Бару вообразила себе огромный насос, высасывающий из Ордвинна богатства и перекачивающий их в Фалькрест, а взамен наводняющий Ордвинн фалькрестскими бумажками. Вообразила — и едва нс заплакала в восторге от его красоты. И, естественно же, оттого, что этот насос давал ей власть — силу, способную сорвать с мятежников маскировку и представить их Империи как подарок и доказательство своего таланта.

— Но вы же прекрасно понимаете, что для восстания важны не только деньга и что местная знать куда, менее расчетлива и рациональна, чем вы думаете? — продолжал за нее Мер Ло. — Вам необходимо прочесть монографию Хейнгиль Ри о перспективах союза Внутренних Земель. Она предрекает междоусобную войну только потому, что у Наяуру имеются наследники от князей Отра и Сахауле, которые могут представлять серьезную угрозу для будущего рода Игуаке.

— Хейнгиль Ри считает это важным потому, что и сама — знатного рода. Она чрезмерно зашорена феодальной помпезностью, чтобы свести проблему к базовым экономическим факторам. — Бару вскинула ладонь, предотвращая возражения. — Скоро они начнут превращать свои долги в необходимые для восстания материальные ценности! Ничего, их возня не останется незамеченной! Любые товарные сделки будут за

несены в счетные книги. Итак… — сжав кулак, Бару раскрошила уголек в пыль, хлопнула ладонью о ладонь, отряхнула перчатки и двинулась к своей башне. — Ответы в наших книгах. В числах. Нужно только искать.

И Бару с жаром принялась за работу. Она надеялась, что составит «карту» бунта со всеми крамольными князьями и захлебывающимися в тайнах чиновниками уже к концу дня.

Она обнаружила среди книг целую страницу из записной книжки, исчерканную лихорадочными, неровными строками на афалоне. На сей раз почерк принадлежал Фаре Танифель.

«Они добрались до меня с неожиданной стороны. Объявили безнравственной и негигиеничной, как будто Каттлсон сдерживает аппетиты и отказывает себе в излюбленном лакомстве! Если меня отправят в Погреба на «осмотр», я погибну. Она заявляет, что не в силах защитить меня».

Вздрогнув от ужаса и сочувствия, Бару сложила листок и отложила в сторону.

Надежды ее не сбылись. К закату она не нашла абсолютно ничего подозрительного. Фиатный банк отслеживал, приход, расход, финансовые активы и пассивы княжеств Ордвинна. И в банковских записях ничто не выделялось и не напоминало прелюдию к восстанию. При всех своих недостатках князья оказались скрупулезно честны. Они лишь беззаботно залезали в долги, агрессивно тратили средства и были откровенно туповаты в финансовых вопросах.

Но за что убили Су Олонори? Па то должна быть веская причина! Наверняка он вплотную приблизился к разгадке. А до него — Танифель казнили за коррупцию…

Значит, в чем бы ни заключался фокус, какой бы финт ни проделали заговорщики, чтобы найти деньги, тайна не может ускользнуть от имперского счетовода.

Кто знает, может, Бару даже предстоит стать до некоторой степени соучастником бунтовщиков…

Она почти не замечала головной боли, пока Мер Ло не постучал в дверь, — звук резко отдался в висках.

— Войдите! — простонала она.

— Ваше превосходительство, к вам лейтенант Амината с результатами ревизии банковских хранилищ.

Бару стиснула голову ладонями. Какими сальными сделались ее немытые волосы! Кроме того, целый день она грызла кофейные зерна и сейчас почувствовала настоятельную необходимость дочиста вылизать зубы.

— Пусть войдет.

— Ваше превосходительство!

Войдя в кабинет, Амината отсалютовала и вытянулась по стойке «смирно». Бару откашлялась и от души позавидовала чертовски бодрому и свежему виду Аминаты. Наверное, по пути сюда успела почистить форму или загодя послала на корабль за запасной. Так или иначе, но выглядела Амината безукоризненно. С годами она все так же оставалась выше ростом, а должностные обязанности заставляли ее сохранять силу, грацию, прямолинейность и стремительность метательного копья. В общем, причин избегать ее на борту «Лаптиара» имелось множество.

Бару встала и обогнула стол.

— Все мышцы затекли! Но ничего не поделаешь: я просидела целый день. Итак, приступим к делу. Обнаружены ли расхождения?

— Нет. Материальные ценности в хранилищах точно соответствуют представленной принципал–фактором описи, как количеством, так и качеством. Признаков злоупотребления или растраты не обнаружено. Даже качество металла превосходно, — доложила Амината, подавая Бару палимпсест. — Вот данные сверки.

Бару устало приняла документ.

— Благодарю морскую пехоту за помощь, лейтенант.

— К вашим услугам. Рада сообщить, что дисциплина моих людей оказалась на высоте.

— Хорошо.

Внезапно Бару почувствовала желание душевно и физически опереться на Аминату — на ее безупречную выправку, сияющий мундир и неистощимое терпение. Но это было невозможно. «Амината», — мысленно произнесла Бару и незамедлительно ощутила безумное смущение. Сердце словно превратилось в сгусток боли. Тот безжалостный поединок и яростный выговор (неужели она решила, что речь шла о самой Бару? Но если так, она же ни словом не обмолвилась…), формальный тон и отстраненность — все явно свидетельствовало о злости.

Но позже она предложила Бару свой клинок и привела морских пехотинцев — может, она все–таки подобрела?

— Ваше превосходительство, уже стемнело, — сказала Амината. — Вы совсем заработались. Что, если…

Вероятно, Бару не смогла скрыть удивление.

— Простите за нарушение приличий, — продолжала Амината. — Я еще не использовала увольнение на берег и полагаю, что мы могли бы вспомнить Тараноке, пока «Лаптиар» не ушел…

«И мы не расстались навсегда…»

Желудок Бару сжался в комок.

— У меня есть вино.

— Ваше превосходительство…

Все часы краденой свободы, проведенные вместе в учительской кладовой… Наверное, они все еще чего–нибудь да стоят.

— Не надо, Амината. Зови меня по–прежнему — Бару.

Амината скрестила руки на груди, отставила ногу в сторону и беззаботно улыбнулась.

— Не знаю твоих вкусов, Бару, но мы в порту, а моряку не пристало проводить увольнительную среди конторских книг с бокалом вина.

— Э-э…

Желудок не отпускало. А сердце, похоже, забыло, когда и как ему биться. За Аминату говорил Кердин Фарьер. Кердин незримо присутствовал здесь, в кабинете Бару, и наблюдал за ней глазами Аминаты. И совсем недавно — для того, чтобы спасти себя, хватило одной–единственной фразы…

«Благодарю, лейтенант, но воздержитесь от фамильярностей».

Но, как бы там ни было, а утро вечера мудренее.

— Я только переоденусь, — выдавила Бару.

— Ничего себе вкус! Натуральная моча! — воскликнула Бару, поперхнувшись.

— Откуда ты знаешь, какова моча на вкус?

Бару фыркнула в кружку.

— Я дикарка из диких земель!

— Ладно тебе! В здешнем захолустье мочу пьют только ордвиннцы! — Амината проказливо постучала по донцу кружки Бару. — До дна, до дна, Бару! Еще по одной?

Заглянув в опустевшую кружку, Бару попыталась обдумать предложение. Инстинкт — возможно, впервые за всю ее жизнь — не возражал.

— Да, — ответила она. — Согласна.

— Только платишь ты, — предупредила Амината, опираясь о стойку бара. — У тебя теперь деньжищ — сколько угодно.

— Нет, это работает совсем не так… — Бару нахмурилась. Она понимала, что некоторые темы затрагивать не стоит, и в итоге решила, что о денежных вопросах можно говорить лишь в общих чертах. — Нельзя забывать об инфляции и… Знаешь, я даже не составила требований на закупку перьев и чернил. Столько дел, Амината!.. Я‑то думала, меня ждут сложные вычисления и скучные примитивные обязанности, а получилось — в точности наоборот!

— Для тебя нет ничего сложного! Ты же гений, забыла?

Звучно рыгнув, Амината приняла от бармена еще пару кружек. Бармен старался следовать той же фалькрестской моде, что и изобиженный Бару принципал–фактор Бел Латеман, — фартук, обнаженные плечи, спортивный корсет с распущенной шнуровкой, броский макияж…