Завернув за угол, замерла. Впереди до самых ворот простирался открытый, хорошо освещённый участок. Девушка прислушалась. В домике охраны громко орал телевизор. «Глухие они что ли», — удивилась девушка и невольно возблагодарила небеса за такой подарок. Расчёт оказался верным. Парни смотрели матч. Хозяин был дома, охрана расслабилась. Галя не пробежала, а буквально пролетела расстояние до ворот. Потратив пару минут, чтобы найти хитрую защёлку, запирающую калитку, наконец-то выскользнула на улицу. Через пару домов впереди, она заметила такси с работающим двигателем и помчалась к машине.

   Плюхнувшись на сидение, захлопнула дверцу и хрипло поздоровалась и нервно бросила:

    ― Проспект мира, как можно быстрее.

    ― От кого, дочка, бежишь? ― хмыкнул пожилой таксист, внимательно рассматривая её в зеркале.

   ― С чего вы взяли? ― оторопела девушка и испуганно ухватилась за ручку, готовясь выпрыгнуть из машины.

    ― Ты, девонька, не бойся, не выдам. Я за годы работы всякого навидался. Раз в такую холодрыгу в одной рубашке выскочила, значит, выхода другого не было. Так кто этот гад?

   ― А может я воровка?

   ― И даже не мошенница, ― буркнул водитель, плавно тронув такси с места. ― Чего-чего, а в людях разбираться научился, жизнь заставила. Не хочешь ― не говори, мне твои секреты без надобности. Это я так, к слову спросил. Некоторым бывает надо выговориться. Ох, и везучая ты, ― внезапно заявил таксист, покачивая головой.

   ― Какая там везучая, ― отмахнулась Галя.

   ― Нет, ты сама посуди. Забор вокруг посёлка такой, что мышь не проскочит, опять же, камеры по всему периметру установлены и собак на ночь спускают. Сюда даже вездесущие журналюги не суются. Выбраться из посёлка можно только через КПП. А кто бы тебя такую красивую выпустил? Если бы такси из города пришло, охрана позвонила бы хозяину, запрашивая подтверждение вызова. Порядок у них такой. Тут ты бы и попалась. А так, поскольку я из посёлка еду, машину сильно шманать не будут. Тем более меня тут хорошо знают. Потому и говорю, что везучая. Ты бы, дочка, лучше на пол села. Там у меня пледик, прикройся. Авось успеем проскочить, пока твой ирод опомнится.

    ― Почему ирод?

   ― Вот, вот, ирод он и есть. Только сволочь последняя может заставить девчонку в такую стужу в одной рубашке тикать. Нормальный мужик слово «нет» понимать должен, а не доводить до крайностей. А теперь тихо, притворись обшивкой. Не дай бог, заметят.

   Таксист оказался прав. На КПП машину долго не держали. Мазнули фонариками по салону и пропустили. Такси вырулило на главную дорогу и помчалось в город.

    ― Прошу вас, ― умоляюще пробормотала девушка, ― быстрее.

    ― Не волнуйся, дочка, ― ободряюще усмехнулся таксист, ― теперь не догонят. Время позднее, пробок на дорогах нет. Я тебя мигом домой доставлю.

    «И что за подонок мог обидеть такую славную малышку», ― подумал он сердито. ― «Девочка такая хрупкая. Если б мог, голову открутил бы, она явно лишняя деталь в его организме».

    Только когда машина плавно заскользила по улицам города, внутренняя пружина, сжавшаяся внутри девушки до предела, наконец, распрямилась и Галя смогла вздохнуть полной грудью. С момента побега, Галя держалась на одном адреналине, а теперь пошёл откат. На неё разом навалилась ужасная усталость, а потом её стало потряхивать.

    Мужчина, заметив, что пассажирка дрожит и ежится, будто от холода, хотя в салоне было тепло, включил печку на полную мощь. Он не сразу сообразил, что это нервная дрожь. Несмотря на то, что таксист включил печку, девушку сильно знобило. Её ладошки были влажными от пота, а рубашка противно липла к телу.

****

    Торопливо открыв дверь на требовательный звонок, Мария Васильевна оторопела, и молча отступила вглубь коридора, прижимая руки к груди. В первую минуту, она даже не узнала дочь, от испуга, чуть не брякнув «вам кого». Галя явно была не в себе.

   Девушка как-то неуловимо изменилась. Кожа сильно обтянула щёки и скулы, чётко обрисовав кости черепа, нос заострился. Её лицо, казавшееся скульптурно-безупречным, с другой стороны, было каким-то неживым. В своей каменной неподвижности, оно скорее походило на посмертную маску, чем лицо живого человека. Галя была бледна до полупрозрачности. Сквозь кожу просвечивали тоненькие венки. Глаза запали и под ними залегли тёмные тени. Они горели странным жёлтым светом, в них то и дело вспыхивали лихорадочные искорки. Обычно яркие, пухлые губы были настолько бледны, что стали почти неразличимы. На фоне почти бесцветного лица, резким контрастом выделялись только волосы и тёмные мазки бровей. Мария Васильевна с изумлением уставилась на влажную форменную рубашку дочери, плотно облепившую её плечи и грудь.

    ― Господи, доченька, что случилось? Почему ты в таком виде? Где твоё пальто?

   ― Не сейчас, ― хрипло пробормотала девушка. ― Я в душ, потом спать. Все разговоры завтра.

   ― Но…

    ― Завтра, ― тихо, но непреклонно сказала дочь и глаза её при этом так полыхнули, что мать невольно отступила, как от толчка в грудь. ― Прости, мамочка, ― виновата пробормотала она, заметив реакцию матери, и, сутулившись, побрела в ванную.

    Мария Васильевна пошла в кухню. Она некоторое время прислушивалась к шуму воды. Первым её желанием было кинуться к телефону и позвонить мужу, но она тут же себя одёрнула. С Гриши станется всё бросить, примчаться домой и устроить дочери допрос с пристрастием. Материнское сердце сжалось от тревоги, но какое-то внутреннее чутьё ей подсказывало, что сейчас лучше дочку не трогать. «Нет, надо дать ей время успокоиться, ― решила про себя женщина, ― «когда она немного отойдёт, сама всё расскажет. Это даже хорошо, что Гриши нет». ― Кивнув своим мыслям, Мария Васильевна поставила чайник на плиту.

   Дверь в ванную открылась, выпустив клубочки пара, и девушка еле передвигая ногами, побрела в свою комнату. Она рухнула ничком в слишком огромную для неё одной постель, свернулась калачиком, тихо всхлипнув, накрылась с головой и устало прикрыла глаза. Даже поплакать сил уже не было. Через некоторое время в комнату тихонько прокралась мама. Она осторожно стянула одеяло.

   ― Галчонок, я тебе чайку принесла.

    Девушка не пошевелилась.

   ― Ну, же, солнышко, это поможет тебе расслабиться и уснуть. ― Галя неохотно повернулась и села на постели. Мама тут же сунула ей в руки тёплую чашку. ― Пей, дорогая.

   Девушка сделала глоток и задохнулась:

   ― Боже, мама, что это?

   ― Всего лишь чай с молоком, ― пожала плечами женщина и, протянув руку, откинула с лица дочери влажные пряди волос.

    ― Мама!

   ― Да ладно тебе, подумаешь, немного бальзама плеснула.

   ― Немного! Да тут один сплошной горячий бальзам, слегка забеленный молоком.

   ― Ты по холоду в одной рубашке бегала. К тому же, это поможет тебе расслабиться и быстрее уснуть. Пей, давай, поздно уже. Скоро на работу вставать, а ты только легла.

   ― Но…

     ― Никаких «но». Пей, ― строго велела Мария Васильевна и подтолкнула руку с чашкой ближе к губам дочери.

    Галя покорно выпила, морщась от отвращения.

   ― Вот и молодец, вот и умница, ― удовлетворённо прошептала мама. Она забрала пустую чашку, помогла дочери улечься, подоткнула со всех сторон одеяло, наклонилась и нежно поцеловала.

   ― Спасибо, мамочка, ― уже сонным голосом прошептала девушка. ― Я так тебя люблю. Тебя и папу.

   ― Мы тебя тоже очень любим, солнышко, ― улыбнулась женщина и погладила кудряшки дочери. ― Спи, наше сокровище.

   Женщина вышла из спальни дочери, немного постояла, прислонившись к косяку. Дочь ничего не сказала, но и так было понятно, что она попала в беду. «Ничего», ― решительно пробормотала она, сжав кружку так, что побелели пальцы, ― «найду негодяя и оторву все выпирающие части, чтоб неповадно было». В том, что в беде дочери виноват мужчина, Мария Васильевна почему-то не сомневалась.