение предателя».

Бару подняла голову и взглянула в глаза княгини. Обдумала и тотчас отвергла последнюю мольбу: «Неужто свобода Ордвинна для тебя ничего не стоит?»

Ордвинн никогда не был добр к тем князьям, которые расплачивались кровью за идеи. Ордвинн привечал тех, кто платил кровью за власть.

И не только Ордвинн, но и весь мир. В конце концов, не Тараноке подчинил себе Империю.

— Я поняла твой вопрос, — сказала Бару вслух. — Ответ последует вскоре.

Ночью Бару призвала Зате Олаке в свой шатер для совета. Войдя, Незримый Князь застал ее за поздним ужином — Бару раздирала руками жареного цыпленка и лизала кристалл соли.

— Садись, — велела она.

Постанывая и покряхтывая, Олаке опустился в кресло напротив.

— Зима совсем лишила тебя инкрастических манер, — усмехнулся он, стягивая перчатки и привычно обшаривая взглядом шатер. — Или ты одичала в обществе Тайн Ху?

— Воспитанность княгини Вультъягской в описаниях не нуждается, — подтвердила Бару, разламывая бедренную косточку. Старик кивнул. — Интересно, кому из нас эта зима далась легче?

— Цинга в лесах против пактимонтской бойни… Трудно сказать! — Старик па миг смежил веки и плотнее запахнул плащ. — У меня было ухо в каждой стене и глаз в каждой лампе. Но всему уже пришел конец. — Короткий шипящий смех князя прозвучал как странное придушенное многоточие. — Видела бы ты улицы по весне. Всюду талая вода мешалась с кровью.

Отложив высосанные обломки кости в сторону, Бару слизнула с зубов костный мозг.

— Ты приказал погубить Мер Ло?

Зате Олаке встрепенулся. Его синие глаза полыхнули в полумраке и сделались лиловыми, словно кровоподтеки.

— Не забывай о военных планах Маскарада, которые я привез. Шифр, которым они записаны, можем прочесть только мы с Явой.

— Твой ответ «да»?

— Дитя мое, я очень давно играю в кровавые игры. Я знаю, как сохранить ценность своей жизни, — уклончиво произнес он.

Бару ободрала цыплячье крылышко.

— Если Мер Ло погубили вы с сестрой, то вы, естественно, хотите, чтобы я поверила, будто это было необходимо.

Зате Олаке устало вздохнул.

— Забудь о покойнике.

— Я веду собственную счетную книгу.

— Повторяю, забудь о нем! — взревел Зате Олаке. Бару вздрогнула, и цыплячье крылышко переломилось в ее пальцах. — Я ли погубил его или нет, была ли смерть твоего секретаря необходимой или нет — какая разница? Сейчас жизнь мальчишки уже не значит ничего! Если ты не сможешь сделать союзниками Внутренние Земли, атака Каттлсона на Инирейн завертится успехом, и его войскам будет открыт путь в сердце территории восставших. Сколько морской пехоты ты перетопила в гавани Уэльтони? Туда явятся еще тысячи! И пойдут на нас, как обозленные пришельцы с того света. Ордвинн висит на волоске.

— На Инирейн? Интересно… — Бару поразмыслила, в уме переставляя фигуры по карте. — Вот каков его план? Он пойдет на восток, дабы закрепиться на реке?

— Он намерен использовать реку для переброски войск в наш глубокий тыл. На этом и строится его стратегия. Если мы сумеем встретить его на заливных лугах Зироха, перед самой рекой… — Морщины вокруг глаз Зате Олаке искривились, будто волшебные письмена, сами собой переводящиеся с одного языка на другой. — Решающая битва принесет нам победу в войне.

— Если у нас будут копейщики и конница.

— Если за нами будут объединенные Внутренние Земли.

Бару отодвинула цыплячий скелет, потянулась… и встала на четвереньки, балансируя на носках и кончиках пальцев рук.

— Годится, — проворчала она. — Я проверила книги. У нас почти нет ни гроша. Чтобы протянуть еще зиму, придется совершать грабежи. А денег нам не хватит даже до осени, особенно если дойдет до осады прибрежных фортов, не говоря уже о Пактимонте.

Старик уважительно взглянул на Бару.

— Полагаю, мы сможем победить Каттлсона в открытом бою.

— Кстати, позволь мне поделиться с тобой кое–какой забавной идеей. Вдруг кто–нибудь прознал, что мы надеемся только на одну решающую победу, и послал тебя с фальшивыми военными планами сюда? Может, этот человек хочет выманить нас в открытое ноле?

Зате Олаке ухмыльнулся, и Бару сразу вспомнила о том, что старик долгие годы провел в Пактимонте, терпеливо, кирпичик к кирпичику, складывая фундамент восстания.

— Какой химией или чем–то другим они смогли бы меня принудить? Прежде чем я сломаюсь, им пришлось бы размотать мои кишки через глазницы. Дитя мое, я предаю заговорщиков исключительно по своей доброй воле.

— А твоя сестра, переславшая нам планы Каттлсона? — отрывисто спросила Бару. — Возможно, такова ее добрая воля.